Бывает же такое: то ни одной премьеры, а то посыпались одна за другой. В феврале театральные критики выдумывали несуществующие события, а в марте - уже захлебываются, не зная, куда раньше бежать. Вчера, например, я была подряд на двух спектаклях, которых в феврале мне хватило бы на целый месяц приятных воспоминаний. Расскажу о них сразу, поскольку оба идут по ведомству "не совсем театра", что нынче интереснее, чем "совсем театр".

Сочинитель и певец

Утром был показ готовящегося в Театре Станиславского очередного спектакля Петра Мамонова "Мыши, Мальчик Кай и Снежная королева" (в качестве жанра значилось: "балет"). Сначала объяснили, что это техническая репетиция (это и было понятно по куче суетящихся на сцене техработников), но потом Мамонов сказал, что примерно так все и останется. Так что выдавать свой рассказ за рецензию не буду (премьера назначена только на восьмое марта), а что усовершенствовалось, вы сами увидите через неделю.

Так вот, содержание спектакля - это два последних альбома Мамонова. В первом действии - "Мыши", а во втором - самый свежий, "Зелененький". Петр Николаич тут, как сам говорит, впервые полностью смирившись с волей постановщиков, ни на что не претендует и занимается только главным: поет и танцует. Зато вокруг Мамонова постановщики смело вышивают узоры крестом. Выглядит это так: по сцене туда-сюда ходит на лыжах девушка в обтягивающем серебряном комбинезоне ("Ага, - думаем мы, - Снежная королева!"). За ней полный лысоватый человек в костюме и галстуке. В спину его воткнут огромный кусок зеркала, торчащий острым углом из груди ("Кай", - смекаем мы). А еще есть загадочный персонаж с огромным треснутым яйцом вместо головы (мы догадываемся, что это некто, названный в программке Яйцом). Все они проделывают разные движения, кто что умеет: машут веслами или надувными шарами, стоят, сидят, исполняют танцевальные па. И все это, возможно, что-то символизирует, но на мой простодушный взгляд выглядит вполне бессмысленно.

Постановщики - группа "Свои" (сценарист Марина Потапова и режиссер Сергей Лобан), прежде входившие в бодрое движение ЗАИБИ ("За анонимное и бесплатное искусство"), нынче устали от анонимности и решили прославиться. Идею своего спектакля они формулируют так: "Сказка про Снежную королеву глазами Кая. История тщетного путешествия Кая куда-то к королеве, в вечность. Все знают о том, что произошло с девочкой Гердой, с каким трудом, через какие испытания она шла к своему счастью. Но о том, что происходило с мальчиком Каем, мы обнаруживаем только обрывочные сведения: получил осколки льда в глаза и сердце и умчался в замок. Потом его спасли. Здесь история о том, каково было Каю с осколками жить. Каким он видел мир, как жил, что чувствовал".

Группа "Свои" привела в спектакль аспиранта-врача А. Подольского, изображающего Кая, и актера из Театра мимики и жеста Г.Агуфа, выступающего в роли Яйца. Арт-группа "Слепые", тоже участвующая в проекте в роли коллективного хореографа, предоставила Снежную королеву - затянутую в серебро Анну Кузнецову, названную без претензий: "интерактивный биомеханический агрегат "Айседора Ивановна Кузнецова", представляющий собой высокотехнологичное устройство, способное к интерактивному взаимодействию со сценической средой посредством танца". И действительно, "агрегат" какой-то невнятный танец производит, но интерактивное взаимодействие со средой, видимо, остается за кадром.

Все эти узоры вокруг Мамонова и вовсе не стоили бы разговора (они не очень отвлекают внимание), если бы Петр Николаич на пресс-конференции не говорил о том, что ему надоело быть одному и как он рад, что встретил наконец хороших людей. Надеюсь, о хороших людях уже сказано достаточно, и теперь о Мамонове.

Мамонов равен себе. Он скрипит и кряхтит: "Целую ночь спишь, а то и не спишь..." Бормочет: "Мне кажется, что я тоже вообще-то иногда..." Вопит: "Может, лучше бы я и не пил эти 14 бутылок пива?" Жалобно воет: "О, как бы я хотел, чтобы кто-нибудь понаблюдал за моей внутренней жизнью..." Стонет: "У меня язык весь высох в моем ребячьем рту..." Хныча, корчится: "Мне не удается трогать тебя по интернету..." Пищит и плачет: "Солнышко, ну где же ты, согрей меня всего-всего..." Выкликает приказным тоном: "Немедленно будет лето!" И внезапно сламывается, как сухая ветка, - руки относит в одну сторону, ноги в другую. Завораживает. И вся эта ахинея про то, что Мамонов - внутренний голос Кая или что толстяк Кай - кошмар Мамонова, уже не имеет значения. "Я такой дядечка особенный, много-много лет пролежал в пыли, так что трясти меня не надо..."

Кто-то спросил на пресс-конференции: "А почему вы на афише спектакля в трусах?" - "Потому что я такой маленький, беззащитный, зелененький и неизвестно кто. Но я человек, и я могу даже кричать!" Лиризм этого спектакля какого-то совершенно особого качества, мамоновские плачи и вопли о любви и сочувствии пронзительны, и сам он, конечно, представляет собой настоящий театр, безо всяких претенциозных подтанцовок андерсеновской "группы поддержки".

