Началось. "Золотая маска", я имею в виду. Вчера еще театральные критики брюзжали, что ничего не происходит и писать решительно не о чем, а теперь Эдуард Бояков пообещал, что журналистам будет чем заняться 24 часа в сутки, и не соврал. Все понеслось: по утрам "круглые столы", дискуссии и "мастер-классы", потом один за другим спектакли, в десять вечера в фестивальном клубе, что на Страстном, начинаются музыкальные программы всякой этники (в классическом формате клуба "Дом" - Старостин, Волков, Хуун Хуур Ту и так далее). В зале Центра на Страстном снимают кресла, по краям выставляют столики, а в центре образуется танцпол - с двенадцати ночи, после музыкантов, к "станку" встают диджеи.

С самого начала было известно, что в этом году "масочная" программа по большей части не слишком ударная. Так бывает: то густо, то пусто. Видимо, поэтому, стремясь, чтобы фестиваль не потерял "градус", организаторы обставили его эксклюзивными событиями. Например, перед самым началом "Маски" привезли из Питера "легендарный спектакль ХХ века" (как значилось на рекламных растяжках) "Братья и сестры", чтобы в столице отпраздновать его двадцатилетие. Юбилей прошел на ура: зареванные зрители в финале спектакля вскакивали с мест, кричали "Спасибо вам!" и ни за что не хотели отпускать артистов. Растроганные участники спектакля тоже что-то кричали и кидали подаренные им цветы в зал. После такого впечатляющего единения сцены и зала уже невозможно было рассуждать о невзыскательной публике, которая провоцирует падение театрального искусства.

Торжественного открытия фестиваля в этом году не было. "Маска" негромко началась с маленького моноспектакля Молодежного театра "Правила поведения в современном обществе", где молодая артистка Нелли Уварова с очаровательной дотошностью лекторши излагала, как следует знакомиться, жениться, крестить детей, справлять серебряную свадьбу и носить траур. Она хлопотала, изображая сразу толпу гостей, рисовала на доске схему похоронного кортежа, вытягивала зрителей из зала, чтобы показать, как отцу следует вести дочь к аналою или как крестный должен поддерживать младенца, а зрители тихо вздыхали, завидуя, что у нас не осталось вот таких же нелепо звучащих правил, которые можно было бы дерзко нарушать.

Среди приезжих драматических спектаклей в первую неделю фестиваля, на мой взгляд, лидировала "Pro Турандот" Андрея Могучего, поставленная в питерском "Приюте комедианта". Вольный дурашливый пересказ классической сказки, временами, в патетических местах, переходящий на стихотворный текст Гоцци, звучал невероятно смешно, но в какие-то моменты захватывал настоящей искренностью и глубиной. Вели рассказ два "евнуха" (впрочем, тут всех называли евнухами, поскольку, "как известно, все интеллигентные люди - евнухи") Виталий Салтыков и Дмитрий Готсдинер. Это был настоящий вдохновенный гон про "евнуховедение" и про судьбу некоего хорошего парня по имени Тимур, который "работает по специальности царем", про то, как у него родился сын ("назвали Калаф Тимурыч"), и далее - "в модном духе евнуха Е.Г., который съел С.". Как напал на их царство "неистовый султан Хорезма", как скитались пожилые уже родители с подросшим сыном и в одном из городов "у Калафа появилась первая запись в трудовой книжке". "Он работал собирателем милостыни. Не просил - ему сами давали...". И так далее. Только через час этих россказней появляется сам Калаф - Александр Ронис - нелепое и очень трогательное длинное, носатое и ушастое создание.

Но когда на пути конферирующих евнухов встречается Измаил - воспитатель только что казненного принца, первой жертвы еще неведомой Турандот, рассказ немного меняет тон. Измаил (Андрей Носков), начавший с пафосных причитаний Гоцци, вдруг их бросает и вполне в духе модного евнуха Гришковца предлагает представить, что вот вы давно дружите с какой-то парой, и радуетесь их ребенку, и "не раз с ними ездили на Майорку отдыхать или в Озерки купаться", а тут пошли вместе в Парк культуры, они отошли на минутку, оставив с вами сына, вы зазевались, а он - погиб. С чем к ним идти? "Как вы мне можете говорить - утешься?"

