Русский Журнал
СегодняОбзорыКолонкиПереводИздательства

Сеть | Периодика | Литература | Кино | Выставки | Музыка | Театр | Образование | Оппозиция | Идеологии | Медиа: Россия | Юстиция и право | Политическая мысль
/ Обзоры / Театр < Вы здесь
Гришковец - это у нас надолго
Дата публикации:  14 Декабря 2001

получить по E-mail получить по E-mail
версия для печати версия для печати

Конец осени и начало зимы в Москве прошли под знаком Евгения Гришковца в Центре имени Мейерхольда. Сразу три официальные его московские премьеры: "Дредноуты" и "по По" в рамках фестиваля NET, и затем, отдельно, "Планета".

"Дредноуты" озадачили. В этом спектакле его, Гришковца, прямая речь с употреблением привычных на улице слов "м...к" или "почитайте, суки", обращенная к прекрасной половине человечества, сменялась порой несвязным бормотанием и жестикуляцией. Для пересказа финала Ютландского сражения слов и вовсе не хватило, автор просто застыл перед залом, разведя руки в стороны. "Что он несет?" - грозно вопрошала соседка, известный театровед из Польши, но мне стало страшно, что ее сейчас растерзают зрители. Но финал в итоге и был беспроигрышным... Зал, как обычно, остался покорен.

Главным же открытием было не то, что мы увидели, а то, что мы не увидели: мы не увидели той наивной радости, за которую некогда зритель без памяти влюбился в Евгения Гришковца. Его вдруг обуяла тоска. Погружаясь в поток сознания, вызванный прочтением книги о том, "как гибнут мужчины", и играя "спектакль для женщин", "который не получился" (цитируется автор спектакля), он как будто вдруг осознал, что корабль, на котором он плыл, оказался "Титаником" (или "Дредноутом").

"по По", постановка Гришковца в Новом Рижском театре под руководством режиссера Алвиса Херманиса, показался весьма интересным. Возникало поразительное ощущение, когда второй актер спектакля Андрис Кейш копировал манеру своего режиссера и партнера, самого Гришковца. В моноспектаклях Гришковец играл "Гришковца", "персонаж, которым был я". В "по По" он словно смотрелся в зеркало, а его отражение, персонаж Кейша, оказался убийцей, почти серийным, но рассказывал о содеянном буднично, копируя милые сердцу гришковцовские интонации и настроение, так же, как извечный персонаж Гришковца, убежденный в собственном обаянии и желающий быть приятным. Иногда мимо проходил убитый им мальчик, довольно неприятная личность, рассказывали о заживо похороненных в склепах и в гробах, а зал почему-то заходился от смеха. В финале антипод "Гришковца" неожиданно пугался, как будто видел свое истинное лицо (или отражение в зеркале?), но испуг так же внезапно улетучивался.

Евгений Гришковец - постановщик собственных сочинений, играет самого себя или дает другим играть то, что ему видится и слышится до такой степени субъективно, что мы не можем отвязаться от его интонации и даже жестов, когда смотрим спектакли других по Гришковцу. Он имел такую наглость, что создал театр самого себя, и все "застряли" в этом театре, и не могут, да и не хотят из него вылезти. Прошло всего четыре года (а ведь, казалось, вечность) со времени его стремительного взлета на московской сцене, и сейчас уже видно, что это увлечение надолго. Чтобы понять, что существует всенародная любовь к Гришковцу, далеко ходить не нужно, загляните на его сайт в Интернете, породивший колоссальный чат.

Пройдены Гришковцом первые этажи творческой лестницы, прошло творческое детство, и наступил переходный возраст. Пора и нам оглянуться назад и попытаться постичь феномен его оглушительной популярности. Вот и дадим Гришковцу, для начала, слово: "Я родился в 1967 году в Кемерове. Учился в Кемеровском университете, поступил на филологический факультет в 1984-м году, окончил его в 1994-м. Отслужил три года на флоте. Поначалу казалось, что служил зря, теперь я играю спектакль "Как я съел собаку", где рассказываю о своей службе".

А теперь это слово отберем и сами вспомним. Лет 10 тому назад в Кемерово он создал театр "Ложа", не сумевший выжить в творческом вакууме, созданном администрацией города. В 1998 году перебрался в Калининград, где и обитает поныне. Еще раньше показал впервые свою "Как я съел собаку" в курилке Театра российской армии.

Гришковец проснулся знаменитым после первого и второго московских международных фестивалей NET - "Как я съел собаку", 1998, и "ОдноврЕмЕнно", 1999 год. В конце 1999 он был удостоен премии "Антибукер" за пьесы "Записки русского путешественника", "кстати", чуть ли не к объявлению лауреата, поставленной в "Школе современной пьесы", и "Зима". А в 2000 году под ликованье зала в одночасье стал дважды обладателем "Золотой маски" - в категориях "Новация" и "Приз критики". Отныне нет более востребованного представителя русского театра, чем он.

