Августин говорит, что мы можем помочь себе думать о времени, если будем исходить из полноты целого, - например, песни, которую я берусь спеть от начала и до конца. Она, сама по себе целая, тогда развертывается во времени. Что это за песня? Раннехристианский гимн? Или жизнь человека? Или та хвала Богу, какою оказывается "весь век", totum saeculum, история мира? Как у Аристотеля, у Августина мы знаем время по изменению души: время есть душа изменяющаяся, вне которой никакого измерения времени нет. Это не психологизм. Песня, о которой говорит Августин, по сути то же, что мелодия (тон) присутствия, как определяет настроение Хайдеггер в своей фундаментальной онтологии.

Владимир Бибихин. "Мир"

"Позвольте представить вам выдающегося артиста наших дней, который будет весь вечер испытывать вас [смех в зале - П.К.]. Уверен, что вы без колебаний согласитесь: Том Лерер - самый блестящий творческий гений, какого Америка породила за последние 200 лет [одобрительный смех - П.К.], так что, пожалуй, не будет лишним в нескольких словах пересказать его биографию". Одаренный от природы самым зычным баритоном, какой только слышала американская сцена начиная с памятного дебюта в 1835 году Милларда Филмора... [понимающий смех "посвященных" - П.К.]... Счастливый обладатель двенадцати невероятно ловких пальцев [все хохочут - П.К.]... Мистер Лерер сделал долгую и многообразную карьеру в области развлечений начиная с девяти лет, проведенных в Гарвардском университете [смех, аплодисменты - П.К.]. Там он впервые принял решение посвятить свою жизнь своему будущему самому успешному научному проекту - расширению границ подросткового возраста до бесконечности [cмех, продолжительные аплодисменты - П.К.]. Еще до прихода в Гарвард он был хорошо знаком академическим кругам как автор мастерского перевода на латынь "Волшебника из Страны Оз" [ дружный смех зала - П.К.]. Этот перевод остается до сих пор стандартной латинской версией книги [хохочут - П.К.]. ... Несколько лет он ездил по водевильным театрам, изображая предсмертную агонию людей, больных различными заболеваниями [долгий смех - П.К.], всем хорошо запомнилась блистательная имитация дифтерии [смешок - П.К.]... В настоящее время он повсеместно признан деканом всех ныне здравствующих американских композиторов и сейчас работает над мюзиклом о жизни (жестко - П.К.) Адольфа Гитлера [дружный смех в зале - П.К.]... Том Лерер! [аплодисменты].

Кое-что из этого - правда. Действительно, с 1943 года судьба Лерера тесно связана с университетским миром. Смотри сurriculum vitae: 40-е - гарвардский студент-математишен; 50-е - MIT, Wellesley College, армия ("лучше идти в армию, пока нет войны") и работа в нескольких оборонных проектах, включая ядерную лабораторию в Лос-Аламосе; 60-е - Ph.D в Гарварде; начиная с семидесятых и поныне - читает в теперь уже "родном" Санта-Крузском Калифорнийском университете спецкурс "Природа математики", или, как он сам говорит, "математику для теноров". Добрый дедушка на фотографии, старенький Томик Лерер несколько месяцев назад у себя дома в Санта Круз сидит, облокотившись рукой о пьянино, но можно представить себе, как эта рука поползет с указкой по доске, испещренной формулками. Преподавательская и артистическая деятельность заключают в себе что-то общее. Символично, что "лерер" по-нашему будет "учитель".

На пьянино играть научился в семь-восемь лет, любил сочинять мелодии, и это осталось с ним навсегда. С 1950 года Том Лерер поет в университетской самодеятельности, на parties, в найтклабах и в Эд Салливен шоу. К 1953-му выпустил пластинку The Songs of Tom Lehrer, войдя тем самым в число пионеров LP. Одна-две песенки попали в журнал Sing Out!, где потом был Боб Дилан - но в общем и целом СМИ не любили его. На вкладыше компакт-диска Lehrer с гордостью цитирует мейнстримные газеты: "Скорее нагло, чем интересно..." (New York Herald Tribune), "Банально, тривиально и заметно глупо" (London Evening Standard), "Вульгарно" (Pittsburgh Sun-Telegraph), "На пианино играет удовлетворительно" (Oakland Tribune), "Ему обычно нечего сказать, кроме самых общих мест" (Christian Science Monitor), "Музу мистера Лерера не сковывают такие препятствия, как вкус" (New York Times).

