В нынешнем сезоне "Молодая Россия" дала уже четыре концерта. И все они стали событиями в музыкальной жизни Москвы... Оркестр открыл свой абонемент Первой симфонией С.Рахманинова (18 октября). Юношеское сочинение, изобилующее длиннотами и далеко не совершенное по форме, потерпело провал на премьере (1897 г.) из-за крайне неудачного исполнения (дирижировал А.К.Глазунов) и практически не звучит в наши дни. Волей Марка Горенштейна, сосредоточившего свое внимание на наиболее впечатляющих музыкальных высказываниях автора, как бы протянувшего незримую, но ясно ощущаемую нить к последней - Третьей симфонии Рахманинова (через лирические эпизоды и грандиозную кульминацию в финале), - Первая превратилась в трагическое музыкальное полотно, будто лишенное всех недостатков, присущих ему. Да и есть ли они вообще? - думалось невольно в то время, когда переполненный Большой зал консерватории буквально сотрясали восторженные "браво" слушателей. Событие это нужно еще долго осмысливать, анализировать, ведь был создан прецедент исполнения забытого, практически, сочинения...

Через месяц после Рахманинова Марк Горенштейн со своим оркестром впервые давал Девятую симфонию Малера. Экзамен. Испытание. Ведь традиции исполнения малеровской музыки в России практически нет, но широко известны многие записи выдающихся зарубежных интерпретаторов Малера. Девятая симфония - знаковое для автора сочинение: итог жизни... Горенштейн подчеркивает все авторские намерения, задавая им обостренно трагический тон. В первой части - Анданте комодо - душевная боль ощущается сильнее, чем чувство покоя и любования земной красотой. Вторая часть - В темпе лендлера - развивается медленнее по сравнению с традицией, звучит жестко и тяжеловесно: не как простонародный танец, но скорее как некое варварское шествие (Малер был провидцем и не мог не предчувствовать катаклизмов, которые вскоре грозили обрушиться на Европу, - не за горами были 1914 и 1939 годы, обозначившие катастрофы века). Третья часть, Рондо - Бурлеска, стала у Горенштейна как бы реакцией на вторую: страстный порыв чувств, мыслей, протест. Финал - итог размышлений, та доминанта, к которой устремлены все помыслы автора в Девятой симфонии: заключительный монолог о жизни и уходе из нее. В трактовке "Молодой России" - музыка светла, но и полна горечи. Девяносто минут звучит эта симфония у Горенштейна (эталонные западные образцы не превышают восьмидесяти минут). Медленные, сверхмедленные темпы удаются ему поразительно! Не востребованное в быту, но гложущее его стремление поведать о главном - оборачивается в музыке обезоруживающей искренностью, исповедальностью. Чувственное напряжение не прерывается ни на секунду и, истаивающее к концу, в версии Горенштейна придает катарсису оттенок неизбывной печали. В его трактовке я ощущаю сродство Девятой симфонии Малера с "космическими идеями" Скрябина, с бездонной и всепоглощающей печалью музыки Чайковского. Горенштейн здесь проявляет себя художником русской ментальности: ностальгия, смятенность чувств, душевная открытость. Оркестр играл на пике своих возможностей. Мне кажется, в этом исполнении зарождается российская традиция интерпретации Малера новым поколением отечественных дирижеров.

30 декабря "Молодая Россия" с Марком Горенштейном выступали в Большом зале консерватории в рамках фестиваля "Русская зима". Солистом был Виктор Третьяков. Прозвучали Первый и Второй скрипичные концерты С.Прокофьева и Шестая симфония П.Чайковского. Виктор Третьяков играл замечательно. Какая чистота интонации! Какой глубокий и благородный душевный тон! Своим исполнением шедевров С.Прокофьева ему - в идеальном ансамбле с оркестром - удалось создать необычайно светлую ауру, в которой всеми цветами радуги переливались хрустально-колкие, трогательно нежные, порой ироничные краски - прокофьевские образы из мира сказок, грез... Жаль только, что Второй скрипичный концерт Прокофьева практически не исполняется. И очень жаль, конечно, что маэстро Третьяков в последнее время так редко выступает в Москве...

Шестая симфония Чайковского звучала во втором отделении. На первый взгляд, столь трагичное произведение на праздничном фестивале, да еще накануне Нового года - выглядело как-то странно. Однако объяснение значилось в афишах, программках и во вступительном слове ведущей: этот концерт оркестр "Молодая Россия", Виктор Третьяков и Марк Горенштейн посвятили светлой памяти внезапно и безвременно ушедшего из жизни чрезвычайно одаренного дирижера Андрея Чистякова. Все сразу встало на свое место: обостренно трагическое звучание Шестой Патетической в интерпретации маэстро Горенштейна буквально заставило затаить дыхание весь зал. Первая часть - все на предельно резких эмоциональных и звуковых сломах. Вальсу дирижер придал характер подчеркнуто сумеречный. Но временами музыка звучала слишком плотно и реально. А хотелось бы звучания более призрачного... Поразительным по силе воздействия стал Марш-скерцо (3-ая часть): леденящий душу механический ход страшного призрака смерти. Неумолимость этой поступи подчеркивалась тем, что на протяжении всей части темп не изменился: ни ускорений, ни замедлений. Эта нарочитая ровность движения как бы символизировала торжество смертоносного робота. И сразу, без люфтпаузы, - скорбный финал. Душевная боль и отчаяние - на пределе... Благодаря этим акцентам, нюансам - Шестая симфония у Горенштейна приобрела новый - по форме и смыслу - масштаб. В его версии она высветилась как одно из ключевых созданий русского (а может быть, и мирового) симфонизма конца прошлого века... От этого концерта - 30 декабря - осталось ощущение внутренней целостности и гармоничности. Прокофьев оказался светлой, мягкой "преамбулой" к Шестой Чайковского. А напряжение, созданное исполнением симфонии, было снято неожиданным "бисом": "Мелодрамой" Чайковского из музыки к пьесе Островского "Снегурочка". Эта прелестная, трогательная мелодия - любима Горенштейном. Он часто играет ее. Но Горенштейн не знал, что "Мелодрама" была и любимой пьесой Андрея Чистякова.

