Жизнь интереснее. В том смысле, что сами выборы интереснее, нежели их отражение в искусстве, будь то драматический театр или же балет, который, правда, до сих пор никакого интереса к предвыборному и выборному процессу не обнаружил.

Даже так: интерес жизни - в лице ее активных действующих лиц - к театру, к иным видам искусства интереснее, нежели скромное любопытство театра к жизни, к ее политической стороне и даже политическому закулисью. В живописи что-то такое вроде бы намечается, художники - независимо от пола, национальности и своих политических воззрений - с увлечением смотрят в сторону Кремля, в буквальном смысле живописуя депутатов Государственной думы и членов Совета Федерации, видных политиков и бизнесменов (чьи портреты можно увидеть и в Галерее Шилова, и ныне в Манеже, на международном съезде галеристов).

Интересны подробности посещения Путиным киноконцерна "Мосфильм", Российской государственной библиотеки, Государственной Третьяковской галереи: что там сказал Владимир Владимирович кинематографистам, с чем сравнил кинопроцесс (как известно - с сельскохозяйственным), что в ответ предложили творцы (посадить пять-шесть пиратов...), кто сидел в читальном зале "Ленинки", когда мимо проходил президент, и т.д. Конечно, все это занятнее, нежели "сочиненные" ходы спектакля и пьесы "Дня выборов", в непосредственной близости от выборов выпущенного в комическом театре "Квартет И".

"Организаторы процесса" пытаются искусственно подогреть интерес к искусству с "политической подоплекой", ставят "Олигарха" Павла Лунгина в прайм-тайм праздничного телеэфира 7 ноября. Не помогает. Не было такого, чтобы наутро в метро или другом общественном транспорте кто-либо обсуждал художественные или политические достоинства или последствия актуального киноискусства. И о съемках продолжения этой политической киноэпопеи Лунгин ничего не говорит. Вернее, говорит, что пока в его планах такой картины нет.

Драматурги почти не пишут о политических баталиях и вообще - о политике. Театры - почти не ставят. Театры не ставят, потому что драматурги не пишут, драматурги не пишут - наверное, потому, что не надеются на постановку. А политический театр - продукт скоропортящийся (см. опыты отечественных специалистов и их европейских коллег). Можно вообразить, что кто-то - смеха или ностальгической ноты ради - обратится сегодня к "Премии" или же к другой какой производственной драме Александра Гельмана, можно даже предположить, что из этой затеи получится нечто путное, но в длительности успеха придется уже усомниться. Некоторое время назад Гельман пришел в студию "Маяка-24", и тогда радиослушателям было предложено пофантазировать и досочинить продолжение его пьесы "Заседание парткома" (она же - "Премия"). Одна радиослушательница придумала весьма остроумный сюжет: бригадир Потапов не останавливается на достигнутом, он продолжает свою борьбу за справедливость на стройке, идет на выборы, становится крупным политиком, лидером фракции или целой партии и т.д. "А как на стройке?" - перебила фантазию собеседницы ведущая разговора. "На стройке все остается по-старому".

По-моему, замечательный сюжет. Чем не повод для новой пьесы? Но Гельман особого интереса к такому римейку не проявил.

При этом он - едва ли не единственный, кто, если угодно, сделал первый шаг в "заданном" направлении. Вернее, в том направлении, которое большинству давно уже казалось тупиковым. О депутатах на нашей сцене если и говорят, то мельком, между прочим, когда "парламентская деталь" украшает или оттеняет основную авантюрную интригу (пьеса итальянца Альдо де Бенедетти "Сублимация любви" в Театре п/р О.Табакова).

Пьеса Александра Гельмана называется "Профессионалы победы". Одноименный спектакль вышел год назад в Новом драматическом театре, к нему приписан, хотя по типу организации это представление вполне можно было бы приписать к антрепризе: главные исполнители в спектакле Вячеслава Долгачева - Лев Дуров и Борис Щербаков - приглашенные звезды.

...Лето 2017 года. Убит президент России Петр Дубов. На внеочередных президентских выборах должен победить его сын, Олег Петрович Дубов. Так решил Ефим Макарович Миндлер, советник прежнего президента и, судя по всему, вершитель всех российских судеб. Одновременно он как-то связан с дальневосточной мафией, ставленником которой, судя по всему, был Дубов-отец. Так начинается новая пьеса Александра Гельмана "Профессионалы успеха". Несколько лет тому назад он принес эту пьесу, а вернее, только первое действие, во МХАТ имени Чехова, показал Ефремову. Олег Николаевич решил ее ставить, но не успел. Вячеслав Долгачев, при Ефремове работавший штатным режиссером во МХАТе имени Чехова, пьесой Гельмана начал свою жизнь в Новом драматическом театре.

Однако первого действия ему показалось мало, и Долгачев попросил Александра Гельмана написать продолжение. В окончательном варианте пьеса по всем признакам напоминает детектив: на выборах побеждает не сам Олег Дубов, а его двойник... Ну, и т.д.

