Попробуем начать с краткого - вопрос-ответ - изложения собственного взгляда на прошедший театральный год, чтобы затем поговорить уже "вроссыпь" о том, что же было хорошего, а что, на наш взгляд, не очень удалось.

Любопытно, что, вопреки традиционному делению на сезоны, почти без исключения все лучшее, что было названо таковым в прошлом театральном сезоне, хронологически относится к завершающемуся 2003-му. Обратимся к рейтингу на сайте "Театральный смотритель", учитывающем вкусы большинства московских театральных обозревателей. По убывающей: "Правда - хорошо, а счастье лучше", "Мамапапасынсобака", "Похождения повесы", "Вишневый сад" Э.Някрошюса, "Сны изгнания", "Двенадцатая ночь" Доннеллана, "Из путешествия Онегина". От себя добавим "Анатомический театр инженера Евно Азефа", "Учителя словесности" и "Средство Макропулоса". В новом сезоне к лучшим добавились "Семеро святых из деревни Брюхо" и "Трансфер".

Событие года

Лучший спектакль ("Правда - хорошо, а счастье лучше") поставлен в Малом театре (режиссер - Сергей Женовач).

Антисобытие

Скандальный провал спектакля Андрия Жолдака на театральном фестивале "НЕТ", выданный организаторами фестиваля за скандальный же, но триумф. При всем желании в спектакле, который называется "Один день Ивана Денисовича", не найти даже отголосков повести Александра Исаевича, но для чего-то же название знаменитой на весь мир повести режиссеру понадобилось.

Герои

Сергей Женовач и Эймунтас Някрошюс, а равно и стоящие за ними институции - Малый театр и Международный фонд Станиславского соответственно.

Антигерои

Театральные критики, которым давно уж наскучила скромная роль дежурных фиксаторов событий. Их тянет на подвиги, на руководство процессом, короче говоря - на великие дела, которые на поверку оказываются делами неважными.

Тенденции

• Размывание границ и кромок, прежде - как сама Берлинская стена - отделявших репертуарный, стационарный театр от его нелюбимой падчерицы - антрепризы.

• Преображение оперы: в нее приходят режиссеры, которым театр интересен и сам по себе, которые хотят привлечь в оперу драматическую публику и готовы к суду не только с точки зрения "музыкальной специфики", но и к разбору драматической составляющей спектакля. "Похождения повесы" в Большом, "Средство Макропулоса" в "Геликоне" - примеры таких вот побед Дмитрия Чернякова и Дмитрия Бертмана соответственно.

• Естественное развитие документального театра, превращение его в театр безо всяких "префиксов" - просто в театр, чему пример - очередная премьера в "Театре.док" - пьеса Елены Исаевой "Про мою маму и про меня" (получившая, к слову, премию "Действующие лица").

Изменение конъюнктуры

Самое заметное изменение - в зрительном зале, куда пришла публика, прежде к театру равнодушная, а ее интерес к сцене объясняется модой - она отбирает из потока те события, которые так или иначе могут быть пришпилены к модным тенденциям. Соответственно выбору - вкусы и ожидания. Как заметил на днях в интервью актер Александр Феклистов, чувствуется, что внимание публики живет от репризы к репризе и остывает к происходящему, если ожидание затягивается. Точь-в-точь как писал когда-то советский поэт: "Что Гамлет или Хиросима, страданье - это некрасиво". Можно продолжить стихи: "Красиво чью-то ручку чмокнуть и вдруг - наручник на нее, красиво выследить и чпокнуть, не жизнь - малина, е-мое".

***

Говорить об итогах года в театре в одиночку - занятие самонадеянное. Театр - многоугольник, о котором можно судить так и эдак, и почти всякий взгляд окажется одновременно и верным и узким.