Какие-то тривиальные на первый взгляд ходы и душещипательные истории неожиданно дают стебному представлению внутренний драматический поворот. Причем почему-то все эти "трагедии" падают на долю кудрявого Андрея Носкова (помните румяного Фандорина из телеэкранизации?). Например, сюжет про гордую и неприступную принцессу и ее папу - китайского императора - превращается в семейное кино про одинокого вдовца и его сложные отношения с дочерью-подростком. Нам предлагают представить себе девичью комнату с постерами из молодежных журналов на стенах. Молодой Носков мастерски играет усталого отца, который приходит уговорить стервозную Турандот Альтоумовну (Марина Солопченко) не отказывать хорошему парню. Он только прицепляет седенькую бороденку. "Ты чего это бороду нацепил?" - пристают евнухи. "Это не борода, а архетип коллективного бессознательного", - бурчит Альтоум, и дальше начинается настоящая мыльная опера. Он задушевно спрашивает дочь: "Помнишь, мы были с тобой в зоопарке?", сажает большую девочку себе на колени и, когда она расплачется от воспоминаний, гладит ее по головке, ласково шлепает, отправляя умываться; когда снова упрется - разнервничавшись, наорет, а потом спросит зрителей: "Не очень я на нее кричал?" А дочь вспоминает старые обиды: как она ждала его в детстве из командировок (с войны), а он на нее мало обращал внимания, а однажды забыл, что запер ее в наказание одну в серале, и ей пришлось просидеть там целую ночь.

В общем, как ни странно, все это дуракаваляние довольно близко подходит к тому, что в 1922 году задумывал Вахтангов, когда ставил свою "Турандот" с бесконечными шутками и отступлениями на злобу дня (только там вместо евнухов были персонажи комедии дель арте). Историю, в сердцевине которой была совсем не пародийная, а искренняя история любви, даже с трагическими обертонами.

Теперь расскажу про кукол.

Всего в "масочной" программе четыре кукольных спектакля. Да еще в номинации "Новация" есть спектакль театра "Тень", который по формальным признакам следовало бы считать кукольным. В первую неделю "Маски" из всего этого удалось увидеть половину.

"Athanatomania" (в переводе с греческого - "мания бессмертия") - спектакль весьма знаменитого Евгения Ибрагимова, который уже привозил свои абаканские постановки на "Маску" и получал премию. Сделана "Атанатомания" по заказу экологов, так что серия волшебных картинок, которую нам показывает Ибрагимов, выглядит невероятно тенденциозно и прямолинейно. Но в кукольном театре пластика - и работа художника, и мастерство кукловода - настольно важнее литературной части, что этот спектакль все равно завораживает. Все происходит на крошечной сцене, которая вырезана в черной стене, словно кирпич вынут. Вот, например, первая сцена: джунгли, стоит жираф и зебра, жуют, на первом плане ползет гусеница. Подробно так. А размером гусеница примерно с палец. Вползает на дерево, потом оттуда свисает кокон, разворачивается, вылетает бабочка. Чистое волшебство. (Ближе к концу спектакля эту картинку мы увидим снова. Но перед этим пройдет радиоактивный дождь и на наших глазах с зебры и жирафа слезет узорчатая кожица, а дерево поникнет.) Или сидят туристы у костра, поют. Каждый, понятно, размером с ладонь, а пальчиками по струнам перебирает, другой рукой аккорды меняет (потом высвечивается темный угол сцены, где висит окровавленный заяц). Есть забавные эпизоды: вот, например, в ресторане за столиком с бархатной красной скатертью сидит пара, щебечут, микроскопическими фужерами чокаются, потом девице вносят телефон и она уходит, а у мужчины вырастают оленьи рога. Он их ручкой приглаживает, как волосы, они вырастают снова, и по его просьбе тапер играет на рояле "Вернись, лесной олень". А по полу около сцены идут крошечные поезда с бензином, с радиоактивными отходами, с гробами. Есть изумительная сцена в море, где плавают разные рыбы и все светится какими-то необыкновенными цветами, но вот отваливается кусок камня, обнаруживая знак радиоактивности, и вся живность всплывает животами вверх. В общем, все это похоже на чудо, хотя в тот момент, когда в небе над прелестной сценой эскимосского танца в виде северного сияния встают знаки доллара и кока-колы, испытываешь некоторый эстетический дискомфорт.

Якутский спектакль "Человек" тоже был рассчитан на взрослых и тоже звучал крайне назидательно. Всерьез этот спектакль кукольным и назвать трудно - в нем было несколько малодействующих марионеток, пара масок, а все остальное изображали актеры в черных трико. С помощью развевающихся тканей они представляли буйство стихии вокруг Человека и духов Добра и Зла, которые борются за него. Человек сначала влюблялся и заводил семью, потом был лишен всего, как Иов, потом возгордился, а следом снова был низвергнут. Действо это производило весьма наивное впечатление, но мысль о том, что в крошечном городке Нерюнгри, где непонятно как и театр-то существует, люди берутся за такие космические сюжеты, кажется, лишал зрителей столичного высокомерия.