Хорошо помню, как во время представления в рамках "Золотой маски" в театре "Эрмитаж" он экспромтом выдал авторецензию на самого себя: "Рассказываю собственную биографию, все время путаюсь, где я, где персонаж". Это всегда театр, где имеется тема и, кажется, любое действие извне сходу превращалось в веселую театральную импровизацию. Даже когда перед авансценой возникала на спектакле корреспондентка с микрофоном, и Гришковец спрашивал: "А вы все время будете так сидеть?" Или набрасывался на подскочившего телеоператора: "Уйдите отсюда, уйдите, я так не могу". Перед нами был актер, играл персонаж, шел 'спектакль.

Свой метод Гришковец называл "новым сентиментализмом". Вроде бы, вас угощал со сцены светским трепом рефлектирующий интеллигент, временами чересчур откровенный, а временами что-то в достаточной степени недосказывающий, то вызывающий у зала смех, то трогающий его до слез. Теперь смех почти исчез.

А ведь как он умел смешить! Когда в "Как я съел собаку" рассказывал про три года на острове, где единственным его реальным действием в защиту русской границы был неприличный жест, который он показал заблудившемуся японскому летчику. Когда изображал этого летчика за штурвалом, с непроницаемой физиономией поворачивающего обратно, зал рыдал от смеха. Или рассказывал о процедуре справления малой нужды шеренгой матросов в море┘ И в это время видели вдали порт Владивосток и входящий в него белый корабль, сияющий огнями. А о подобных пейзажах еще ранее говорил так: "Глядя на такое, русский человек обязан сказать: "Какая красота!".

Наконец в декабре в Москве показана новая пьеса Гришковца и новый его спектакль "Планета"... Порой снова были блестящие и смешные репризы. Но сам рассказ был о любви, одиночестве и надежде. В этом спектакле Гришковец перестал быть морячком и пошел в космонавты. Он облетел вокруг планеты Земля в поисках любви и констатировал печальный факт: "Извините, а любви-то нету".

Некоторое творческое косноязычие сохраняется и здесь, связки между переходами от темы к теме рвутся, и что-то все время не проговаривается и не договаривается. Смешной Гришковец предельно откровенен, опечаленный - закрыт. Словно им наложено табу на какую-то тему, быть может, одновременно - и причину его внезапной грусти. Натыкаясь на это табу в его обычно искренних взаимоотношениях со зрителями, он умолкает. Возможно, это-то и мешает ясности высказывания.

И хотя в финале покосившийся дом выправляется, звезды зажигаются, и вместо мотылька, чтобы было совсем уж волшебно, в комнату влетает космический спутник, и женщина как бы ненароком кладет голову на плечо мужчине, все равно остается подозрение, что финал придуман для зрителей. Как был специально приделан в свое время хороший финал с воссоединением влюбленных для фильма "Вам и не снилось" с Татьяной Аксютой и Никитой Михайловским, песня из которого звучит в этом спектакле Гришковца.

Евгений Гришковец, конечно, во многом ревизионист. Мало того, что он реанимирует детство свое и своих сверстников, то есть производит коллективную ревизию памяти поколения, он сам постоянно переживает заново и на новом уровне тот опыт, который был им нажит в кемеровской "Ложе". "Как я съел собаку" был придуман им еще в кемеровский период, а вот многие последующие спектакли, включая "по По" и "Планету", ведут свое происхождение из спектаклей "Ложи" и являются их переработанным и адаптированным к сегодняшнему его состоянию и положению римейком, таким вот новым осмыслением художественного багажа из прошлого.

Эти реанимации, ревизии и ремиссии Гришковца близки, но не совпадают полностью с ведущим в последние десятилетия стилем ретро в искусстве. Когда Алексей Герман в "Иване Лапшине", или Серджио Леоне в "Однажды в Америке", или наши драматурги "новой волны" семидесятых и восьмидесятых воскрешали ушедшую эпоху, они опирались на иллюстративное наследие, оставленное веком фотоаппарата и кинокамеры. Не случайно и у Гришковца возникает сцена в "Планете", когда он под световые вспышки представляет галерею снимков из семейного фотоальбома. Но главное для него не воссоздать заново, а вспомнить самое типичное.

Так в ткань его спектаклей вплетаются образы, которые, по сути, являются архетипами коллективной памяти поколения. Когда героиня Анны Дубровской из "Планеты" просит по телефону посмотреть по соннику значение предметов в своем сне про школьного учителя, которого ранее никогда не вспоминала, мне представилось, что так поступаем и мы, зрители Гришковца. Мы получаем из его произведений своего рода сигналы-символы, которые немедленно отпечатываются в мозгу у зрителей и - сразу расшифровываются. Все дружно вспоминают собственный поход в школу по утрам, противную учительницу, и яблоко, которое мама дала сыну, отправляющемуся по призыву во флот на три года, вызывает пароксизм жалости и всеобщего сочувствия - потому что, боже мой, как он смог, мальчик из интеллигентной семьи, выдержать такое!

