Русский Журнал / Обзоры / Рецензия
www.russ.ru/culture/review/20010123.html

Шикарный парень
О книге Дианы Солуэй "Рудольф Нуреев на сцене и в жизни. Превратности судьбы"

Андрей Алексеев

Дата публикации:  23 Января 2001

В издательстве "Центрполиграф" вышла книга воспоминаний о знаменитом танцовщике Рудольфе Нурееве. Это не первая книга на русском языке о нем. Существует сборник воспоминаний о молодом Рудике, составленный его ленинградскими друзьями. Издана "Автобиография" Нуреева, надиктованная им французским журналистам вскоре после того, как фамилию танцовщика стали писать по-иному - "Нуриев". Есть книжка Отиса Стюарта "Рудольф Нуриев. Человек-легенда". Все эти издания грешат существенными недостатками.

Сборник охватывает лишь начало жизни Нуреева, до его отъезда на гастроли в Париж, откуда он уже не вернулся. "Автобиография" бегло описывает тот же период плюс первые месяцы пребывания танцовщика на Западе. Она недостоверна именно потому, что ее автор - сам Нуреев. А он стремился сгладить все острые места и скандальные подробности своей жизни. Отис Стюарт просто сделал компиляцию из многочисленных сплетен, не обращая никакого внимания на достоверность информации, а его знаниям балета и российских реалий можно поставить в лучшем случае три с минусом.

Книга Дианы Солуэй издана на английском языке в 1998 году, толщиной в кирпич, а объемом - почти 600 страниц. В такой махине умещается масса подробностей не только о Нурееве: окружавшие его люди, балетные труппы, в которых он танцевал, спектакли, в которых участвовал. Из текста не ясно, видела ли Солуэй "живьем" спектакли с Нуреевым, (похоже, что автор книги молод). Но она, несомненно, восхищается им - или по крайней мере его мифом. Поэтому Солуэй подошла к делу с дотошностью педанта. В ее труде практически нет фактографических ошибок, даже в описании российского периода жизни героя - самого крепкого орешка для западного автора. При создании книги автор добросовестно опросил почти 200 человек, многих по несколько раз. Солуэй очень хотелось походить на идеального биографа, описанного в предисловии, в цитате из Вирджинии Вульф: он должен идти "впереди остальных и, как шахтерская канарейка, принюхиваться к атмосфере, чуять ложь, подделку, присутствие устаревших условностей".


Автор отбросил "устаревшие условности" и достиг значительной панорамности описания. Чтобы постичь столь непривычную для корректного Запада личность своего героя, Солуэй даже ездила в Уфу, где вырос Нуреев. Посетив тесные коммуналки и деревянные покосившиеся дома, она отправилась и в замок Ротшильда, где Нуреев гостил, и на остров в Средиземном море, которым Нуреев владел в последние годы жизни. Она писала о том, как Нуреев родился в поезде, следующем по Сибири, и как он умер в Париже вскоре после последней своей постановки - балета "Баядерка" - в парижской Опере. О герое книги ей рассказывали нуреевские друзья детства в Уфе, приятельницы молодости в Ленинграде. Партнерши (балерины в Великобритании, Франции и Америке), Барышников в Нью-Йорке и принцесса Маргарет в Лондоне.

Солуэй цитирует неопубликованные дневники Сесила Битона и документы из российских архивов, частную переписку и газетные статьи. Она создает коммерчески беспроигрышный образ Нуреева: одновременно загадочный и общедоступный. "Всемирный шикарный парень", как назвал Нуреева один английский критик. Идеальный партнер для одних балетных прим и невыносимый для других. Киноактер, сыгравший голливудскую кинозвезду 20-х годов Рудольфо Валентино в одноименном фильме. Верный друг и предатель, скряга и широкая душа, завсегдатай притонов и гарантия аншлага в театре - все это Нуреев.