"Новацию" я видела уже почти всю. Про Русский инженерный театр "АХЕ" со спектаклем "Господин Кармен" рассказывать не буду - про питерских "ахейцев" уже писала не раз, а "Господина Кармен" они привозили в декабре на фестиваль "NET". Еще один номинант - "Триада" театра "Черноенебобелое" - высокотехнологичный спектакль, уже совсем ушедший от любимого этой командой "физического театра" в сторону эффектного лазерного шоу, подходящего для стадионов.

Приехавший из Омска (а прежде бурятский) театр пластической драмы "ЧелоВЕК" со спектаклем "Песни дождя" по светской поэзии "Далай-ламы VI" тоже не произвел на меня сильного впечатления. Лирическая акробатика красивых мужчин и женщин в серебряных трусах и лифчиках отдавала стилистикой шоу-балета "Тодес", а я, признаться, не поклонница всех этих эстрадно-казиношных красивостей. К тому же перед началом представления торжественно объявили, что "жанр спектакля - "телосозерцание", так что советуем отключить не только телефоны, но и мозги", а к просьбам отключить мозги я отношусь с большим подозрением.

Самый необычайный из спектаклей "Новации", пожалуй, "Апокалипсис" в театре "Тень". Можете себе представить - десятиминутное представление по ветхозаветному тексту, рассчитанное на 1 (прописью: "одного"!) зрителя? Хитрецы и мистификаторы Илья Эпельбаум и Майя Краснопольская в качестве вступительного слова в буклете поместили рядом с высказываниями Иисуса, Будды и Мухаммеда такой глумливый фрагмент собственной статьи: "Одним из негативных факторов бюрократизации театральной сферы является наметившийся возврат к оценке деятельности театров не по качеству спектаклей, а по количественным показателям (кол-во спектаклей и кол-во зрителей). Этой тенденции можно и нужно противодействовать созданием особой "разновидности" спектаклей, призванных без особых затрат доводить количественные показатели до требуемых. К таким мерам можно отнести, в частности, создание непродолжительных спектаклей на 1 зрителя. С помощью подобных спектаклей легко перевыполнить план по количеству спектаклей и обеспечить 100-процентную наполняемость зала...". Но на самом-то деле проект совершенно концептуальный и радикальный. Во-первых, Майя с Ильей сократили текст Апокалипсиса и сделали фонограмму так, что каждое слово, включая предлоги и союзы, произносил новый человек. И были это исключительно театральные деятели. Наших современников в основном специально записывали, а из записей тех, кто умер, вырезали по слову. Есть среди персонажей и совсем древние: в огромной программке перечислены актеры и драматурги XVII и XVIII века, чьи голоса, использованные в фонограмме, якобы восстановлены по портретам, по спецзаказу театра "Тень" в какой-то особой лаборатории в Германии. Концептуальная мощь идеи состоит в том, что все вырезанные слова тянут за собой свои смыслы. В первой фразе про свет один "свет" взят, к примеру, из записи Маяковского про "светить всегда" (слово обрезано), а другой - из баталовской записи Ромео и Джульетты (место, где "нет повести печальнее на свете").

Далее: в черной комнате, в абсолютной темноте зрителя, обряженного в белое, сажают против стола, на котором, в черной загородке, - узкое вертикальное окно. Верхняя часть окна - зеркало, где зритель видит свое отражение до плеч. Низ - стекло, в котором тоже видно отражение, потому что за ним темно. За стеклом - только освещенные маленькими свечами руки одетого в черное Ильи, которые из-за всех этих отражений зрителю кажутся его собственными руками. Такая визуализация Откровения. А сам апокалипсис разыгрывается с бумажными человечками в спичечных коробках - они горят и мнутся, отчего не только человек, но и весь мир кажется не более устойчивым и защищенным, чем коробок и крошечные фигурки в чьих-то огромных руках.

Вот, собственно, и все о первой половине "Золотой маски". Предстоят еще полторы недели спектаклей и концертов, а 11 апреля - уже закрытие и раздача призов. Тогда можно будет поговорить не только о спектаклях, но и о каких-то тенденциях и интригах. Если они, конечно, будут.