Призрак музыки
Илья Овчинников
Дата публикации: 6 Декабря 2002
Выступления Геннадия Рождественского редко обходятся без сюрпризов и в последнее время срываются по крайней мере через раз. Меньше всего везет французским композиторам: так, "ударная" программа из музыки Равеля и Берлиоза, отмененная в начале 2001 года два раза подряд, прозвучала при заслуженном аншлаге лишь в следующем сезоне. Не более завидна участь поэмы "Психея" Франка и мистерии Дебюсси "Мученичество святого Себастьяна", исполнение которых дважды отменялось в последний момент; наиболее стойкие слушатели до сих пор хранят билеты в надежде услышать редкие сочинения хотя бы с третьей попытки.
С более "пестрыми" программами, как правило, дело обстоит благополучнее:
концерты, где хрестоматийные опусы Чайковского и Скрябина дополняют
ультрасовременные премьеры, а к идеальной компании Стравинского-Прокофьева-Шостаковича неожиданно присоединяется Гайдн, происходят в назначенный день и час. Ни один концерт Рождественского не похож на другой: сегодня маэстро предваряет музыку развернутым рассказом о ее авторе; завтра он не говорит ни слова; послезавтра превращается в пламенного оратора, рассуждающего о свободе слова, или в незаурядного актера (пример - исполнение "Ревизской сказки" Альфреда Шнитке минувшей весной). Вполне закономерно, что для ближайшего концерта Геннадий Николаевич выбрал десятую симфонию Густава Малера - одно из самых загадочных и удивительных произведений ХХ века.
Десятая Малера есть до некоторой степени фантом: во-первых, из пяти частей симфонии композитор успел полностью оркестровать только две; во-вторых, десятая Малера фактически является его одиннадцатой. Крайне суеверный человек, Малер постоянно помнил о роковой цифре, на которой оборвались пути трех его предшественников - "лебединой песней" и для Бетховена, и для Шуберта, и для Брукнера явилась именно симфония #9. Закончив восьмую и перейдя к следующему крупному произведению, Малер избрал для него необычную форму и создал первую в мировой музыкальной практике песенную симфонию - симфонию, каждая часть которой опирается на поэтическое слово (позже в этом жанре работали Дмитрий Шостакович, Бенджамин Бриттен, Мечислав Вайнберг и другие). Новое сочинение, получившее вместо номера название "Песнь о Земле", как бы отодвинуло пугавшую Малера цифру на один пункт вперед; однако последним его законченным опусом стала симфония #9 - работу над #10 прервала смерть. По этому поводу уместно процитировать слова Арнольда Шенберга - младшего современника и ученика Малера, позже разработавшего метод двенадцатитоновой композиции и возглавившего "новую венскую школу":
"О том, что должна была сказать его Десятая симфония (мы располагаем лишь набросками к ней, так же как и к Бетховенской Десятой) мы узнаем так же мало, как в случаях с Бетховеном и Брукнером. Как видно, Девятая - это некий рубеж. Кто хочет перешагнуть его, должен уйти. Наверное, Десятая возвестила бы нам нечто такое, чего нам не дано знать, для чего мы еще не созрели. Создавшие Девятую подходят слишком близко к потустороннему. Быть может, загадки этого мира были бы разгаданы, если бы один из тех, кому ведом ответ, написали бы Десятую. А так не должно быть. <...>
Сущность гения в том и состоит, что он - будущее... Гений светит нам впереди, а мы силимся идти за ним! Но достаточны ли, в самом деле, наши усилия? Не слишком ли мы привязаны к сегодняшнему дню?
Мы будем идти следом, потому что это наш долг. Хотим мы этого или нет. Ибо нас тянет туда. <...>
Лишь настолько Малер имел право выдать нам тайну будущего; когда он захотел сказать больше, его отозвали прочь... Но мы - мы должны еще бороться, ибо Десятая и поныне не возвещена нам."
