Русский Журнал / Обзоры / Театр
www.russ.ru/culture/podmostki/20021115.html

Театр времен террористического интернационала
Владимир Забалуев, Алексей Зензинов

Дата публикации:  15 Ноября 2002

"Календарь Москвы заражен Кораном".
Иосиф Бродский. Речь о пролитом молоке, 1967

1

Глубоко символично, что события с захватом заложников в Москве развертывались на Дубровке. Если помните, Дубровкой назывался тихий (вероятно, дачный) поселок, в который от греха подальше уехала семья Семена Семеновича Горбункова, стопроцентно советского персонажа классического советского фильма "Бриллиантовая рука", снятого в золотые, безмятежно-беспросветные годы брежневского правления.

Прошлое бьет в прицел. Семен Семенович ценой сломанной ноги вырвался из рук шайки обаятельнейших контрабандистов и нераскрытого до самого конца фильма безликого Шефа. Заложников бараевской банды, за спинами которых тоже маячили неведомые нам заказчики, ждала иная судьба.

"Грубая аналогия!" - скажете вы. Ну почему же. В ноябрьские праздники, отмечаемые ныне под патронажем новоявленных святых братьев Согласие и Примирение, во МХАТе прошла премьера спектакля "Терроризм" Кирилла Серебренникова по пьесе братьев Олега и Владимира Пресняковых ("этнических персов родом из Екатеринбурга", как не преминул отметить один из критиков, неосознанно намекая на шиитские корни террора, порожденного воображением авторов).

Спектакль уже получил десяток отзывов в СМИ. Ни у одного из рецензентов не вызвал идиосинкразии авторский тезис, что терроризм стал универсальной составляющей нашей жизни, от быта и до высокой политики.

2

"Террор" в переводе с латыни означает "ужас". В русский язык это словечко в латинском написании "Terror antiquus" и русском значении "древний ужас" ввели философ Бердяев и художник Бакст - на его картине была изображена гибель то ли критской цивилизации, то ли Атлантиды.

Слово использовали, чтобы обозначить первобытный ужас человека перед природой. Любителей бросать бомбы в кареты, взрывать зимние дворцы и устраивать крушения на железных дорогах тогда называли "бомбистами", "динамитчиками" или просто - "революционерами". Для общества рубежа тех веков война была слишком рядовым состоянием, чтобы, говоря об убийстве нескольких десятков человек, использовать категории Рока.

И только позже - начиная с промежутка между двумя мировыми войнами, и особенно - в последующие полвека их отсутствия, - термин "террористический акт" (то есть "акция устрашения"), а затем и само понятие "террорист" (исполнитель акции) вошли в разговорную речь.

3

Пока в Европе господствовало христианство, воинствующие попытки переустройства мира не могли получить симпатий общества. "Богу Богово, а кесарю - кесарево", а значит, результаты успешно совершившихся переворотов и победоносных войн признавались автоматически, и нужно было подчиняться вновь установившемуся порядку. Неудачливые бунтари-нонконформисты сохраняли прописку исключительно в народном фольклоре - всякого рода робин-гуды и прочие стеньки-разина-работнички воплощали мечту низового сознания о всеочищающем и всеуравнивающем хаосе мятежа.

Джордж Гордон Байрон, хромой выходец из захудавшего аристократического рода, первым обосновал эстетическую и этическую значимость бунта против системы. Созданную им галерею "культовых", как сказали бы сейчас, персонажей (Каин, Манфред, Гяур, Корсар, Чайльд-Гарольд и другие) отличает одна общая черта - все они внесистемные маргиналы. Их мятеж против окружающего мира не может увенчаться удачей - потому что удача и установление нового порядка означали бы поражение идеи перманентного бунта.

Библейских и ориенталистских отщепенцев, равно как их европейских аристократов-эпигонов ("лишних людей" в российской традиции), сменили социально ориентированные "гости из будущего" - революционеры. В сентиментальной русской любви к войничевским оводам и андреевским повешенным воедино слились традиции народной жалости к убогим и самоубийственный импульс российской элиты, одуревшей от векового безделья.

Вместо того чтобы безжалостно ампутировать эту опухоль из национальной культуры, интеллигенция прикладывала к ней грелку гуманизма, так что, в конце концов, никакая операция уже не могла помочь. Чуковский в своих воспоминаниях пишет, как вместе с Короленко, жившим по соседству, он не спал ночами и даже плакал, перечитывая судебные отчеты, а потом организовывал сбор подписей под письмами протеста против столыпинской практики удушения революции. Литераторов нисколько не волновала практика эсеровского подполья, и ни слезинки не выдавила из них история дочери Столыпина, оставшейся калекой после взрыва в особняке отца. Когда Короленко наконец-то очнулся и принялся писать письма протеста уже большевистским вождям, революционное "право на бесчестье" было принято повсеместно.

