Что вы, что вы! Она не блудила. Да и не блуждала даже. Потерялась просто. Говорили ведь, предупреждали. Столько денег потрачено на "Дочь фараона", столько сил, времени. Не губите удачный и, между прочим, самый кассовый спектакль. Неровен час, восстанавливать придется. Как пить дать, придется. И понадобятся новые деньги, новые усилия и время, чтобы наверстать упущенное. Лестно, конечно, чувствовать себя Кассандрой, хотя не оказаться пророком тогда было трудно.

Отчего-то театральные заправилы невзлюбили "Дочь фараона" с самого рождения. Еще в середине позапрошлого века, разругавшись с примадонной Мариинки Каролиной Розатти, для бенефиса которой готовилась премьера, директор императорских театров А.И.Сабуров отменил постановку. Но это был первый большой спектакль Мариуса Петипа, и хитрый француз отстоял "Дочку". Другому французу полтора века спустя это не удалось. Правда, Пьера Лакотта никто и не спрашивал. Нет, когда приглашали-то, очень даже спрашивали. Только приглашали одни, а "кидали" другие.

Выпускник Школы и солист балета Парижской Оперы, хореограф и руководитель нескольких солидных трупп, в том числе Бале де Монте Карло и Национального балета Нанси, Пьер Лакотт известен как лучший реставратор и специалист по реконструкции балетных шедевров прошлого с 1971 года, когда восстановил на французском телевидении "Сильфиду" Ф.Тальони. Потом были "Жизель", "Коппелия" "Марко Спада", "Озеро фей" по Сен-Леону, "Натали, или Швейцарская молочница" по Тальони (этот спектакль шел в 1980 году в Московком классическом балете с Екатериной Максимовой в главной партии), теперь и легендарная "Пахита" в Гранд Опера. Постановку "Дочери фараона" для Большого театра Лакотту заказали при Владимире Васильеве с подачи тогдашнего руководителя балетной труппы Алексея Фадеечева.

Над спектаклем "по мотивам одноименного балета Мариуса Петипа" работали два с половиной месяца. Исполнители (кто лучше, кто хуже) осваивали филигрань французской техники. По эскизам самого Лакотта изготовили впечатляющие декорации, сотни костюмов и несметное число аксессуаров по всем правилам балетно-восточной экзотики - богато инкрустированную раму для главного чуда - танца. Спектакль получился помпезный и зрелищный. Критики критиковали. Зрители голосовали за.

Но - не долго музыка играла. Именно она, музыка, и стала причиной скандала. В Большом сменилось руководство, и новый директор, Геннадий Рождественский, каленым железом выжег, волком выгрыз из репертуара красивый, праздничный, а кроме того, очень дорогой спектакль. Виноват оказался Цезарь Пуни. Виноват в том, что он не Чайковский, не Бетховен и даже не Шостакович. Новый директор, очевидно, не подозревал, что для хорошего (и даже гениального) балета это желательно, но вовсе не обязательно. Над танцами и музыкой Петипа и Пуни работали одновременно. И весь-то грех композитора в том, что музыка его сугубо утилитарна, роль ее была заведомо служебной, а служила эта музыка единственному божеству - танцу (кстати, абсолютно так же, как и сценарий, написанный Петипа и Сен-Жоржем как фантазия на темы "Романа мумии" Теофиля Готье). Танцевальность - вот основное требование, предъявленное хореографом. Об отслужившем без малого два десятилетия "сочинителем балетной музыки" при петербургских императорских театрах, сотрудничавшем, помимо Петипа, с Тальони, Сен-Леоном, Перро авторе 312 балетов, в том числе 35 - для Мариинки, можно сказать так: "Балеты Пуни обнаруживают хорошее знание композитором условий сцены, специфики танца. Его музыка отличается мелодичностью, доходчивостью, ясностью формы, четкостью и многообразием ритмов" (энциклопедия "Русский балет", М., 1997). А можно - что музыка его годится лишь для конных аттракционов. Оно, конечно, кому что нравится: кому - фараон, а кому фараонова дочка.

С тех пор руководство в Большом сменилось еще раз. Лакотта публично попросили не таить на театр зла. Он не затаил. Снова приехал репетировать. И вот - блудная дочь возвращается. Как всякому перемещенному лицу, прописку ей вернут не сразу. Первые спектакли прошли на сцене Кремлевского дворца. Впрочем, не будь этой ситуации, ее надо было бы придумать хотя бы только для того, чтобы воочию убедиться: никто из гастролеров, ни один из репертуарных спектаклей не делает такой кассы. Шеститысячный зал Дворца съездов был полон. Говорят, из-за последней программки любители балета - передрались.