Так вышло, что в Новосибирске, где только что закончился очередной широкомасштабный Рождественский фестиваль искусств, в один день, в течение короткого отрезка времени, мне пришлось говорить с двумя разными, уважаемыми людьми о судьбе русского театра вообще и, в частности, о судьбе крупнейшего на пространствах от Варшавы до Пекина театра - Новосибирского академического театра оперы и балета. Одна моя собеседница на примере отдельно взятого коллектива пришла к выводу, что "кредит" репертуарного театра исчерпан, в нынешнее время совершенно невозможно содержать прежние штаты, платить зарплату артистам, которые, может, никогда уж не понадобятся. Да и те, что востребованы, часто не готовы ждать нового предложения и спешат использовать свои умения на стороне. Художественный лидер не может диктовать свои условия, так как главные законы, по которым приходится жить театру, все равно не художественные, а экономические, финансовые. Так что единственный выход - театр, во главе которого стоит не худрук, а директор, образованный менеджер, который формирует режиссерский "пул", и т.д. Во главе Новосибирского театра оперы и балета стоит, быть может, лучший на пространствах России директор театра, во всяком случае, один из самых знаменитых, - Борис Мездрич, переехавший в Новосибирск из Омска, где работал в Академическом театре драмы.

Сегодня, к слову, почти любой разговор с руководителем театра, директором или главным режиссером в какой-нибудь момент выходит на тему репертуарного театра. И вот когда мы вышли на эту столбовую дорогу, моя вторая собеседница мгновенно привела в пример ту же Новосибирскую оперу: директор - замечательный, но событий-то нет, доигрываются спектакли двух- и трехлетней давности, и выходит, что без главного режиссера самый распрекрасный директор ничего поделать не может.

В суждении о доигрываемых спектаклях есть некоторое преувеличение: этой осенью в НГАТОиБ (таково сокращенное наименование театра, такое же "агромадное", как и его здание) Алла Сигалова и Валерий Левенталь выпустили балет на музыку Игоря Стравинского, а в марте следующего года в Москву на "Золотую маску" привезут премьеру прошлого сезона, оперу Шнитке "Жизнь с идиотом". Но наличие проблемы, наличие сомнений очевидно. Даже так: сегодня судьба репертуарного театра - это основной вопрос российского театра.

Лет пятнадцать тому назад несколько энтузиастов предлагали как можно скорее отказаться от этого наследия страшного советского прошлого, сам репертуарный театр называли казармой, где людей в одном месте держит только прописка, в то время как свободолюбивое искусство сцены может жить лишь на воле...

Сейчас куда больше голосов звучит в защиту этого самого "пережитка" и "наследия", но, кажется, поздно: "порог возвращения" уже пройден (если не ошибаюсь, именно так называется на языке авиаторов момент, после которого самолет, разогнавшийся на взлетной полосе, уже не может остановиться и должен взлететь, даже если вдруг обнаружены серьезные неполадки).

Нынешний год или, если угодно, два последних сезона позволяют рассуждать о размывании репертуарного театра изнутри, его медленном и теперь уже естественном, то есть никем не управляемом, движении в сторону антрепризы.

Не знаю, с какого театра начать. Начну с актеров, для которых основное место работы все чаще становится своего рода "точкой отправления", "базой", откуда можно пуститься в любое плавание и, боюсь не ошибиться, - в любую минуту. Дмитрий Назаров, перешедший из труппы Театра Российской армии в труппу МХАТа имени Чехова, параллельно начал играть в антрепризе; Александр Абдулов, актер "Ленкома", занят сразу в нескольких антрепризных проектах плюс к тому имеет еще и свой собственный частный театр; Александр Феклистов играет во МХАТе имени Чехова, в трех спектаклях Театра имени Пушкина, в двух театральных проектах Международной конфедерации театральных союзов и еще немного можно набрать "по мелочам"; Юрий Беляев, актер Таганки, занят в заглавной роли в спектакле Михаила Левитина "Анатомический театр инженера Евно Азефа"; в Театр Вахтангова, пекущийся о своих корнях и традициях, на роль Шута в "Лире" пригласили "чужака" Виктора Сухорукова.

