В "Оркестре XVIII века" все музыканты играют на старинных инструментах или их точных копиях, сделанных лучшими современными мастерами. Репертуарные рамки коллектива жестко определены - от Баха до Мендельсона, что его участников, однако, никак не стесняет, ибо всю музыку, попадающую в их поле зрения, они играют с фантастическим качеством. В московской программе "Оркестра XVIII века" значились все три венских классика - Гайдн, Моцарт и Бетховен, - и публике предстояло выяснить, кому он отдает предпочтение.

В оркестре царит коммунизм; все его участники - от дирижера до литавриста - получают одинаковый гонорар. Поскольку королева Нидерландов Беатрикс музыку не очень любит, то государственное обеспечение этому прославленному коллективу не грозит, да оно им и не очень-то нужно - они вполне довольны своими собственными доходами. Для них не существует такого понятия как рутина: музыканты собираются три-четыре раза в год для проведения турне, а затем снова расходятся, чтобы встретиться вновь.

Главные конкуренты "Оркестра XVIII века" живут в Великобритании. Однако по другую сторону Ла-Манша, на европейском континенте соперников у него почти нет. Даже в родной Голландии, на родине аутентизма, все тихо и спокойно - главный оппонент, "Амстердамский барочный оркестр" Тона Коопмана занимается в основном ораториальными жанрами. Посему "Оркестр XVIII века" может без опаски шлифовать свое мастерство и добиваться ансамблевой слаженности. Как раз чувство ансамбля и убивает наповал. Понять, как могут дышать вместе тридцать человек, трудно, а приняв во внимание тот факт, что музыканты готовят программу очередного турне в среднем за неделю, - и просто невозможно. Но, что бы они ни играли, во главу угла всегда ставятся хорошие манеры, умеренность эмоций и стопроцентное качество. Поэтому кому-то их игра покажется выхолощенной и бесчувственной, а кто-то будет просто наслаждаться безупречным звучанием.

В этот раз музыканты пустились в дорогу без своего главного дирижера - убеленного сединами Франца Брюггена, по инициативе которого они и собрались впервые в 1981 году. Так уж решили, что за дирижерский пульт должен встать Томас Зеетмайр, один из самых прославленных скрипачей-аутентистов, постоянно сотрудничающий с оркестром. Для затравки он выбрал Восемьдесят третью симфонию Гайдна, получившую от поклонников композитора несуразное прозвище "Курица". Собственно, от неуклюжей куры в симфонии нет ничего, кроме "квохчущей" заключительной темы первой части. В остальном она абсолютно классична, и оркестр озвучил ее в полном соответствии с классическими канонами - ни дать ни взять образцовое исполнение. Даже слишком образцовое для неказистой птицы.

Хорошо зажаренная "Курица" уступила место драме человеческих чувств - Концертной симфонии для скрипки и альта Моцарта, одному из самых обаятельных и проникновенных опусов венского гения. Томас Зеетмайр взял в руки скрипку, а к нему присоединилась альтистка Рут Киллиус. Дуэт был хорош, но не более того - во всяком случае, он не поколебал в глазах москвичей авторитета коронных солистов Концертной симфонии Виктора Третьякова и Юрия Башмета, которые сообщают опусу большую глубину и лиричность (когда, естественно, находятся в хорошей форме).

Бетховен же со своей Седьмой симфонией оставил своих предшественников далеко позади. Здесь были и мелодическое раздолье, и бесшабашность народного танца, и сочные, хорошо выдерживаемые паузы, совершенные в своей красоте, как дырки в голландском сыре. Знаменитый траурный марш, освободившись от надрывного романтического пафоса, превратился в чудесное меццо-тинто, не утратив при этом своей сосредоточенной скорби. А уж в финале оркестр, кажется, превзошел самого себя, выплеснув в зал такой заряд энергии, что даже глухая акустика Концертного зала имени Чайковского на время куда-то исчезла, предоставив место буйству оркестровых красок.