И знаете, что было бы здорово? "У меня сейчас есть желание сесть, магнитофончик поставить и рассказать байки, которых я насмотрелся в жизни. Были же раньше разговорные пластинки?" - размечтался на пресс-конференции Мамонов. Вот бы, действительно, кто-то взялся записать альбом таких баек. А из этого материала потом может и отличный спектакль получиться. Только, пожалуйста, one-men-show, безо всяких глупостей.

Художники

Вечерним представлением была "Мокрая свадьба" питерской группы АХЕ, приехавшая на юбилейные гастроли "Золотой маски". Жаль, что "Маске" так и не удалось из Германии привезти "Sine loco" - грандиозный спектакль, получивший в прошлом году премию "Новация". Его играли только в Питере, а до Москвы довести установку, занимавшую всю 50-метровую длину павильона Ленэкспо, уже не хватило ни денег, ни возможностей.

"Мокрую свадьбу" четыре года назад играли на Театральной олимпиаде, на улице, в узкой щели за театром Эрмитаж, и тогда это было совершенно другое зрелище, чем сейчас, на сцене. С тех пор какие-то эпизоды ушли в другие спектакли (в "Sine loco" я узнала "свадебную" сцену, где героев макали лицами в яркие "краски": желток, муку, сажу). Другие, тихие и тонкие эпизоды появились уже только в "театральном" варианте - на улице их бы никто не заметил. Как сказали сами авторы, Максим Исаев и Павел Семченко, уличный театр больше стремится к разрушению, ведь "радость деструкции" - вещь базисная (прошел алкаш мимо урны и пнул ногой). А в театре хочется больше строить.

Ну и построили опять на сцене Центра имени Мейерхольда целый мир. В сущности, показали лабораторию по изготовлению людей, мастерскую богов. Богами-демиургами выступали опять Максим и Павел в самом живописном виде - каких-то немыслимых юбках, пиджаках и шляпах, бородатые, с выкрашенными лицами (Максим даже волосы в красный цвет покрасил). Снова все скворчит и дымится, снова движутся блоки и на веревках улетают предметы, посреди сцены большой бассейн, а на балконе второго этажа подвешены мешки, из которых вместо душа будет окатывать рождающегося человека ливнем песка, муки, риса и керамзитовых шариков. Мастерская богов выглядит коряво и криво - всюду доморощенные веревочки, доски, веники какие-то и палки. Но именно это, как показывают художники АХЕ, по-настоящему красиво, ведь перед нами предметы, у которых есть история жизни: с ржавыми потеками, известковым налетом, облупившейся краской и трещинами, словно морщинами.

В этот раз с Максимом и Павлом играли двое: Барбара Сейферт (немецкая актриса, участвующая во многих спектаклях АХЕ) и Алексей Меркушев из театра "Дерево". Они и были той самой парой, которую из каких-то бессознательных человеческих эмбрионов превращали в людей и соединяли для дальнейшей жизни.

Мужчину вытаскивают совершенно голого и безучастного из груды земли и вздергивают на веревке, занося на балкон, где уже один из демиургов приготовил ему первые испытания, "обмывания" разными сыпучими веществами и черный костюм. Дуновение облака огня оживляет его, словно душа, которую вдохнули. Но он еще неуклюж и робок. Женщину хранят до "рождения" под огромным колпаком, словно канарейку, которую не хотят будить.

Под музыку Николая Судника демиурги водят своих подопечных от испытания к испытанию. Будет полыхать огонь, литься вода и все заволакивать дымом, "Адам" в наказание за провинности будет бит и чуть не утоплен, а на его голом животе распилят огромного скользкого лосося. Специально для героев, словно объясняя роли, куклы разыграют историю сближения мужчины и женщины. И потом, сидя по обе стороны стола, стоящего прямо посреди бассейна, новые Адам и Ева молчаливо сыграют такую пронзительную любовную сцену, какую мне давно не приходилось видеть. А всего-то - будут лить на стол молоко и вино, рассыпать перед собой соль и перец и рисовать на них непонятные знаки. В финале, после "изготовления людей", на сцене останутся лужи воды, кучи золы, крупы, песка и растерзанная рыба.

Максим и Павел говорили: "Как хочется сделать спектакль, где не будет столько разрушений, а все, что нужно, будет умещаться в одном чемоданчике". Не удивительно, с этими разрушениями всегда одни проблемы. Всего месяц назад по дороге с одного американского фестиваля из-за АХЕ на четыре часа ФБР перекрыла нью-йоркский аэропорт - собаки унюхали в багаже запах пороха, а на просвет видны были палки, ножи и топоры. И вот теперь совсем безопасный спектакль сочинен - он будет называться "Господин Кармен", и премьера его пройдет в Питере через десять дней. А пока АХЕ играют в Москве, в питерском арт-сквоте на Пушкинской, 10, где и обитают Максим Исаев и Павел Семченко, началась их выставка. Одна из инсталляций называется "Буду скоро" - там среди фотографий выставлена огромная коллекция записок, которую художники и их друзья, уходя, оставляли в дверях мастерской. Видимо, на этот раз имеется в виду возвращение домой из Москвы.