После армии Лерер дал первый большой концерт в Гюнтер Колледже, а потом провел три года в турах по англоязычным странам - в Австралии, Англии (где его очень полюбят и позднее, в 1978 году, пригласят делать крутое авторское арт-ревю Tomfoolery), в Новой Зеландии. Прославился в околоуниверситетских тусовках как смачный и субверсивный интеллекчуал комидиэн, гений мягкого блэк-хьюмора (знаменитое, ставшее классикой Poisoning Pigeons in the Park - веселенькое развлечение: погулять по парку и потравить голубей), соленой социальной сатиры (I wanna go back to Dixie - стилизованная тоска по линчингу и другим прелестям старого доброго Юга) и виртуоз междупесенных "телег", ожидающий от публики, как он сам всегда говорит, "смеха, а не аплодисментов".

Концептуальный стержень Лереровой камэди тех лет - пародийные стилизации популярных песенных жанров и стилей. Травестируются "южная" песня в I Wanna Go Back to Dixie, "Ирландская баллада", гимн футбольной команды Fight Fiercely Harvard, классический венский вальс (The Wiener Schnitzel Waltz), любовная песня (I Hold Your Hand in Mine), умца-умца "рашен дэнса" (Lobachevsky), песня бойскаутов (под названием, конечно, Be Prepared), опереточно-мюзикловые куплеты, фокстроты и рэгтаймы etc., но прежде всего нью фолк ривайвл. В интродукции, например, к Irish Ballad Лерер стебется: "Теперь я хотел бы обратиться к жанру фолк-песни, ставшему в последнее время модным идиотизмом независимых интеллектуалов. В этой песне будет своего рода идиотский припев, в данном случае риккити-тиккити-тин, следующий за каждым из бесчисленных куплетов... Эта старинная ирландская баллада, написанная пару лет назад [гомерический смех в зале - П.К.], отличается от большинства баллад тем, что, где должна быть рифма, там она действительно будет... Один из важнейших аспектов фолк-песни - живое участие зрителей, поэтому всех, кто захочет мне подпеть, я прошу [жестко - П.К.] выйти из зала сейчас, немедленно".

Всячески насмехаясь над "песнями протеста", Лерер объяснял это своим общим скептицизмом. Песня ничего не может изменить, особенно сатирические куплеты, в которых все заведомо огрублено и никогда нельзя сказать "а вообще-то, с другой стороны... и т.п.". Да, я левая сатира, говорил он, но я пою для тех, кто уже в моем лагере, я не рассчитываю, что после моих песен кто-нибудь пойдет и проголосует по-другому или конгрессмен раздумает ратифицировать осмеянный в моей песне законопроект. Моя аудитория - это те, кто уже имеет такие же взгляды, как у меня, это либеральный консенсус. Стоит ли говорить, что Лерер пусть и enfant terrible политической фолк-песни, но и сам, по-своему, представляет ее. Не случайно ему, кажется, симпатизировал Пит Сигер.

Особенно остро это чувствуется в концептуально "политическом" альбоме Лерера - That Was The Year That Was (a.k.a. TWTYTW), представляющем собой собрание политических куплетов, написанных Лерером в шестидесятые годы для американской версии британского политтелешоу That Was The Week That Was с Дэвидом Фростом. В песнях высмеивается поллюция... то бишь, засорение воздуха ('don't drink the water and don't breathe the air!'), порномания и порнофобия ('Give me smut and nuthin' but!'), военный союз с "нашим традиционным другом" Германией ('...We taught them a lesson in 1918, // and they've hardly bothered us since then'), Национальная Неделя Братства - прабабушка нынешней Политкорректности ('Nice to eulogize // People you despise // As long as you don't let'em in your school'), политический пофигизм создателей бомбы ('Once rockets are up, who cares where they come down? // It's not my department, says Wherner von Braun'), гонка вооружений ('We'll try to stay serene and calm, // When Alabama gets the bomb - // Who's next?'), гегемонизм и милитаризм американской внешней политики ('What do we do? - We send the Marines!) и, конечно же, песни протеста (Folk Song Army)!

