Когда спектакли Някрошюса приезжают в Москву, зал туго набивается знаменитостями: приходят литераторы и киноведы, обычно сцену не жалующие, режиссеры, которые никого, кроме себя, в театре не хотят знать. Знаменитые актеры соглашаются скромно посидеть сбоку на приставных стульях, а студенты часами стоят в проходах и гроздьями свисают с ярусов. Когда Някрошюс привозит спектакли в Санкт-Петербург, толпа студентов сносит двери в театр, а ночные поезда Москва-Питер забиты московскими театралами. В маленькой Литве на премьерах Някрошюса бомонд присутствует в полном составе, включая министров и президента. Понятное дело: гений.

Сам он на поклоны не выходит, букетов не принимает, а на приемах в свою честь не говорит речей и старается уйти куда-нибудь в угол, подальше от камер. Свет не видывал такого непубличного человека в этой публичной профессии. Журналисты знают, что интервью с ним делать невыносимо: ты ему - целую речь, а он тебе только "да", "нет", или "не знаю". Теперь, под давлением продюсеров, хоть на пресс-конференции стал приходить, а раньше и того не было. Впрочем, и там то же: объяснять свою режиссерскую позицию он отказывается, считает, что это некрасиво. Спорить с оппонентами не хочет. Шокирует почитателей словами о том, что "театр в жизни - не самое главное", что, если бы мог зарабатывать чем-нибудь другим, перестал бы этим заниматься, а, к примеру, сажал бы лес.

Три дня - 17, 19 и 21 февраля - на сцене театра имени Моссовета в рамках юбилейной гастрольной программы "Золотой маски" нам будут показывать шекспировские спектакли Эймунтаса Някрошюса. Три трагедии - "Гамлет" 1997-го года, "Макбет" 1999-го и "Отелло" 2000-го, уже занявшие свое место в некой воображаемой антологии лучших спектаклей прошедшего века. Все три спектакля Някрошюса уже были в Москве, и для большинства театралов они не станут таким потрясением, как это было в первый раз. И все же билетные кассиры "Золотой маски" рассказывают, что театралы расхватывают билеты очень быстро, многие покупают на всю трилогию сразу.

Когда-то молоденький аспирант Алексей Бартошевич рассказывал про Шекспира студенту ГИТИСовского режиссерского курса Гончарова - Някрошюсу. К нынешней приезду трилогии лучший отечественный шекспировед Бартошевич, прочтет две лекции на тему "Шекспировские трагедии в современном театре" и покажет на видео спектакли с гениальными английскими актерами, чем подтвердит масштаб события.

Те, кто видел эти спектакли, придут на них еще раз. Придут, чтобы увидеть, как взъерошенный Гамлет в бумажной рубахе стоит под огромной люстрой, увешанной гирляндами из льда. И ледяная вода капает ему на голову и грудь, размокшая промокашка рвется, сползая с мальчишеских плеч, а он в горячке бормочет о мести: "быть иль не быть?". Някрошюс действует на то, что безусловно, на первую сигнальную систему: все мы чувствуем боль, холод и жар. Это не кино, здесь не усмехнешься, когда Гамлет, слушая отца, стоит на ледяной глыбе - и она тает у него под теплыми ногами, или когда, давая себе клятву отомстить, он долго держит руку над огнем.

Придут во второй раз на "Макбета", превратившегося в неумолимую и безысходную трагедию рока. Придут, чтобы увидеть страшные галлюцинации Макбета, бывшего солдата-весельчака и героя, - улыбчивых покойников с топорами в спинах, которые бегают по двору "гусиным шагом" и гогочут. А среди них - лучший друг, не раз спасавший в бою, - смешливый Банко, тоже убитый Макбетом, следовавшим страшному пророчеству. Придут, чтобы услышать, как все персонажи спектакля, в финале улегшись на землю, словно покрывая телами поле боя, заводят Miserere. Как начинают высокими голосами юные ведьмы, потом присоединяются остальные, вступает музыка, и мощным хором звучит поминальное: "Помилуй его, Господи", моля о прощении Макбету.

Придут во второй раз на "Отелло", чтобы еще раз увидеть корабельный вальс-удушение. Когда снова и снова, не веря обвинениям сурового немолодого Отелло, тоненькая Дездемона, которую играет балерина Эгле Шпокайте, бросается ему на грудь. А он, сначала не в силах совладать с собой, обхватывает ее за шею, прижимает, а потом отшвыривает от себя. Она падает и опять бросается к нему. Так они неостановимо кружат по всей сцене среди солдат и домочадцев под трубу и фортепиано, под выматывающий душу вальс Фаустаса Латенаса.

Совсем недавно - в ноябре - Някрошюс привозил в Москву "Времена года Донелайтиса" по литовскому классику Кристионасу Донелайтису. Дилогия эта, как уже дважды бывало с постановками Някрошюса, по опросу критики была признана лучшим зарубежным спектаклем прошлого года в России. "Времена года" тоже привезут на "Маску", только в апреле, к финалу. Именно в этом "крестьянском" спектакле, где нет ни единой литовской звезды, а только безвестная молодежь, в действе, похожем на бессюжетную серию свежих настроенческих этюдов, какие часто делают в театральных вузах, стали так очевидны "хуторские" корни всех постановок Някрошюса. Открылась его прямая связь с архаической основательностью, устойчивостью жизни "на земле", где нет места двусмысленности и нет ничего важнее любви, семьи, дома и простого труда, связанного с природой. В сущности, он всегда ставил спектакли об этом.