И еще один концерт - 4 февраля. Совершенно иной по характеру, стилистике: изысканная, утонченная программа из произведений французских композиторов XIX - начала XX века: Лало, Бизе, Равель. В первом отделении скрипач Максим Федотов солирует в "Испанской симфонии" Лало для скрипки с оркестром. Блестящее концертное произведение не претендует на глубину, значительность эмоций, мыслей - но очаровывает непосредственностью, изобилием мелодических и ритмических красок. Максим Федотов - артист с большой буквы - играл легко, естественно (как птица поет), абсолютно раскованно внутренне, демонстрируя виртуозность не просто как хорошую скрипичную технику - но как своего рода художественное качество. Кто-то из меломанов сказал мне: "ему, Максиму Федотову, - не хватало "куража", соответствующего испанскому темпераменту". Не могу согласиться: Эдуард Лало - испанец по крови, родился и вырос во Франции. Воспитанник Парижской консерватории - он, используя, конечно, в своих произведениях зажигательные испанские танцевальные ритмы, совершенно своеобразные интонации, - оставался в музыке французом: по школе, воспитанию, духу. И в игре Федотова элегантность, истинно французское изящество как бы укрощали неистовый испанский темперамент. Полагаю, что в ансамбле с "Молодой Россией" он ощущал и полное соответствие с предложенной им, солистом, концепцией исполнения... Впервые с этим оркестром М.Федотов встретился в 1997 году - в Австрии. И скрипач, и дирижер сразу почувствовали ту творческую общность, которая соединила их, сделала друзьями. С тех пор М.Федотов стал одним из солистов, с которыми маэстро Горенштейн играет часто и с радостью - и в России, и за рубежом: концерты Брамса, Сибелиуса, Чайковского, Бруха, Второй Прокофьева, "Цыганку" Равеля, "Поэму" Шоссона. Вероятно, кроме Богом благословленной изначальной творческой общности - большую роль играет здесь сам принцип отношения дирижера к ансамблю с солистом: "Каждый солист приходит в оркестр со своей концепцией. Я не имею права вмешиваться в нее глобально, - говорит Марк Горенштейн, - спорить можно только по деталям. Оркестр должен быть идеально подготовлен к аккомпанементу и следовать за солистом, отвечать его творческой позиции". На концерте 4 февраля так и было.

"Юношеская" симфония Жоржа Бизе многим меломанам помнится в идеальном пластическом воплощении балетной труппы Джорджа Баланчина. В этой музыке, действительно, как бы заложена природная дансантность. Классический дух этого сочинения, прозрачность легкой фактуры - все было "сработано" оркестром с легкостью необыкновенной (но какой нечеловеческий труд стоит за этой легкостью!). Играли - как кружево плели: свободно, радостно, на едином дыхании, в то же время акцентируя многоцветье тембровых образных нюансов симфонии Бизе.

Хореографическая поэма Мориса Равеля "Вальс" заключала концерт "Молодой России" 4 февраля (в Большом зале Московской консерватории). "Вальс" Равеля, по его собственным высказываниям, был "как бы данью памяти великого Штрауса, только не Рихарда, а другого, Иоганна". И первоначальное название его было - "Вена". Начал он его сочинять в 1906 году и закончил в 20-м. Писал, по собственному признанию, - сочинение для сцены, а создал симфонический шедевр в форме вальса. И - истинно трагическое произведение. Из высказываний Равеля: "Я задумал этот "Вальс" как апофеоз Венского вальса, который смешивается в моем представлении с ощущением фантастического и фатального вихря". Первая мировая война, гибель и разрушение всего, что было дорого Равелю, всего человеческого, - вот истинный смысл высокого трагизма знаменитого "Вальса" Равеля.

Марк Горенштейн, изящно и гибко, пластично подчеркивая прелесть вальсовых мелодий Равеля (дань И.Штраусу) - но в их специфической "французской" оболочке, - развивает трагическую суть "Вальса" Равеля и доводит ее до апогея: стонут струнные, безжалостно звучит медь, как бы разрывается сама форма трехдольности. Все ломается и крушится: оркестр создает истинную картину страшного гибельного вихря, от которого остается лишь воспоминание о вальсе... Я уверена в том, что четыре, столь разные по содержанию, программы, исполненные в нынешнем сезоне оркестром "Молодая Россия" на высоком профессиональном уровне, - это свидетельство не только феноменально быстрого творческого роста коллектива, его профессиональных возможностей, но и того, что он - этот коллектив - встал в ряд самых лучших Российских оркестров. Я бы назвала оркестр, созданный и воспитанный Марком Горенштейном, - элитным. И здесь нет преувеличения. Он не теряет своего высокого качества, несмотря на беду, обрушившуюся на него: растущая ротация, причина которой - деньги. Но это отдельная, особая и очень острая тема для другой статьи.