TWTYTW - последний самостоятельный проект Тома Лерера. Потом были только Miscelannea - отдельные песенки для детской передачи The Electric Company и еще несколько "случайных" песен на современные политические темы. Детские песенки Лерера 80-х годов - чудесный аналог Радионяни, мнемотехнические куплеты на запоминание формул, превращающиеся в трогательные метафоры ("для каждой дельты найдется свой эпсилон" и т.п.), среди взрослых песен тоже есть такая - The Elements (по-нашему - "Элементы") , представляющая собой энергичное, на манер заклинания, вычитыванье всей Таблицы Менделеева. Также в восьмидесятые годы Tomfoolery - просто английское шоу из старых песен - с огромным успехом прокатилось и по всей Америке, и опять по англоязычным странам.

Политические мотивы - в американском смысле слова (экология, аборты, закон Божий vs дарвинизм в школах, ношение оружия и т.п): например, черно-юмористические куплеты Bye-bye, Baby о так называемых "искусственных родах" (аборт на поздних сроках, предмет оживленных политических дискуссий). В одном из последних интервью Лерер излагает свои мысли по этому поводу так: мир стал сложнее, высмеивать что-либо очень трудно. Раньше было понятно, что надо высмеивать - все, что объективно представлялось плохим, отжившим, как всякая мишень сатиры: например, расизм. Но сейчас все сложнее. Либеральный консенсус исчез, Генри Киссинджер получил Нобелевскую премию мира - все это делает жанр политической сатиры устаревшим. Не знаю, кого я безоговорочно мог бы поддержать - арабов или израильцев, феминистов или порнографов, врагов аборта или защитников "выбора". Я против запрещения абортов, но написать об этом сатирическую песенку - задача не из легких, и чаще всего, если думать об этих вещах, тебе станет не до смеха.

У меня в Институте связи была отличная "англичанка" (преподавательница английского и технического перевода) по имени Капустина. Она часто ездила в Америку по работе, обожала ее и многократно рассказывала, как там все круто и какое впечатление это на нее произвело (она же посоветовала мне, когда я уходил в армию, вступить там, если получится, в партию). Когда я принес Капустиной на урок веселые гарвардские капустники Лерера, все "физики" заслушались под ее чутким ухом и те, кто знал английский, довольно смеялись. Сама же Капустина полушутя обижалась на юмориста за его некоторые шутки - антиамериканские, как ей в ее трогательном энтузиазме казалось. Когда я попробовал провести этот же эксперимент на первом курсе филфака МГУ, никто не смеялся и все недоумевали. А преподаватель сказал, что это все какая-то ерунда и предложил всем послушать шотландские баллады в сопровождении средневековой какой-то, если я правильно помню, лютни. И, как сейчас помню, все "лирики" как один врубились, что лютня - это серьезно, и больше не обращали на нас с Лерером, глупых и безвкусных, внимания.

На третьем курсе я иногда преподавал иностранцам русский язык, в целях заработка. Однажды мне через друзей достались протестанты, приехавшие с миссией. Наслушавшись от них наивных антикатолических речей, я столь же наивно взял и поставил им одну из самых стебных песен Лерера - исполненный и глумов, и кощунств The Vatican Rag: 'Do whatever steps you want, if // You have cleared them with the Pontiff // Everybody say his own // Kyrie eleison// Doin' the Vatican Rag!... // Get in line in that processional, // Step into that small confessional, // There, the guy who's got religion'll // Tell you if your sin's original. // If it is, try playin' it safer, // Drink the wine and chew the wafer, // Two, four, six, eight, // Time to tran-sub-stan-ti-ate!' Но тут оказалось, что все они политически корректны и не могут слушать песню, в которой высмеивается чужая религия. Мягкий Лерер оказался слишком брутален для них. Впоследствии они, кстати, приняли Православие.

Так я и остался тогда с этим Лерером один. А в прошлом году в Летней русской школе в Норвиче я обучал русскому языку группу людей, среди которых был премилый бостонский историк, называвший себя в учебных целях Роберт Робертович. Побывав на моем концерте, он уловил что-то общее с Лерером и подарил мне вырезку из газеты с теми фотографиями, которые вы видите здесь. Спасибо ему за это, особенно за то, что он поддержал меня в стремлении не забывать Том-Лерера.