Когда в 1864 году "Дочь фараона" Мариуса Петипа перенесли на сцену Большого театра в Москве, критики заметили, что "танцев в балете много, и все они составлены в современном вкусе, то есть при полном отсутствии содержания и мысли они блестят разнообразием и причудливостью фигур". "Пустота и бессодержательность" в том смысле, в каком за это упрекали спектакль, сегодня, ей-богу, скорее плюс, чем минус. Эдакая затейливая вещица. Милое воспоминание о блистательных феериях времен Петипа, времен крепко стоящей на ногах империи. Не антиквариат, конечно, но глаз радует и соль на душевные раны не сыплет. В то же время - и не добрая услуга из разряда "сделайте мне красиво": качество хореографии это исключает. А что, как не она, как не те самые танцы, есть "содержание и мысль" искусства, называемого балетом?

Так что же показала реанимация?

Пациент скорее жив, чем мертв. Но состояние нестабильное.

Для премьеры Большой театр представил, кажется, все лучшее, что есть сегодня в его труппе. В заглавной партии выступила Надежда Грачева. Аспиччия - безусловно, ее роль. Она чувствует этот жанр, его слегка бакалейную, однако без пошлости, пряность и предлагаемые обстоятельства: не то чтобы мелодрама, а скорее игра в мелодраму. Не рвать страсти в клочья, а все время с улыбкой стоять чуть поодаль, наблюдая за своим персонажем со стороны и демонстрируя зрителю: поглядите только, прелестная, право, вещица. И раскачивающаяся на лиане почти настоящая обезьяна, и уж точно настоящая, фыркающая на весь зал белая лошадь, и бутафорский лев. И мечущий громы и молнии Нубийский царь - отвергнутый жених - какой страшный! И то, что героиня, как и подобает примадонне в старом-добром театре, раз пять или шесть меняет роскошные туалеты, в финале первого акта, например, бежит из родимого дворца в подвенечном платье, а во втором добирается до хижины рыбака уже в пачке. Законы жанра есть законы жанра. Расслабьтесь!.. И все бы хорошо, если бы поначалу балерина не удивила расхлябанными стопами и отрешенностью, которую вернее было бы назвать несобранностью. Полное ощущение, что она попросту не разогрета. Однако, когда дело касается мастера такого класса, как Надежда Грачева, понятно: это - частности, всего лишь недочеты конкретного спектакля.

Многие, думаю, пришли в тот вечер в театр, прослышав, что Таора вместо заранее объявленных исполнителей будет танцевать Николай Цискаридзе. И не просчитались. На этот раз Цискаридзе превзошел себя. Отмерив ровно столько, сколько требуется, истомы и сладости, гвоздики и мускуса, ванили и сандала (и лишь иногда забывая, что он все же не Аспиччия), танцовщик продемонстрировал блистательную технику. В этом не было бы ровным счетом ничего удивительного, зайди речь о танце, русским ногам привычном. Но Лакотт попытался обучить наших танцовщиков мелкой французской пальцевой технике, а эта штука уж точно посильнее "Фауста". В ювелирном деле ее можно сравнить со сканью. Род порхания при железной точности и четкости рисунка. Ажурная легкость металлической вязи. Цискаридзе почувствовал вкус к форме. Он, пожалуй, даже слишком увлекся ею, порой забывая о том, что, мягко говоря, без памяти влюблен, а грубо выражаясь, сгорает от страсти. Партнершу он предпочитал не замечать, будто и в самом деле мумию обнимал. Хотя, надо признать со всем пафосом, любые придирки меркли перед торжеством танца.

Так было и когда на сцену выходили Мария Александрова-Рамзея, и Анастасия Яценко-Гвадалквивир, и блеснувший в вариации из па д'аксьон Денис Медведев. И так не было, если появлялся Геннадий Янин-Пассифонт. Янин, несомненно, прекрасный мимист, его полные юмора пластические реплики очаровательны - он даже обыкновенное кресло выносит со сцены как любимую тещу. Но, как говорится, ценим мы его не за это. Вернее, не только за это. Прежде всего, Янин - танцовщик. А танцев-то у него в этой постановке практически нет. Досадно, и весьма.

А все же праздник танца состоялся. В общем, так сказать, и целом. И не беда, что сбивался кордебалет, что оркестр путался в темпах. Это - дело поправимое. Конечно, если дадут время поправить. Если до мая, когда спектакль предполагается перенести на главную сцену страны, в Большом театре опять не сменится руководство.