Глядя на старших коллег, разъезжающих летом по зальцбургам и байройтам, я сначала как-то постеснялся писать про Геттингенский генделевский фестиваль - камерный (в неделю длиной), мало кому известный фестивальчик, куда, сдав досрочно сессию, собирался уже второй раз подряд. И второй раз убедился, что стесняться тут нечего, потому что, побывав один раз в Геттингене, я понял, что единовременным визитом дело не ограничится. Программа нынешнего, 80-го, фестиваля звучала более чем заманчиво: опера "Роделинда" и оратория "Мессия" и много всякого разного. Воздав должное Генделю, надо воздать честь и городу, где звучит его музыка.

Геттинген - типичный немецкий университетский городок, да не типичный. Его жители склонны к своеобразным будничным эскападам, причину которых понять не всегда легко. Ну вот зачем, например, на главной торговой улице Weender рядом с церковью Св.Иакова на открытом воздухе устроили цирюльню, где вас, не моргнув глазом, обреют "под коленку" всего за 5DM? Или - зачем селить бедного русского студента, вашего покорного слугу, в некую Werner-Schule, оказавшуюся на поверку школой для молодых монашек?

Такие же чудачества и с Генделевским фестивалем. Сам Гендель никогда не был в Геттингене, ну, может, был один-два раза проездом, мотаясь в 1710-х годах из Лондона в Ганновер и обратно. И тем не менее именно здесь - колыбель генделевского ренессанса. Фанат творчества композитора Оскар Хаген в 1920 году учинил в Геттингене постановку одной из его лучших опер - "Роделинды". Правда, поставлена она была с купюрами, под рояль, да и вообще, вся акция была затеяна исключительно для его жены Тиры Хаген, певшей главную партию. Но это скромное событие, как оказалось впоследствии, спровоцировало ту истерию по Генделю, которой сейчас страдает, без преувеличения, весь мир. Доказательством этого служат пять (!) генделевских фестивалей, такое же количество генделевских обществ, килограммы записей опер и ораторий, сотни научных трудов.

Геттингенский фестиваль всегда находится в курсе всех событий, но оставался в стороне от суеты сует и годами пестовал свою камерно-интимную атмосферу. А между тем, здесь бывали такие имена, при упоминании которых у любого любителя барокко слюнки потекут - Эмма Керкби, Майкл Чанс, Кристоф Руссе, Линн Доусон, Дерек Ли Реджин, Райнхард Гебель и т.д. И самое главное - эти живые легенды никогда не прячутся в салонах шестисотых саркофагов, а свободно разгуливают по узким улочкам и всячески готовы к неформальному общению. Городок маленький, и шансов увидать звезду, взять автограф, сфотографироваться на память (это для сентиментальных) или просто поговорить о жизни и о Генделе много. Всем этим с превеликим удовольствием занимаются местные старушки, а также их современники, подданные Великобритании и США, коих здесь немало.

Английская речь звучит на фестивале чуть ли не чаще, чем немецкая - а все потому, что им уже 20 лет руководят англичане. Сначала это был небезызвестный Джон Элиот Гардинер, ныне один из столпов мирового аутентизма, а в 1980 году просто долговязый перспективный британец в очках. Как мне недвусмысленно намекнул один из директоров фестиваля, именно в Геттингене Гардинер и сделал себе имя. Когда же он это осознал, то ретировался, передав бразды правления своему соотечественнику Николасу МакГегану.

МакГеган - антипод Гардинера, маленький, плотного телосложения, хотя тоже перспективный, и тоже в очках. Вместе, говорят, они смотрелись очень комично, почти как Пат и Паташон. Макгегана почему-то не всегда любили в Европе, и он уехал с исторической родины в Америку, где теперь процветает. В Геттингене он существенно изменил стиль генделевских пиршеств, снабдив каждый фестиваль темой и оснастив оперных певцов барочными костюмами, сделанными точно по эскизам XVIII века. В прошлом году, когда в таком барочном виде исполнялась "Ариадна на Крите", я долго не мог прийти в себя от той совершенно неземной красоты сценического убранства и того, с какой легкостью МакГеган в течение четырех часов обходится без режиссера (режиссер, конечно, был, но его роль в настоящей барочной опере сугубо эпизодическая). А когда запела сладкоголосая Ариадна-Софи Данеман, то публика вошла в состояние транса, из которого выходить ей уже не хотелось.

В этом году организаторы тем не менее решились на современную постановку генделевской оперы "Роделинда" (той самой, с которой все началось) - наверное, в год 80-летия им захотелось чего-то необычного. Кельнский режиссер Игорь Фолвилл освободил средневековую итальянскую страшилку (сюжет: наследственные дрязги из-за короны Милана и Генуи) от всякого исторического контекста, сосредоточив свое внимание и внимание публики на старых как мир человеческих чувствах - любви, мести, ненависти. Получилось очень здорово - эмоциональные поединки героев смотрелись очень динамично и красиво, органично вписываясь в пустое, не обремененное историческими реалиями, пространство сцены. Фолвилл - настоящий джентльмен - не надругался над музыкой и сюжетом, отыскивая в них несуществующее второе дно и марая партитуру многочисленными перестановками и купюрами, и скромно занял второе после МакГегана место. МакГеган за дирижерским пультом блаженствовал - сидя в первом ряду (ах, как в Германии относятся к прессе!), я был свидетелем того почти физического удовольствия, которое дирижер получает от своего творчества. Еще бы, с такими певцами любая работа превращается в наслаждение! Например, Роделинда - канадка Доменик Лабелль с голосом фантастической красоты и легкости, генделевская певица от Бога. Или seconda donna Эдвига, мстительная интриганка, сыгранная полячкой Эвой Волак, обладательницей густого, "бархатного" контральто.

Всеобщим любимцем стал молодой британский контртенор Робин Блейз, приезжавший к нам на последние "Декабрьские вечера", - чудный парень, с наивной улыбкой и светлым меццо-сопрано, выдающим чистые, как слеза, колоратуры. Все уже вроде сошлись во мнении, что контртенор - лучший аналог кастрату, способный без утраты мужского естества петь красивым женским голосом; но от самого факта, что взрослый небритый мужчина поет где-то в первой октаве, все равно бросает в благоговейную дрожь. Подобное состояние в Геттингене всем пришлось испытать не раз - то в оратории "Израиль в Египте" Майкл Чанс доверительно прошепчет про лягушек, заполонивших Египет, то дивный тембр Андреаса Шолля приведет вас в состояние блаженства в "Мессии". И такие восторги - каждый год.

В Геттинген стоит приезжать за двумя вещами - музыкой Генделя и певцами. Николас МакГеган отбирает их сам. По ночам здесь поет восхитительная аутентистка Нэнси Арджента, а днем - прилежная немецкая фройляйн Констанце Бакес, с непогрешимо чистым голосом и грешными очами искусительницы. Конечно, на компакт-диске с Геттингенского фестиваля (а их в Москве продается в изобилии) нельзя разглядеть ни барочно-порочные глаза Констанце, ни тем более элегантную небритость Робина Блейза, но там есть Гендель. Хотя настоящим любителям прелестей барокко нипочем километры, которые нужно проделать до Геттингена, чтобы все увидеть своими глазами.