Никто и не ждал от Юрия Грымова чего-то серьезного. В отличие от кинематографа, куда все же можно ворваться, имея деньги и оборудование, театр - искусство закрытое. В театр нельзя прийти с улицы и сделать что-то необычное. Здесь все уже было - и подвешенные к колосникам фаллосы, и женщины с высокими голосами, играющие мужчин, и мужчины, играющие лебедей. Были и художники в образе Гитлера с усами, и медузы, притворяющиеся Горгонами. Даже поп-музыканты, в оранжевых париках, орущие в финале в столбах холодного огня "Mother fucker".

Первое, на чем прокололся г-н Грымов, - специфически театральные категории пространство и время. Он не смог, не сумел вывести героев за пределы фронтальной мизансцены, превратил их в букашек, перекатывающих выеденное яйцо. Не смог ограничить время до размеров сна. Или галлюцинации - на чем настаивал Дали, - но в рамках четкой сценической формы - с кульминацией и развязкой. "Психоделическая" пьеса Левана Варази, набитая отрывками из дневников и высказываний Лорки, Гала и Пикассо, сыграла с Грымовым злую шутку: он запутался в диалогах, перегрузил "кривляние" - словом, не смог отсечь лишнее. В результате "вампука" - помесь кокетливого сладострастия и сентиментального морализаторства, внутри которого специфический русский Дали, маленький сморчок в школьной курточке, в течение трех часов страдает от несоответствия гигантскому образу космического гения XX века.

Искренность - единственное, что делает работу Юрия Грымова не полным, а полупровалом. Он искренне хотел разобраться в том, как можно добиться коммерческого успеха не линией и цветом - естественными для художника средствами, а словом. Хотел узнать, как можно сделать "кривляние" товаром. Не узнал. Опыт Дали уникален. И Юрию Грымову он вряд ли уже пригодится.