Бог весть, сколько времени существует под Холмогорами Архангельской области деревня Пятково. Но лишь для одного из ее жителей название деревни стало прямо-таки символичным. Да-да, не какое-нибудь там Мысково или Крутые Подъемы, а именно - Пятково. Здесь и надлежало родиться первопроходцу (а ныне уже патриарху, хотя по-прежнему enfant terrible) российского современного танца Евгению Панфилову.

Тесная комнатушка при сельсовете в бывшем доме раскулаченных предков, многодетная семья, будни тракториста, армия. Но... как причудливо тасуется кровь! Внезапное (по крайней мере, для всех вокруг) решение - танцевать. Рисковый юнец не пожелал, однако, вместе со всей шестой частью мира стройными рядами шагать впереди планеты всей. Его амбиции из ряда вон выходили. Он выбрал не классический балет, а модерн! Что-то заморское, что-то заокеанское... Словом, что-то не наше.

Сколько же времени должно было пройти, чтобы в юбилейный вечер на сцене солидного Театра оперы и балета с более чем вековой историей вице-губернатор Пермской области во всеуслышание произнесла: "Мы готовы удивляться!"

Как говаривал в другом месте и совсем по другому поводу Аркадий Райкин, пятнадцать лет, пятнадцать лет - весьма внушительная дата. В самом деле - внушительная. Во всяком случае, когда речь идет о Театре Евгения Панфилова, при большом стечении народа отметившем в Перми свое пятнадцатилетие. Строго говоря, дата эта куда внушительнее: самый первый свой коллектив, театр пластического танца "Импульс", Панфилов создал в 1979, еще будучи студентом отделения хореографических искусств Пермского института искусств и культуры. Официальный отсчет театральных сезонов начался в 1987, когда театр получил новое название: театр танца модерн "Эксперимент". В 1992 театр был реорганизован в первый в России частный театр "Балет Евгения Панфилова", а в августе 2000 получил новый статус: теперь это "Пермский государственный театр "Балет Евгения Панфилова".

Собственно говоря, сегодня это уже четыре в одном: основная труппа, "Балет Толстых" (год рождения 1994), Dance-company "Бойцовский Клуб" (2001) и новорожденная "Бель-кордебалет-групп". Все они приняли участие в юбилейном фестивале.

"Бойцовский клуб" показал премьеру "Тюряга", третий спектакль в своем репертуаре. В труппу вошли ребята с улицы, среди них нет профессионалов, и остается лишь гадать, какими усилиями и каким самоотверженным трудом на ниве танца Панфилов и педагог-репетитор Наталья Данилова добились того, чего добились. Прежде всего - стилистического единства. Там, где великой победой считалось бы уже одно только умение владеть своим телом. Не слишком изощренное. Но - явное. Новый опус - не столько даже предмет искусства, сколько проверка потенциала. С одной стороны, в задачи постановщика, безусловно, входило достижение художественной цельности, а с другой, испытание возможностей, "раскрутка" неразработанных профессиональными занятиями тел. Дворовые - "качковые" - навыки своих подопечных Панфилов использует как элемент видео-ряда, в свою очередь эстетизируя их, ненавязчиво стилизуя, претворяя в некий орнамент. В спектакле, что вполне понятно, много агрессии, но от самих исполнителей (в отличие от их персонажей) агрессия не исходит. Сочетание творческой задачи, ребяческой природной наивности и безграничного доверия к мастеру дает удивительный результат. "Тюряга" - не конкретная история и не танц-боевик. Это спектакль-ощущение.

Панфилов вообще большое значение придает ощущениям. Не пластическим иллюстрациям или аналогам словопрений, а именно ощущениям. В "Уроках нежности" в исполнении "Балета Толстых" играет на соблазнительной и одновременно умиротворяющей фактуре. Здесь нет литературной подложки, а лишь законы физики и гравитации. И законы красоты. Панфилов заставляет своих артисток быть красивыми, а зрителя - убедиться в этом. Не заставляет их обучаться виртуозным па, не обламывает под существующий канон. Просто создает для них - новый. Подсказанный самой природой и его профессиональным опытом. Результат - богатство интонационных пластических нюансов и богатство ощущений.

То, что делает Евгений Панфилов, шире танца как такового. Когда-то, в начале прошлого века, о деятельности молодого Мейерхольда в провинции восторженный рецензент местной газеты отозвался примерно так: "Это было настоящее поднятие культуры в городе!". Нечто подобное можно с уверенностью заявить о Панфилове. Он не просто художник, он - культуртрегер. Расширяя сферу своих творческих интересов, он (сознательно или неосознанно) преподает не только уроки нежности, но уроки терпимости, широты восприятия, побуждает по-иному, дружелюбно и с восхищением взглянуть на ближнего. Пусть даже он так не похож на тебя. Панфилов не просто изменил жизнь в городе. Он изменил город.