Эти первые образы из "Собаки" были конкретны, все-таки привязаны к собственным воспоминаниям автора, но уже тогда ненавязчивы, и никогда не превращались в манифест. Начиная с "ОдноврЕмЕнно" он подает своим зрителям только знак, сигнал для начала собственного путешествия каждого в коллективное прошлое.

Такими были песни - "Луч солнца золотого" из "Новых приключений Бременских" в "ОдноврЕмЕнно", Элвис Пресли в "Дредноутах" и уже упомянутая песня из фильма "Вам и не снилось" в "Планете". Мне, например, при исполнении "Луча солнца" вспоминаются собственные многочасовые сидения возле стереопроигрывателя "Аккорд" (Рижского радиозавода) над любимой коллекцией детских грампластинок. Но мое воспоминание из детства, возможно, вполне идентичное картинке из памяти сидящего рядом, вызовет у соседа прилив ревности и раздражения, потому что у него же есть свое сопереживание, общее с Евгением Гришковцом, и нечего кому-то в эти его, отдельно взятого зрителя с Гришковцом, глубоко интимные отношения вмешиваться.

В "Планете" зрители с песней получили такое же знаковое послание, вызывающее в памяти знаменитую мелодраму и лучший фильм 1980-го. Надо сказать, последний спектакль Гришковца насквозь символичен, получилось на самом деле "что-то декадентское". И женщина в окне, и обои и абажур за занавесками, и мужчина, предстающий в образе демиурга, зажигающего звезды и управляющего самолетиками и спутником - игрушечными как всамделишными. Каждый жест и каждый образ из этого спектакля (сценография Ларисы Ломакиной) закодированы, но легко поддаются дешифровке. Они могут служить пособием для трактатов психоаналитика - и быть растолкованными с помощью самого обыкновенного сонника. Да и без него можно обойтись.

Это умение проложить мост от себя, от своего "лирического персонажа" к коллективной памяти поколения в каждом из его зрителей, простое интуитивное мастерство и создавало всегда атмосферу особенной интимности сопереживания и сочувствия зала Гришковцу. Мы говорим ему спасибо за радостное или безрадостное детство, которое у нас было, и любим за то, что он воскрешает в нас детей - и сам еще не вырос, и вряд ли убьет в себе и в нас ребенка. И пусть это прозвучит пафосно и совсем по-детски, но каждый из его зрителей становится немного похож на Лиса, которого он, как главный герой Сент-Экзюпери, приручает.

Хотя не понравиться спектакль Гришковца может запросто: например, вы не смотрели "Вам и не снилось", не слушали продолжение "Бременских музыкантов", не любите Элвиса Пресли, и, в конце концов, в плохом настроении или приревновали Гришковца к Анне Дубровской, хотя √ будто предчувствуя такую возможность - ее присутствие на сцене максимально скромно.


поставить закладкупоставить закладку
написать отзывнаписать отзыв


Предыдущие публикации:
Татьяна Рыбакина, У театрального разъезда /09.12/
У этого театрального разъезда, на сегодняшней Ордынке, увы, не встретишь взволнованных игрой зрителей. И спора о достоинствах и недостатках нынешнего Мочалова не услышишь.
Опыт Адомайтиса /05.12/
"Большинство творческих людей выражают в своем творчестве то, чего им недостает. Я не король, но в роли короля на сцене я могу реализовать и утолить свою жажду власти", - говорит знаменитый советский актер.
Ольга Галахова, Банионис в России /30.11/
В Москву известный актер приехал, чтобы убить двух зайцев: сыграть в спектакле "Возможная встреча" в ЦДА им. Яблочкиной, а также сняться в фильме Аллы Суриковой "Только раз бывают в жизни...".
Майя Мамаладзе, Путешествие из Москвы в Киев и обратно /29.11/
Юрко Яценко и Лариса Парис до недавнего времени были единственными в своем роде актерами, режиссерами, сценографами, драматургами-интерпретаторами театра "Д.Ц.Т.Д.".
Татьяна Гамалей, Новосибирск готовится к Рождеству /28.11/
С 9 по 22 декабря в Новосибирске пройдет Четвертый международный Рождественский фестиваль искусств.
предыдущая в начало следующая
Майя Мамаладзе
Майя
МАМАЛАДЗЕ

Поиск
 
 искать:

архив колонки:





Рассылка раздела 'Театр' на Subscribe.ru