Русский Журнал / Обзоры / Театр
www.russ.ru/culture/podmostki/20050719.html

Расслабленный июль
Дина Годер

Дата публикации:  19 Июля 2005

Все думали, что московский театральный сезон окончательно закрылся - ан нет, на рубеже июня-июля вынырнула еще одна премьера, видимо, теперь уже последняя. Она оказалась специально летним проектом, каким прошлым летом была "Э'Федра" в недостроенном театре сада "Эрмитаж". "Арабскую ночь" показывали и вовсе на открытом воздухе, во дворе не так давно открытого Культурного центра "АртСтрелка" (что через мост от храма Христа Спасителя). Режиссер Йоэл Лехтонен (учившийся в Москве молодой энергичный финн) отмел вполне традиционное и всем понятное определение "уличный театр" и важно назвал свое произведение "первый open-air театр в Москве". И вообще в раскрутке постарался представить представление как нечто очень продвинутое и по определению модное. Обещали "изысканный музыкальный коллаж от группы "Second Hand Band" (действительно, что-то такое раздавалось в динамиках) и шесть арт-объектов современных художников. Впрочем, не было никакой возможности понять, что именно из мебели, стоящей во дворе, следовало считать арт-объектами. Разве что высокий меховой верблюд напоминал о любящем мягкие игрушке художнике Ростане Тавасиеве, который фигурировал в списке актуальных авторов оформления, и о фантастическом мотиве жаркого Востока, который был в пьесе. Еще была пара складных картинок с изображением полуголых девиц (они появлялись в действии при упоминании о вожделеющих дамах), но кто их изобразил, узнать так и не удалось. Во дворе лицом к реке, поставили скамейки; те, кому не хватило места, стояли рядом или гуляли вокруг "сцены", жуя жареные сосиски, которыми торговали тут же.

Не так давно написанная пьеса молодого немца Роланда Шиммельпфеннинга - в меру занятная, в меру занудная, написанная как странноватое чередование внутренних монологов действующих лиц - в Москве уже ставилась. Это был не слишком успешный спектакль Александра Назарова с хорошими молодыми актерами, в том числе уже знаменитым Григорием Сиятвиндой. Сюжет "Арабской ночи" из современной городской истории превращается в фантастику, в нем появляются пески, султаны, отрубленные головы, страшные предсказания, краденая немецкая девочка, гарем и т.д. Но изобразить все это посреди "АртСтрелки" не оказалось никакой возможности. И вот молодые актеры бегали по двору от тахты к условной коробке лифта, стараясь перекричать шум проходящих машин и музыку с проплывавших пароходов, а мы должны были думать, что они мирно спят у себя дома или бредут по пустыне. К финалу, правда, стало понятно, почему спектакль показывают именно здесь, а не в помещении: зажгли плошки с огнем, без которого не обходится ни один уважающий себя уличный театр, а артисты окончательно освоили весь двор (один даже залез на крышу галереи). Но смысла все эти эффекты весьма бестолковому спектаклю Лехтонена не прибавили. Хотя в те дни, когда была хорошая погода, сидеть во дворе "АртСтрелки" в самое красивое закатное время, глядя на реку и Москву за ней, было очень приятно.

Ну а теперь о Чеховском театральном фестивале, который все еще продолжается. В прошлый раз, судя по двум первым, очень симпатичным, представлениям, я предположила, что большая бразильская программа окажется удачной. Промахнулась. С традиционным театром дела у бразильцев оказались много хуже, чем с кукольным и музыкальным. Правда, один из трех драматических спектаклей вызвал какое-то неадекватно большое количество откликов в прессе, но это, я полагаю, объяснялось мертвым сезоном и отсутствием у журналистов хоть каких-то тем для статей. Впрочем, побывать на "Золотом оскале" - спектакле бразильской знаменитости Жозе Селсу - и впрямь было познавательно, особенно для студентов театральных вузов.

