Тот самый Василий Сигарев, автор мрачного, высоко оцененного в столице, теперь уже знаменитого "Пластилина", молодой провинциальный драматург из Нижнего Тагила, ныне переехавший поближе к своему учителю и кумиру Николаю Коляде в Екатеринбург, написал новую пьесу, отдал ее в Театр имени Н.В.Гоголя, а динамичный и энергичный Сергей Яшин, не тратя лишнего времени, "опус" с интригующим и пугающим названием поставил.

Премьера явилась одной из первых в новом сезоне; успешной и весьма заметной даже на фоне громких театральных скандалов сентября. (Как мы и предполагали, на безграмотный и беспардонный спектакль о Пушкине Безрукова-отца для Безрукова-сына у ермоловцев - пресса обрушилась, подобно тысячетонному леднику. Едва показанный, был снят с репертуара МХАТ "Гамлет" в остром соусе". (Теперь, кажется, неизвестно по какой причине - "возвернут".) И разгорается, набирает шум и ярость актуальная дискуссия о театрах - "проходных дворах", которых все больше в Москве, среди которых наличествуют не только слабые, сирые и малые, но и очень знаменитые, почти "неприкасаемые" для критики коллективы, где ныне может ставить спектакли едва ли не всякий, кто пожелает.)

Работа Сергея Яшина, талантливая и значительная, соотносится со многими проблемами современной сцены, быть может, и известными, "озвученными", но далекими от разрешения и осмысления.

Бесспорно, что новых пьес ныне в переизбытке и что они активно проходят на российские подмостки. Два толстых журнала едва успевают печатать "продукцию". Родились два специально посвященных новой драматргии и режиссуре фестиваля и, едва возникнув, начали воевать друг с другом за место под солнцем. Агрессивный, под зашифрованным названием "НЕТ" (что означает "Новый европейский театр") при полубездействующем Центре им.Мейерхольда, пользуясь перьями критиков-лоббистов, нападает. Более спокойный и основательный, объединившийся вокруг центра драматургии и режиссуры Алексея Казанцева, работает, один за другим выпускает спектакли. (В нынешнем году Казанцев, руководитель Центра, удостоен престижной Премии имени К.С.Станиславского.)

Новые пьесы с их географией "углов", образом "засра...ой" России, которая "во тьме", с их языком - стебом, сленгом, а то и матом, - понятней и ближе молодой режиссуре. Сверстники - сверстников, главным образом, и ставят. Иногда воплощением занимаются сами авторы, претендующие на режиссерский дар. Не удивительно, что спектакли оказываются как бы "равными "пьесам, сохраняя и повторяя их недостатки и накопившиеся штампы, "общие места". Есть еще тип спектаклей, где молодые режиссеры творчеству молодых авторов как бы умиляются, ставят спектакли "с корточек и колен".

Режиссеры-мастера к новым пьесам обращаются редко. Не увлечены или не знают, как их ставить.

Сергей Яшин, мастер темпераментный, яростный, неутомимый, мальчишески подвижный, крикун на репетициях, - уже принадлежит старшему поколению. Его выбор - редкость и риск. Отношение к очевидно способному Сигареву - увлеченное, уважительно и - трезвое. Яшин дал автору "Пластилина" не малую, а большую сцену. Пьесой не только увлекся, но и правильно оценил ее. (Конечно, недурно было бы, если бы в процессе внутренней работы свою долю редактуры внесла и литературная часть. Ухо глохнет, слыша бесконечные "блин" и "блядь"!.. Какой там подтекст! Самый текст и смысл от понимания ускользают. И много длиннот, вялостей. Например, рассказ о явлении Бога роженице не мешало бы изъять. В какой новой пьесе нет такого Бога!.. Однако, как известно, время великих завлитов - бесценных внутренних редакторов, даже соавторов драматурга - вспомним Дину Шварц в БДТ, Лялю Котову в "Современнике", Эллу Левину на "Таганке" - миновало. Завлит сегодня - вне зависимости от возраста и опыта - " мальчик или девочка за все про все".) Новая драма проходит в жизнь, минуя традиционную для нашего театра и в советские, и в досоветские времена внутреннюю редакторскую работу, художественную, а не идеологическую правку. Не потому ли, увеличиваясь в количестве, качественно она не растет и все более обнаруживает единоподобие, культивирует и повторяет самое себя?

Яшин выступил своего рода соавтором драматурга. Не тронув текст литературной правкой (что, повторяю, - жаль!), переставил акценты, смикшировал удручающее сходство с письмом Коляды и выделил в пьесе Сигарева то, что есть в ней самоценного, оригинального, своего. Проредил до прозрачности густо написанный быт (хотя и не такой страшный, как в "Пластилине"); усилил и сгустил фантастизм пьесы, условно решил пространство с вздыбленными в черноте, закрученными в спираль железнодорожными путями (художник Елена Кочелаева); наполнил действие космическими гулами (от проносящихся мимо поездов), придал спектаклю черты современной притчи. В историю о том, как двое юных и предприимчивых торгашей - он и она, которых случай занес в дальнюю российскую даль, дурят голову тамошним аборигенам, продавая ненужные им тостеры, а попав в критическую ситуацию (преждевременные роды девчонки), спасенные одной из местных жительниц, испытывают вдруг просветление, возвращение к добру, - внес ноты щемящей человечности и слабой надежды на наше общее возрождение. (Хотя, как и полагается в новой драме, финал беспросветен, мгновение доброты минует, герои уезжают, не в силах изменить ничего ни в себе, ни в открывшейся им ужасной жизни; оставляют разбитую бутылку с молоком для новорожденного, которое, смешавшись с грязью, становится "черным".)

В спектакле Яшина замечательно играют актеры - на пределе самоотдачи, яростно и беззаветно тратя себя, - исполнители главных ролей - Иван Шибанов - Левчик, Наталья Маркина - Кассирша, Алексей Сафонов - Мишаня, но в особенности - Алла Каравацкая (нынешняя Нина Заречная в театре им. Гоголя) - прекрасное открытие последних московских сезонов, трагическая актриса в полном смысле слова, вызывающая потрясение в зале мольбой остаться, помочь людям, начать что-то делать в России; в финале - устрашающим, не по своей воле возвращением в привычную жизнь, где она будет не прежней, а худшей, более опасной и жестокой.

Однако сердцевину спектакля, его оправдание и смысл чувствуешь не только через главных персонажей, а в том, как решает Яшин образ толпы. Не бытово, не по отдельным фигурам, хотя они и видны, и сыграны, и запоминаются. Слагая всех в некое доведенное до отчаянья и не ожесточившееся, страдающее, стенающее и чем-то трогательное множество, Яшин заставляет нас вспомнить не Коляду и других, у которых толпа всегда - быдло, а светлое имя Андрея Платонова, страдавшего за людей.

Спектакль уже вызвал лестные оценки. В добавление - еще одна. После него я почувствовала перспективу "новой драмы", впервые поверила, что может быть, и у нее будет театральная судьба, жизнь во времени и для людей, а не краткая вспышка в нынешний смутный и тяжкий для России миг.