Существенное различие: у Гельмана пьеса разворачивалась в "интерьерах" 2009 года, а Долгачев ради еще большего обострения всех политических подробностей (так, во всяком случае, объясняет эту метаморфозу он сам) перенес время действия в год столетия Великого Октября.

На премьере складывалось ощущение, что спектакль в Новом драматическом спешили выпустить к "красному дню календаря" (как - совершенно очевидно - спешили к выборам сочинители "одноименного" "Дня выборов"). Сценография Владимира Боера, костюмы были теми деталями, которыми вполне можно было пренебречь.

Однако же у спектакля Нового драматического театра имеется достоинство, которого лишены почти все нынешние - недавние - премьеры: он имеет отношение к нашей жизни. К той, на которую театр давно уж не замахивается, полагая неинтересной для сцены. К той, которая еще недавно занимала так много нашего внимания, заставляла просиживать часами у телевизоров, переключаясь с Доренко на Киселева и Сванидзе. К той политической жизни, которая в России традиционно составляла часть быта, так что разговоры о политике у нас - такая же естественная часть любой беседы, как у англичан - обмен ничего не значащими репликами о погоде.

Своей пьесой Гельман как будто подливает масла в гаснущее пламя, убеждая в том, что даже и в "тихое" время политическая жизнь не затихает, и только наши невниманье и неискушенность способны породить мысль или миф о ее тишине. Верно и то, что театр не равен жизни. Как бы то ни было, в пьесе Гельмана события развиваются стремительно, все меняется вдруг, и резкие повороты сюжета отсылают к классическим образцам.

Сегодня, когда, кажется, только ленивый не пишет "современные пьесы", мастерство по-прежнему в цене. И по-прежнему - редкость. Как говорится, мастерство не пропьешь. Новая пьеса Александра Гельмана, появившаяся после десятилетнего молчания драматурга, - тому подтверждение.

Мастер производственной пьесы, Гельман в "неинтересном", будничном обнаруживал неочевидную занимательность - скрытые пружины, небудничную интригу. Писал так, что становилось интересно. Получались роли: в одной только картине "Премия", снятой по пьесе "Заседание парткома", замечательно сыграли Евгений Леонов, Олег Янковский, Михаил Глузский... В "Скамейке" Татьяна Доронина сыграла одну из лучших в Москве ролей, так что и после раздела театра, давно переведя Гельмана в разряд недругов, актриса продолжала играть этот спектакль.

Знакомый с производством, о котором приходилось ему рассуждать, Гельман и теперь пишет о том, что ему известно. Во-первых, политические технологии стали профессией его сына, Марата Гельмана. Во-вторых, сам Александр Гельман участвовал, насколько нам известно, в нескольких предвыборных кампаниях. Так что - с определенной, разумеется, натяжкой - "Профессионалов победы" можно приписать к модному и всячески популяризируемому ныне направлению "вербатим" (и здесь же - попечалиться, что драматурги-энтузиасты до сих пор равнодушны к богатой интригами политической жизни и к ее главным действующим лицам).

В новой пьесе, правда, в отличие от старых образцов, нет места положительному герою в классическом понимании - такому, как бригадир Потапов или Лева Шиндин (кажется, так звали героя пьесы "Мы, нижеподписавшиеся..."). Остается полагаться на то, что драматург описывает "человеческий материал", исходя из имеющегося опыта.

Дух антрепризы вытравить полностью не удалось: к сожалению, к работе "на стороне" даже самые уважаемые актеры относятся с меньшей трепетностью, чем к служению по основному месту работы.

Борису Щербакову, актеру МХАТа имени Чехова, достается завидная роль: он играет сразу и кандидата в президенты Олега Дубова, и его двойника, провинциального артиста Владимира Федюнина, которого мастер новых политических технологий Ефим Макарович Миндлер привлекает к участию в политической борьбе. Стремительные перемены и преображения актеру удаются без особых усилий (и к удовольствию публики), а вот на сцене сопровождаются затемнением и не слишком уместными "мистическими" всплесками ярких белых огней.

Миндлер Льва Дурова - то ли еврей, то ли украинец, и вправду, как говорится в пьесе, взявший еврейскую фамилию "по случаю", - воспринимается именно как еврей, поскольку уж слишком много на памяти прототипов (от Березовского до Павловского и уже упомянутого Марата Гельмана). Играет, конечно, смешно, хотя текст позволял еще более свободную манипуляцию - от простого шаржа до высокой комедии или той самой комедии трагедии (жанра, заявленного в программке).

Нынешние выборы, увы, подобной остроты и не обещали, а уж что получилось... То, что для художника ни малейшего любопытства не представляет. Ни для Александра Гельмана, ни для Михаила Шатрова, который описывал политические баталии в ретроспективном ключе. Остается надеяться, что хоть какую-то пользу сумели извлечь из них практики предвыборного дела.