Осколок контркультурного театра 60-х, словно вынутый из музейной витрины, прибыл к нам в начало ХХI века. Нам такое и увидеть негде, поскольку его советский вариант - театр Юрия Любимова - все же выглядит совсем иначе. Московские газеты наперебой печатали фотографии совершенно голых актеров, которые, скандаля друг с другом, бегали по залу и пробирались сквозь ряды зрителей, очень их смущая. Журналисты, веселясь, описывали, как на сцене главный герой - мафиози по кличке Золотой Оскал - устраивал конкурс грудей, обещая за лучшую пару подарить жемчужное ожерелье, а потом выходил в зал, предлагая раздеться и девушкам из публики. Сама история про жизнь и смерть Золотого Оскала, который был не то злодеем, не то Робин Гудом, выглядела весьма невнятно, но актеры очень веселились, пели, пританцовывали беспрестанно, возглавляемые своим пожилым, но крайне энергичным режиссером, бегали по залу, приставали к зрителям и чуть что оголялись. Публика подозревала, что бразильские зрители в подобной ситуации зажигаются с пол-оборота, но сама завестись не могла, чувствовала себя неловко и робко тянулась к выходу, шарахаясь от скачущих вокруг горячих латиноамериканцев. Просвещенные критики писали о протестном прошлом Жозе Селсу, об организованном им в студенческие годы театре "Офисина Узина Узона", о том, как в 70-х, в годы военной диктатуры, он сидел в тюрьме, прошел через пытки, а потом был выслан из страны, и что дружил с основателями главного театра контркультурных скандалистов - американского "Living Theatre". Ясно было, что Селсу - человек весьма заслуженный, но досидеть до конца трехчасового зрелища, идущего без перерыва, смогли немногие. Хотя, говорят, что у себя в Сан-Пауло "Золотой оскал" идет шесть часов и публика воспринимает это нормально: входит и выходит во время действия, ведет себя свободно и получает удовольствие.

Из обещанных Чеховским фестивалем "первачей" на начало июля пришелся спектакль знаменитого британца Саймона МакБерни "Шум времени". Постановку МакБерни, мне кажется, ждали как никакую другую из нынешней фестивальной программы. С тех пор как двенадцать лет назад он приезжал в Москву со своим театром "Комплисите" и показывал спектакль по Бруно Шульцу "Улица крокодилов", о нем ходили легенды. На этот раз МакБерни привез представление о судьбе Шостаковича, выстроенное вокруг записи для радио ВВС его последнего - пятнадцатого - струнного квартета. Причем в этом спектакле участвовал знаменитый американский "Эмерсон-квартет".

Судя по всему, больше всего МакБерни интересовало радио как феномен. Его бессловесный спектакль - это чередование картинок, складывающихся из фотографий и хроники, проецирующихся на задник сцены, и гротескного танца четырех актеров, метафорически иллюстрирующих смысл слов, которые идут фонограммой, как бы по радио. А там - полная мешанина: научно-популярные передачи о музыке и изобретении радио, и обрывки каких-то рассказов друзей Шостаковича (слышен голос неназванного Ростроповича), и собственные воспоминания композитора, и его ранние письма матери, прочитанные детским голосом, и песни, и цитаты из гневных советских обличений Шостаковича. По мысли режиссера, все это должно было сложиться в "шум времени", помогающий нам понять трагический и, как говорят (если так можно сказать о музыке), автобиографический пятнадцатый квартет. Но в тот момент, когда действие замирает, а на сцену выходит "Эмерсон-квартет" и играет то, о чем так многословно и нервно шла речь до сих пор, оказывается, что все это предисловие было не нужно. Потому что весь этот "шум времени", только гораздо глубже, мощнее и трагичнее, уже есть в музыке Шостаковича.

Ну и напоследок скажу пару слов еще об одном спектакле из программы Чеховского фестиваля - из условной серии "для тех, кто любит экзотику". Из Тайваня привезли полуконцертное представление под названием "Старинные национальные танцы". Конечно, такое специфическое и неэффектное искусство требует некоторых объяснений, и нам в буклете рассказали об ансамбле "Хан Тан Юфу", занимающемся пропагандой древнего аутентичного китайского искусства - прежде всего традиционной музыки Нанкуан ("Южные ветры" - это шестнадцатый век), а еще оперы и танца Лиюан ("Грушевый сад", чья традиция восходит к двенадцатому веку). Впрочем, и те, кто прочли объяснения, и те, кто не прочли, равно впадали в медитацию при звуках старинных китайских инструментов и высоких женских голосов и при взгляде на минималистские танцы похожих на куколок китайских красавиц с белыми личиками и губками сердечком. Два шажка туда - два сюда, повести ручкой с отставленным мизинцем, покачать головкой, как сувенирные "китайские болванчики", - и все с изяществом фарфоровых марионеток. В начавшейся московской жаре именно это расслабляющее искусство, смысла которого нам никогда не понять, смотрелось особенно уместно.