Театр Евгения Панфилова прирастает экзотическими труппами, к которым он отнюдь не походит потребительски. Изобретательный хореограф не просто использует в своих конкретных целях данные юных качков или кустодиевских красавиц из "Балета Толстых", что было бы вполне понятно и объяснимо на конвейере современного шоу-бизнеса. В здравом уме и твердой памяти он ставит перед собой задачу, казалось бы, невыполнимую и неблагодарную - сделать из неофитов профессионалов. И с успехом с этой задачей справляется.

В чем-в чем, а в здравомыслии Панфилову не откажешь. Сроднившись в восприятии многих с понятием "эпатаж", возмутитель спокойствия, первый танцевальный ню новейшей России, он строит свою жизнь на трезвом расчете, продумывая и десять раз выверяя каждый шаг, принимая во внимание тысячи привходящих обстоятельств. При этом Панфилов не делец, но деятель. Даже создавая разухабистые шоу "для куска хлеба", он не эксплуатирует примитивные, низменные инстинкты зрителя, хотя мог бы, несомненно, делать это с блеском и немалой выгодой. С трезвой долей цинизма относится к результату иных своих эскапад - заведомой попсе, но ни в коем случае не к процессу работы - всякая попса обязана быть качественной. Создавая иногда цыганисто пестрые, "курортные", на грани фола зрелища, не теряя равновесия, балансирует на этой самой грани, подчас такой зыбкой. Первый помощник в этом - природное чувство юмора. Второй - трезвый расчет и, возможно, природная же практическая сметка архангельского мужика.

Чем только не завлекают сегодня публику. Сенсация, острый сюжет, "клубничка". Оно понятно: публика - дура. А артисту есть-пить надо. И это правильно: конечно же, надо. Но вот какая штука. Любой продукт приедается, только хлеб - никогда. Сенсация - она ведь лишь на миг сенсация, завтра - банальность. Повороты сюжета, какими бы разострыми они ни были, скоро наскучат, только повороты мысли всегда новы. А "клубничка" и вообще сильный аллерген. Не случится ли так, что, шагая под лозунгом "Публика - дура", не успеем оглянуться, как ее, и впрямь совершенно одуревшую, калачом не заманишь? Вот тут-то есть-пить точно уж будет не на что.

Панфилов это понимает. Сорвись он в разухабистую, низкопробную развлекалку, начни потакать публике-дуре, завтра им же развращенный зритель не пойдет и на те - главные - его спектакли, ради которых существует Театр Евгения Панфилова. А на этих спектаклях отчетливо понимаешь: его публика вовсе не дура. Она оказывается порой куда более чуткой, чем иные искушенные столичные знатоки.

Зал коллективно балдеет от супершоу-пародии "Russian seduction" ("Русский соблазн") или от шоу-программы "Праздничный коктейль". Лихо отплясывает в финале шоу-транзит "Пермь - Пекин - Рио-де-Жанейро, или Пермские путешественники в Китае бразильской ночью". И тот же самый зал на серьезных спектаклях - это совсем не тот же самый зал.

Центральным событием фестиваля стала премьера "Блокады" в исполнении основной панфиловской труппы.

Из-за прорезей ширмы театра теней, точно тени прошлого, выходят к нам персонажи спектакля. В довоенно-белом. Все еще живы... Но мы-то знаем, что они уже мертвецы - на глазах синие бляшки, точно пятаки, по старинному обряду. Застиранные балахоны на мужчинах не относятся к какой-то определенной эпохе. Цвета каминного жара неглиже сквозь полы замусоленных грязно-бледных пальто на женщинах, словно рваные раны. Девочка с голубым шариком. Апельсины по полу...

Панфилов заставляет артистов выдать все, на что они способны, и даже больше. И оттого такое редкое нынче впечатление глубокого вдоха, свежести и полной отдачи.

Стереотип восприятия, 7-я симфония Шостаковича, "Рио-Рита", "Тучи над городом стали" - и название спектакля вызывает, казалось бы, единственную, очень конкретную ассоциацию. Однако "Блокада" Евгения Панфилова глубже, шире, многозначней, отвлеченнее. Смысловые границы размыты, ощущения - горьки и светлы. Спектакль-сон. Спектакль-морок.

"Блокада" - удача Панфилова, но, надо надеяться, не его судьба.