Мир по Някрошюсу стоит на мужчине, отце, муже. На труженике и защитнике. Таким был Макбет - счастливый солдат, возвращавшийся с победой домой, неся, словно трофей, дерево желаний, украшенное яркими бумажными фонариками и записками-желаниями. Макбет - сильный, совестливый и чистый, - так и не сумел превозмочь ведьминское проклятье, но прошел свой страшный путь до конца с открытыми глазами, вынес тело своей жены с "поля боя" и сам явился на казнь. Таким был и Отелло, которого сыграл главный актер Някрошюса - сдержанный и мощный Владас Багдонас, - немолодой генерал, седобородый здоровый жилистый труженик, для которого война и море - настоящая и привычная работа. Шекспировского "Гамлета" Някрошюс ставил как историю об отце и сыне, и тот же Багдонас сыграл Гамлета-отца - сильного, властного, немногословного. Он приходил из загробного мира не ради мести, а ради сына, чтобы воспитать его мужчиной.

В шумных, многолюдных сценах "Времен года", где молодежь вываливается на улицу под первое холодное солнце, где один из мальчишек разбивает голову на катке или все гурьбой перебираются через разлив по тонкому мосту, где слушают свистульку-соловья, ссорятся и едят масленичные блины, один из героев тоже приобретает архетипические черты отца - оказывается старшим и защитником, учителем и пастором. Самым сильным, самым строгим, самым умным, самым добрым. Главой и опорой - настоящим мужчиной.

Женщина в спектаклях Някрошюса - всегда почти девочка. Высокая, тоненькая, гибкая: бегает, хохочет, шалит и оплетает мужчину, словно ветка - мощный ствол. Шекспировская Дездемона и Офелия, чеховские Ирина и Аня - нежные и беззащитные, составляющие радость жизни мужчины и гибнущие без него. Они говорят высокими голосами и ходят как-то особенно - на носочках - очень легким и каким-то детским, подпрыгивающим шагом. Някрошюс любит, когда девушек на сцене много - их ужимки и кокетство, их щебет, похожий на щебет птиц, их толкотню и беготню. Носится с подругами хохочущая Дездемона, оседлав покорного увальня Кассио, прыгают, верещат, лопочут три деревенские ведьмочки из "Макбета", дурачатся и подтрунивают друг над другом сестры Прозоровы, шалят и играют в прятки смешливые девушки из погибающего "Вишневого сада", надувают женихов бойкие и задиристые крестьянские девчонки из "Времен года".

Еще в мироздании Някрошюса есть сын-подросток. Веселый и дерзкий, задиристый как петух, бесстрашный и упрямый. И обожающий отца, словно Бога. Это Гамлет, которого у Някрошюса сыграл литовский рок-певец Андрюс Мамонтов - парнишка в вытянутом свитере, с панковским ежиком и серьгой в ухе. Впрочем, как говорит Някрошюс, дело не в том, что он по годам подросток: "мужчина до 35 лет еще ребенок, он еще не сложился". Он знает - у него два сына.

Но самое главное для Някрошюса - это дом, семья. Дом со своим укладом, с привычными ритуалами, старыми прозвищами, играми, ролями. С теплой атмосферой всеобщей поддержки и дружества. Во всех чеховских постановках Някрошюса - литовских "Трех сестрах", русском "Вишневом саде", итальянской "Чайке" - гостеприимный и любовный дом притягивает к себе. Когда в "Вишневом саде" Гаев усаживает вокруг себя на полу племянниц, вываливает перед ними из карманов кучу конфет и начинает старые домашние игры - с пулянием конфетками и наклеиванием фантиков на лоб, зал заходится от восторга. В теплом и веселом доме "Трех сестер" Прозоровых шутка, брошенная одним, - тут же подхватывается другим, надувательства, в которых с самыми серьезными минами участвуют все, вплоть до старой няньки, разряжаются общим хохотом и никого не обижают.

Дом - это фундамент мира, и - по Някрошюсу - нет ничего страшнее, чем разрушение дома, разрыв семейных связей. В страшных шекспировских спектаклях герои, разрушая дом, гибнут сами. Желая мстить за отца, подросток-максималист Гамлет начинен разрушением, словно пуля, губящая и мать, и любимую дурашливую Офелию, и его самого. Отелло, так мечтавший о семье, не может примириться с тем, что его юной жене веселее с молодыми друзьями. Умрут оба. Проклятый Макбет не может уберечь хрупкую жену от рока, который и ее задевает своим крылом. И после ее смерти сам идет на казнь. Исчезнет дом, погибнут все: мужчина - отец и муж, беззащитная женщина и непослушный сын.

И если еще бывает в нашем театре "очищение через страдание", которое называют катарсисом, то именно здесь, в спектаклях Някрошюса. В шекспировских его спектаклях.