Как видно из приведенных слов, для Шенберга крайне притягательна идея приблизиться к потусторонним силам и вырвать у них малеровскую Десятую; в то же время, он смиренно признаёт: "так не должно быть". Любопытно, что эти слова сказаны Шенбергом в 1912 году - за несколько лет до изобретения им додекафонии. Как известно, Шенберг в известной мере послужил прототипом Адриана Леверкюна из романа Томаса Манна "Доктор Фаустус"; подобно Шенбергу, Леверкюн также искал новых путей в музыке и не побоялся заключить сделку с дьяволом для того, чтобы постичь тайны сочинения необыкновенной, неслыханной доселе музыки. Отнимая у Леверкюна душу, способность любить, дьявол открывает ему искомую тайну, в большой степени сводящуюся как раз к шенберговскому двенадцатитоновому методу. Таким образом, герой как бы исправляет "промах" прототипа, не решившегося сделать шаг навстречу потустороннему; в свое время Шенберг получал предложение закончить работу над набросками Малера к его Десятой и отказался (кстати, как и Шостакович): "так не должно быть". Томас Манн, вернее всего, не знал об этом факте; тем примечательнее его отказ от прямых указаний на "прототипность" Шенберга по отношению к своему герою, который смог пойти в постижении непостижимого дальше главы "новой венской школы".
Так или иначе, сегодня есть масса возможностей услышать Десятую симфонию Малера как по частям, так и полностью. В свое время биограф Малера Рихард Шпехт убедил вдову композитора Альму Малер опубликовать рукопись симфонии, наиболее законченным и самостоятельным фрагментом которой является масштабное Адажио. Большинство интерпретаторов малеровского симфонического цикла признают среди всех частей Десятой лишь его - будь то Леонард Бернстайн, Георг Шолти или Рафаэль Кубелик. Между тем, у неоконченной симфонии Малера существует несколько "исполнительских редакций"; наиболее авторитетной среди них считается версия английского музыковеда Дерика Кука, закончившего оркестровку остальных частей и реконструировавшего недостающие партии по сохранившимся наброскам. Хорошо известны записи куковской версии, которые осуществили Курт Зандерлинг, Риккардо Шайи, Джеймс Левайн и другие дирижеры. Десятая, исполненная в 1999 году Саймоном Рэттлом с оркестром Берлинской филармонии, получила премию журнала "Gramophone" - своего рода "Оскара" классической музыки - за лучшую оркестровую запись.
Слушая редакцию Кука, необходимо постоянно помнить о том, что ее нельзя назвать музыкой Малера в полном смысле слова: это не столько Десятая, сколько ее тень, по которой, однако, можно получить достаточно полное представление о неоконченной симфонии. И если в огромном количестве работ о Малере мы читаем, что в сочинениях последнего периода ("Песнь о Земле", Девятая симфония, Адажио из Десятой) композитор прощается с жизнью, то "исполнительская версия" Десятой в значительной степени опрокидывает подобное представление (и без того достаточно спорное). Доминирующее настроение Десятой, насколько она сегодня известна нам, - максимально возможная устремленность в будущее. С одной стороны, ее средние части воскрешают в памяти лучшие страницы произведений Малера: вторая часть напоминает скерцо Четвертой и Седьмой симфоний, третья неизбежно отсылает к песням из цикла "Волшебный рог мальчика", четвертая - к рондо из Девятой. С другой стороны, дух захватывает при мысли о том, что Десятая могла появиться в начале 1910-х годов, в эпоху нарождающегося экспрессионизма (черты которого есть уже и в "Песни о Земле", и в Девятой): поразительно, но кажется, что Десятая звучала бы абсолютно современно в одном ряду с шенберговскими "Ожиданием" и "Лунным Пьеро", с песнями и оркестровыми произведениями Веберна, с операми Р.Штрауса. Одна только третья, самая короткая часть Десятой, с ее напряженной контрастностью и стремительной сменой настроений вполне доказывает это: достаньте с полки запись и вслушайтесь.
Версию Кука Геннадий Рождественский собирается представить московской публике 11 декабря. В программе заявлена также оркестровая серенада Моцарта ре мажор, К.204. Заметим, что возможная отмена концерта вряд ли сильно удивит кого-либо: это еще раз напомнит о том, что Десятая, многократно записанная на дисках частями и полностью, не вполне существует. Однако если она - впервые за много лет - всё же прозвучит в Москве под управлением одного из лучших современных дирижеров, это вновь подтвердит ее удивительную судьбу и заставит поверить в чудо существования Десятой - хотя бы и в виде призрака музыки. Произойдет ли чудо, мы узнаем через несколько дней.