Самый красноречивый пример - конечно, Лев Дуров, в этом году назначенный главным режиссером Театра на Малой Бронной, поставивший там свой спектакль и почти одновременно сыгравший одну из главных ролей в другом стационарном театре - Театре сатиры - плюс все прежние антрепризы и почти штатная работа в "Школе современной пьесы". Даже Анатолий Васильев, многие годы работавший затворником в своем театральном монастыре, в новый спектакль по Пушкину на главную роль пригласил актера Театра имени Моссовета Александра Яцко.

Что уж говорить о режиссерах! А говорить нужно, поскольку режиссер в конечном счете определяет стиль театра, лицо театра, во всяком случае - так считалось, так думалось раньше.

Назовем наиболее знаменитых сегодня, самых раскрученных, - Кирилла Серебренникова и Нину Чусову. Оба - нарасхват. И это, пожалуй, в еще большей степени, чем прежде перечисленные актерские "измены", позволяет судить о состоянии репертуарного театра: практически любой не только готов, но и счастлив "примерить" их манеру, попробовать с ними. Не они пристраиваются ко мхатовскому стилю или какому-то другому, пытаясь в известных границах традиции расслышать и найти какое-то иное, новое созвучие (кажется, и задачи такой им не ставит никто), а репертуарный театр, как будто чувствуя свою обреченность, хватается за любую возможность продлить свое существованье. Кто знает, надолго ли?

***

2003-й - год фестивальный: "Золотая Маска" в Питере; Международный театральный фестиваль имени Чехова, где было все необходимое - и Доннеллан, и Марталер, и Касторф, и Лангхофф; "Балтийский дом в Москве". И два фестиваля, по сути как будто отрицающих свое название: "Новая драма" и "НЕТ".

В первом случае награду за лучшую пьесу дали Людмиле Петрушевской за одноактную драму "Бифем", написанную лет десять тому назад, а то и раньше, чем поставили под сомнение все драматургические усилия последних лет и все последние манифесты и официальные заявления о взлете или даже прорыве в соответствующей области. Во втором - новый европейский театр оказался не то чтобы старым (состав участников был вполне соответствующим названию), но до чрезвычайности однообразным, как будто бы в Европе все опыты и эксперименты и вся новизна заключаются в обнажении того, что обыкновенно скрывается под одеждой, и во всяческом взаимо- и самоистязании, вплоть до убийства (самоубийства). А ведь у нас никто не станет спорить с тем, что новый театр - это и Серебренников, и Агеев, и Карбаускис, и Невежина, и Чусова, и Субботина, и Сенин, и Рощин, и, конечно, Иван Поповски. Каждый из них не похож на другого, развивается по-своему, хотя на самом деле все они вышли из двух-трех дорогих нашему сердцу театральных традиций.

О многих из них сегодня пишут почти ежедневно, некоторые - научились из ничего выдумывать информационные поводы, позволяющие оставаться на волне интереса без особых на то художественных оснований. Они, если угодно, думают об имидже больше, чем о биографии, отказываются от сочинения биографии в пользу имиджа, который лелеют и холят.

Парадокс: с одними и теми же связаны и взлеты, и падения уходящего года. Один из лучших спектаклей - "Мамапапасынсобака", поставленный Ниной Чусовой в театре "Современник". Одна из неудач, но неудач не простительных, которые случаются и непременно должны быть у художника, а - неловких, стыдных, - "Резиновый принц", которого та же Чусова поставила на сцене Театра эстрады. "Хотелось срубить бабок", - искренне призналась она в интервью, говоря о "художественной" цели своей работы.

Взлеты сезона - "Вишневый сад" Някрошюса и "Правда - хорошо, а счастье лучше" Сергея Женовача. Но даже лучший спектакль, созданный Някрошюсом по антрепризной модели приглашения знаменитостей с самых разных сторон, страдает неизбежным: добиться единой манеры, единого стиля не удалось и, наверное, невозможно. А у Женовача, который в Малом театре оказался своим и пришелся ко двору, ансамбль чувствуется, хотя об ансамбле традиционно мечтали и думали совсем в другом месте театральной Москвы.