Искусство Лерера не "актуально" - стилизованные им песенные жанры вроде бы вышли из моды, а собственно камэди стала совсем другой - вспомните хотя бы Бивиса и Баттхеда. Тем не менее круиз Tomfoolery имел огромный успех, да и пластинки Лерера сейчас прекрасно расходятся. Недавно Rhino Records выпустило богатый "тройник" СD (R279831) - своего рода Полное собрание сочинений Лерера, включая искрометные куплеты о превратностях либерального секса I Got It From Agnes и Hanukah in Santa Monica, комический гимн еврейским праздникам, в котором "шэвуэс" рифмуется с "Сэнт Луисом", а 'Passover' должен был рифмоваться с одной частью тела, которую я вам не назову, но потом Лерер отказался от этой рифмы. Когда я был в Америке, этого комплекта там еще не было - пришлось купить тривиальные два старых альбома: An Evening (Wasted) With Tom Lehrer ("прощальный" альбом 1959 года) и Revisited, а TWTYTW у меня уже был с собой еще с самой Москвы - на кассете.

Его дал мне послушать - и переписать - не кто иной, как Соломон Наумович Хайкин, восьмидесятилетний старый переводчик из Агентства печати новости, на пенсии, в прошлом - член Еврейского антифашистского комитета, ездивший при СССР в Канаду и Америку, репрессированный в конце сороковых, искренний советский патриот, человек с огромным стажем пропаганды наших политических ценностей в стиле журнала "Советиш Геймланд". Хайкин всегда хаял Израиль, называл иврит пропагандистским языком, при этом бегло, сленгово и одинаково невнятно говорил по-русски, по-английски и на идише. Обаяние этого старичка было неисчерпаемо. Обычно его звали "Сэм". И вот такой человек мог привести из Америки, а может быть Канады, диск Тома Лерера That Was The Year That Was и дать мне послушать то, что было на игровом уровне "опасно" (во-первых, американская, во-вторых, политическая сатира), но на самом деле как раз безопасно, потому что минус на минус дает плюс. Я переписал Лерера на кассету, хотя по-английски знал только нот ет да ес ит ыз, так что ничего не понял, кроме пряности и остроты в голосе певца, бурных всплесков хохота и прикольной, приятно грубоватой фортепьянной игры, драйв которой для меня уже тогда был особенно важен.

Чем является политическая сатира в Америке, да еще в форме песни, я не особенно понимал. Позднее, в Borders я узнал, что Лерер проходит по категории камэди. Разумеется, термин мало что прояснил. Если это камэди, то Клим Петрович Коломейцев или Лукоморья больше нет... - тоже камэди и Шукшина До третьих петухов - камэди. А вот, скажем, Кони привередливые - так это, наверное, трэджеди, не иначе.

Но мы будем говорить не об актуальных статусах и контекстах, а только о надмирной сути, непроявленной. В мэнээсовской России семидесятых не только Галич-Высоцкий, но и Аркадий Райкин, и "неофициальный" концерт Жванецкого в Протвино, и "запрещенный одно время" Ка-Ве-Эн, и Вокруг смеха с сардоническим пародистом-мизантропом Ивановым, и райские фиги в карманах детских радио- и телепередач (Абэвэгэдэйка, КОАПП, феерическая Радионяня) как-то вмещали в себя запредельную метафизику нонконформизма.

Видимо, через Хохму (др.-евр. KhokhmA - 'мудрость, премудрость'). Эта Хохма могла быть в том, кто даже о ней не знал: через драйв и "музыку". Ради этой же Хохмы мы вместе с теми, далекими, виртуальными американцами пятидесятых, аккуратно производящими на пластинке "смех в зале", соберемся и послушаем развеселые ditties Том-Лерера. Тут дело не в самообмане огромной массы людей, как легко думать нынешнему поколению читателей Стругацких. Тут дело в тембре, в вибрациях, в Хохме, дело в искренности и неуемности одинокого голоса под пьянино. Дело в том, что главное - музыка, а не слова.

Ради этой музыки, ради недовоплощенной экстремальной мудрости, ради зычного баритона и двенадцати невероятно ловких пальцев, слушали мы, слушаем и будем слушать таких мужиков, как Лерер, сколько б малосодержательны, конформны и фуфлыжны ни были подчас их песенки.