Книга Солуэй - идеальный бестселлер. Погружение в тонкости профессии Нуреева лишь до того предела, чтобы не утомить сложностью читателя. Главное, что можно узнать из книги о Нурееве-танцовщике, - он обладал невиданным сценическим магнетизмом, невероятной трудоспособностью и ни за что не желал покидать сцену, даже в период своей балетной старости и болезни СПИДом, когда зрительские овации сменились зрительским разочарованием.

Все это правда, как правдивы и описания "двойного эффекта", возникающего в моменты балетмейстерских опытов Нуреева. Он умел мобилизовать артистов (гораздо чаще кнутом, чем пряником), и подстегиваемая труппа работала выше своих творческих пределов. Но даже постоянные поклонники Нуреева-танцора, как правило, кисло отзывались о его постановках классических балетов, а рецензии критиков зачастую были уничтожающими.

Может быть, самый драматичный момент в жизни Нуреева - его несложившиеся отношения с Джорджем Баланчиным. Тому, кто привык получать все, многие годы приходилось добиваться творческого и человеческого расположения великого хореографа. Нуреев мечтал, что Баланчин специально для него сделает балет, обхаживал мэтра, как мог. Увы, Баланчин не любил Нуреева. Солуэй описывает, как провалилась единственная их совместная работа: Баланчин заболел и не мог закончить балет. А название несостоявшегося спектакля напоминает завуалированную насмешку эстета над парвеню - "Мещанин во дворянстве".

Нуреев - герой светской хроники и репортажей папарацци - интересует автора не меньше, чем Нуреев-артист. Подробности личной жизни Рудольфа в книге Солуэй обильны и откровенны. Упор на гомосексуализм - особый, акцент на сексуальности, привнесенной Нуреевым в танец - постоянный. Некоторые страницы - в очередной раз перелицованный Фрейд. Нуреев предстает на них как ходячее либидо и как смесь комплекса неполноценности с неизбежным комплексом превосходства. Другие строки сентиментальной "психологичностью" напоминали бы дамский роман, если б речь не шла об отношениях со знаменитым датским танцовщиком Эриком Бруном. Или с Уоллесом Поттсом и Робертом Трейси, мало кому известными до встречи с Нуреевым.

Подробно описана светская жизнь Нуреева, его дружба со знаменитостями: Жаклин Кеннеди и Миком Джаггером, восточными принцессами из нефтяных арабских стран и богатыми наследницами всех национальностей, представителями европейской аристократии (в частности, лордом Сноудоном, оставившим много фотографий Нуреева и его жилищ). Не менее подробно - страсть героя к покупке недвижимости, ненависть к уплате налогов, тяготение к коллекционированию дорогих вещей и разнокалиберного антиквариата, сомнительный, отдающий варварством, вкус к дизайну квартир и нарядов. Интересует автора и юридическая свистопляска, начавшаяся после его смерти. Нуреев оставил своей многочисленной родне приличные деньги и дал им возможность жить на Западе, но основные суммы из многомиллионного капитала передал в специально созданные фонды для развития балета. Родственники танцовщика оспаривали завещание.

Солуэй немало страниц посвящает непредсказуемости поступков героя, из-за которой его прозвали "диким зверем в гостиной". Пощечины, швыряния бокалами с вином, грязные ругательства, которые Рудольф в дурном настроении обрушивал на собеседника, объясняются просто, как и положено в книгах такого рода. Используемых клише - два. Первое: талант - синоним богемы, эксцентрики пополам с эпатажем. Второе: то, что дозволено Юпитеру, не дозволено простым смертным. Нуреев - Юпитер. Потому его жизнь - вне критики, как и жизнь всех популярных "небожителей".

Материалы, собранные в книге, ценны возможностью анализа. Но Солуэй не собирается углубляться в дебри исследования массовой культуры, которой большую часть жизни принадлежал Нуреев. Ее не интересует, как элитарное искусство классического балета в случае Нуреева превратилось в "попсу". Единственное, что может сказать автор, определяя место Нуреева в искусстве XX века, - так это констатировать его огромную славу, которая (как у Нижинского) с годами лишь растет. Когда жизнь и смерть героя, как и посмертный аукцион по распродаже его имущества, - очередная сенсационная премьера.