В советские времена подвиги убийц-альтруистов канонизировали. На генеральных планах городов появились улицы Халтурина, Засулич, Боевиков. Но право на индивидуальные и массовые убийства и на террор как таковой государство присвоило себе.

4

С окончанием эпохи Больших Лагерей и Массовых Чисток, плавно перетекшей в хрущевскую оттепель и брежневский застой, обозначился цивилизационный отрыв российского общественного сознания от западного.

Руководство стран коммунистического блока щедро подпитывало "антиколониальные", "национально-освободительные", "революционные" и прочие внесистемные движения в странах третьего мира. Борец за национальную независимость стал культовой фигурой советского искусства. При этом сама советская система была еще достаточно сильна и консолидирована, чтобы пресекать на корню любые террористические поползновения на одной шестой земного шара.

Всплеск левацкого терроризма на Западе был для нас чем-то вроде индийских фильмов или американских вестернов - экзотикой со стрельбой и похищениями. В стране омертвелого быта, где броделевское "длительное время" из инструментальной метафоры для историков превратилось в повседневный фактор существования, "разгул экстремизма", как писали о газеты, к примеру, о "красных бригадах", привносил в пресное повседневное существование перчика. На эти темы рассуждали примерно, как героиня из книги Алана Маршалла "Я умею прыгать через лужи".

"У Мэри были черные волосы и карие глаза; в любую минуту она была готова сорваться с места, чтобы кому-нибудь помочь. Она заявляла, что станет миссионером и будет помогать бедным чернокожим. Иногда она решала отправиться помогать китайским язычникам, но ее немного пугало, что она может стать "жертвой резни". В "Вестнике" иногда печатались картинки, изображавшие, как дикари варят миссионеров в горшках, и я сказал ей, что лучше стать жертвой резни, чем быть сваренной заживо; я был убежден в этом главным образом потому, что не знал значения слов "жертва резни".

Тогдашняя беспечность, под стать детской оскомине от "Клуба веселых человечков", кажется сегодня непостижимой, но ведь так оно и было. Никто, кажется, не вспомнил, что у Ивасей, авторов "Норд-Оста", была песенка-пародия на сообщения о терактах.

Вижу - верят, вот те на!
Ах вы, бяки-буки!
- Эй, товарищ старшина,
Уберите руки!
А не то на воздух зря
Мы взлетим нечаянно,
Вот такой в натуре я
Террорист отчаянный.
Я в Европу, мол, хочу,
К господам и дамам,
И для верности стучу
Желтым чемоданом.
А в чемодане кружка с вилкой,
"Крокодил" за прошлый год,
Да початая бутылка,
Да засохший бутерброд,
Да три пачки маргарина,
Да хренок с редискою,
Да полпуда мандарин,
Что брат достал по списку мне.

Возможно, Георгий Васильев, пробывший с заложниками "Норд-Оста" все три дня, и Алексей Иващенко, сумевший сбежать от боевиков, однажды расскажут, как переменилось у них отношение к слову "терроризм" - и это будет очень поучительная история.

5

Похищения заложников в Чечне и других республиках Северного Кавказа, "предвыборные" взрывы 1996 года, казалось бы, должны были приобщить россиян к еще одному достижению западной цивилизации.

Но и здесь мы пошли иным путем. Оказалось, что российское общество слишком травмировано десятилетиями (если брать только советский период) государственного террора. К реакции на всякий новый теракт примешивалось смутное подозрение, что за ними стоит не частная и не корпоративная, а вполне государственная инициатива.

Кроме того, взращенное марксистской идеологией преклонение перед борцами за национальную независимость оказалось не так-то просто вытравить. В результате Басаев и Радуев в глазах общества были не только и не столько "бяками"-террористами, но и отчасти героями сопротивления . Все ждали, что вот-вот появится кавказская женщина с каким-то "белым платком", сотканным фантазией наших правозащитников, бросит его и остановит кровопролитие. А вместо этого в Москву приехала "сестра" с поясом шахида.

Конечно, общество считало чеченских боевиков врагами - но по гуманистической привычке, доводимой до экзальтации главным еврочеловеком лордом Джаддом, все время склонялось к тому, чтобы в формуле "Казнить нельзя помиловать" поставить запятую перед третьим словом.

После Дубровки мы начали срочно исправлять пунктуацию.

6

Общепризнанно, что современный терроризм - любимое дитя телевидения. Наряду с голливудскими боевиками и триллерами, а также созерцанием мировых погодных катастроф, это один из механизмов поддержания стабильности общества "золотого миллиарда".

