Шведский хореограф, профессором Высшей балетной школы Стокгольма Эва Лилья √ о танце и о себе

Русский Журнал: Вы второй раз приезжаете на гастроли в Москву. Известно, что вы показываете свои работы не только на сцене, но часто в самых неожиданных местах - на плывущих по реке плотах, в заводских цехах, на вокзальном перроне. Премьера вашей последней работы, "Город Евы", была недавно сыграна в крупнейшем универмаге Стокгольма┘

Эва Лилья: Действительно, я много лет выбираю для своих работ открытые публичные места и за годы совместного творчества со своей группой исполнителей приобрела в этом огромный опыт. В "Городе Евы", который в Москве будет сыгран как первая часть нашего представления в прозрачном фойе театра Анатолия Васильева на Сретенке, я использую этот опыт, играя спектакль, как мы привыкли, в открытом пространстве. Мы выстроили три сцены, как будто это три разных дома, находящихся, может быть, в разных городах или разных странах. Так можно показать, выставить на обозрение настоящую жизнь людей.

Я показываю это зрителям, а зрители делают свой собственный выбор - как с этим встретиться: быть в отдалении, подойти ближе, походить вокруг, постоять некоторое время или побыть совсем недолго. Это то, что касается построения спектакля. Если говорить о внутренней теме, то я давно занимаюсь взаимоотношениями между мужчинами и женщинами. Это три дома, жилье, и пара в каждом. Мужчина и женщина. Это три разных темперамента, три разных связи, три разных истории взаимоотношений.

Чем меньше люди подготовлены к такой встрече с танцем, тем это интереснее. Не зная, что вас ждет, вы сильнее переживаете, ваши эмоции резче, определеннее.

РЖ: Вы выбираете неожиданные площадки, чтобы найти новую аудиторию? Или это √ своего рода испытание для аудитории, которая обычно не смотрит танцевальные представления?

Э.Л.: Мне хочется предложить аудитории новый опыт в танце. Я думаю, что особенность в том, что у аудитории становится больше ответственности за саму нашу встречу. Ты можешь решить, стоять ли, идти ли, или просто пройти мимо. У каждого появляется выбор: подобраться ближе или остаться на расстоянии, походить вокруг и посмотреть эту часть представления с разных углов. В этом - главное отличие того, что делаем мы, от обычного спектакля.

РЖ: В чем здесь интерес для хореографа?

Э.Л.: О, это же колоссальное испытание! Так много всякого, что может случиться. В сценической коробке, в театральном пространстве ты в сравнительной безопасности, потому что знаешь, где посадят зрителей, ты можешь предусмотреть угол зрения, возможности восприятия, звук и так далее. Но когда ты работаешь в общественном месте, там так много вещей, которые могут взаимодействовать с представлением сами по себе, так что это действительно несколько рискованно. Но интересно.

РЖ: Что собой представляет вторая часть гастрольного представления - балет "Крайняя белизна"? И как он связан с вашим путешествием в Арктику?

Э.Л.: В Арктике я встретилась с самым красивым пейзажем, который я когда-либо видела. Я встретилась с невероятной красотой, с источником неземного наслаждения. Абсолютная белизна. И еще я встретилась... с сопротивлением поверхности льда. Итак, что я там на самом деле делала: я двигалась. Я танцевала на льду, я заставляла двигаться мое тело по льду. Я боролась с холодом, с ветром. Иногда ветер был такой сильный, что требовалось немалое усилие, чтобы устоять прямо.

"Крайняя белизна" - это не попытка визуализировать обстоятельства, пейзаж или что-нибудь в этом роде, но это сосредоточение на том, что происходит внутри, что происходит. Например, когда я нахожу, что движения становятся слишком... напряженными и вступают в борьбу с ветром, с природой, я испытываю что-то очень мне знакомое, из обыденной жизни, в которой приходится тоже бороться, но наша повседневная борьба, конечно, лишена арктической экзотики. Или когда на вас опускается одновременно страх одиночества, холод и тьма безысходности, понимаете, вы можете только собраться в комок и действуете в каком-то отчаянии. Только потому, что слишком тяжело вообще что-то сделать. В общем, это по-настоящему интересно, когда вы можете обнаружить соотношение между внутренним и внешним опытом. Внешний пейзаж соотносится с пейзажем внутренним. И я думаю, что это самая существенная вещь в представлении, потому что, если вы действительно отваживаетесь показать и представить крайность своего состояния, в вашем представлении каждый найдет нечто очень понятное ему и близкое.

Мы не похожи на людей, живущих на Севере, вроде бы занимаемся похожими вещами, но наши жесты √ разные. Какая разница между людьми, живущими в разном климате или другой культуре? Постепенно, когда я собирала сведения о Севере, даже Севере Швеции, становилось очевидно, что дело в движении, которое, чем дальше к Северу, становится все более и более лимитировано. Не меньше движения или жестов, но сами жесты - ограниченнее. Слова сокращаются, цвета ╚сокращаются╩. Все краски внутри, и все, что окружает, как-то уходит внутрь, прячется внутри. И это также была одна из причин, из-за которой я хотела поставить себя в крайность льда, чтобы увидеть, какого рода опыт я представлю в танце.

РЖ: Думаете ли вы, что "Крайняя белизна", это представление, которое будет понято и ╚южанами╩?

Э.Л.: Конечно. Так или иначе. Я прочитываю мир со своей точки зрения, с моего аванпоста. Вы прочитываете с вашей, а другой человек в Москве прочитывает совсем иначе. Каждый пользуется своим собственным маленьким опытом. И каждый что-то да понимает.

Беседу вела Майя Крылова