Терроризм и массовая культура находятся в тесной связи. Наиболее очевидный и бросающийся в глаза пример взаимной раскрутки - НТВ и чеченские "повстанцы" в 1995-1999 годах. На Западе аналогичным путем шло CNN - через эксклюзивную трансляцию бомбардировок Багдада, расстрела Белого дома в Москве, крупные планы "сербских зверств" в Боснии (подстроенных, как потом оказалось, самими мусульманами).

Для телезрителей Западной Европы репортажи о чеченских и палестинских терактах, равно как о "государственном терроризме" России и Израиля, примерно то же, что и "мыльные оперы" для домохозяек, - они помогают маленькому европейскому человеку не озвереть от рутины существования, вовлекают его в чужие жизненные коллизии, позволяют обывателю проецировать на чеченцев и палестинцев собственные фобии и комплексы, а власти - канализировать общественное недовольство на внешние объекты: Россию, Израиль, отчасти - США.

Когда же наиболее продвинутые представители угнетенных народов на "боингах" врезаются в архитектурные символы "золотого миллиарда" и вместе с собой уводят на тот свет тысячи сочувствующих им обывателей - массовое сознание отказывается работать.

Для подавляющего большинства европейцев 11 сентября остается телекартинкой, видеоклипом MTV, не имеющим отношения к реальной жизни.

7

Если генеральным промоутером терроризма являются СМИ, то в жанровом смысле он ближе всего к театру. В отличие от фильма с жестко заданной конструкцией монтажных фраз, концерта с его дискретной структурой, реалити-шоу, которое, как вторая часть "Застеколья", может кончиться ничем, теракт обладает отчетливой драматической структурой.

В одной из статей РЖ теракт уже сравнили с античной трагедией. Однако режиссура акции по захвату заложников в ДК на Дубровке заставляет задуматься о сходстве с мюзиклом. А мюзиклы бывают не только оптимистическими (тот же "Норд-Ост", выросший из героического оптимизма каверинских "Двух Капитанов", скорее, исключение из правил), но и сентиментально-трагическими (как "Нотр-Дам-де-Пари", где трагедийность романа Гюго огрублена до "жестокого романса").

Современный театр и современный террор ориентированы на одну и ту же аудиторию, и свидетельством тому самый верный - кассовый - показатель. Во время событий на Дубровке зрителей в театральных залах заметно поубавилось. Что характерно, максимальный спад пришелся именно на мюзиклы, самый массовый, самый широкий по охвату публики театральный жанр. Финансово обеспеченный обыватель - основной потребитель мюзиклов, как и в 1993 году, предпочел выдуманной истории современную разновидность гладиаторских боев в телеэфире. Впрочем, театральные продюсеры не намерены сдаваться: пресса пишет, что возрожденный "Норд-Ост" будет ездить по стране - как когда-то фронтовые бригады на передовые Великой Отечественной.

Театральное начало терроризма нашло в эти дни еще одно ярчайшее проявление. Коллективным лицом чеченского национал-освободительного террора стали два человека театра - бывший актер Ахмед Закаев и ярчайшая представительница британской актерской династии Ванесса Редргрейв. В союзе дочери одного из лучших британских исполнителей роли Гамлета и чеченского лицедея западноевропейская традиция к рефлексии естественным путем эволюционировала до мазохистского, чисто женского преклонения перед кавказским мюридом.

Общеизвестно, что индивидуальное стремление к суициду является одной из главных тем искусства, а групповое - одной из движущих сил мировой истории. Опыт крушения Римской империи и нынешние конвульсивные маневры западноевропейского "Титаника" наглядно демонстрирует, что для пассионарных этносов инструментом поиска смерти является война, а для "уходящих" наций - принципиальное бездействие перед лицом смертельной угрозы.

Если мы вернемся тому, с чего начали - к "Терроризму" братьев Пресняковых, - и сравним российскую "новую драму" с пьесами "новых драматургов" Западной Европы, то увидим как минимум одно крайне существенное отличие. Разрушительная ненависть персонажей Сары Кейн, Мариуса фон Майербурга и иже с ними направлена прежде всего на самих себя, на свой мир, на свою цивилизацию.

Злость пресняковских бытовых террористов, бунтующих подростков Василия Сигарева, исторических персонажей Олега Шишкина сконцентрирована на внешних обстоятельствах нашего существования. И за стихийным бунтом против мира, выраженным кольцовской формулой: "размахнись, рука, раззудись, плечо", таится совершенно очевидное устремление в будущее.

Создается впечатление, что на рубеже веков Запад и Россия поменялись ролями. Бесовщина русского самоедства, словно СПИД, поразила Европу, а Россия наконец-то освоила присущую западной цивилизации способность жертвовать "другими" во имя собственного спасения.

Кто-то скажет: "До чего же мы деградировали!" Кто-то: "Значит, не все еще потеряно - у нас есть шанс!"