Не вытерпел, привел я скрыпача,
Чтоб угостить тебя его искусством.
"Моцарт и Сальери"

Пока весна раздумывает, наступать ли ей, апрельская концертная программа радует вполне весенним оживлением. Если в феврале, как и в марте, хотелось отметить шесть-семь вечеров, заслуживающих внимания, то в апреле их ожидается минимум полтора десятка: назовем Марту Аргерих с Шарлем Дютуа, "Песни Гурре" Шенберга и "Светлый ручей" Шостаковича в Большом театре, премьеру "Легенды об Иосифе" Р.Штрауса, которую представит Геннадий Рождественский, и Московский пасхальный фестиваль под руководством Валерия Гергиева. Не забудем также прокофьевскую программу Валерия Полянского и концерт БСО из произведений Онеггера. С середины месяца заметные концерты следуют ежедневно, периодически совпадая по времени друг с другом. Так, 15 апреля концерт плетневского оркестра (РНО) в БЗК пересекается с вечером камерной музыки Пуленка в Московском Международном доме музыки; сам Плетнев дирижирует своим оркестром в этом зале 27 апреля, а в БЗК в тот же вечер открывается пасхальный фестиваль.

Увидеть Плетнева за дирижерским пультом можно будет также 10 апреля (в программе Прокофьев и Шостакович - советуем не пропустить), а 3 апреля Российский национальный оркестр выступил под управлением Дмитрия Лисса. Программа была подобрана практически идеальная - компактная по времени, не слишком сложная для восприятия и притом изысканная: скрипичный концерт Моцарта #3, "Испанское каприччио" Римского-Корсакова, "Испанская рапсодия" Равеля и его же "Цыганка" для скрипки с оркестром. В первом отделении прозвучали два "испанских" опуса, с неожиданной стороны показавшие связь "Могучей кучки" и французских новаторов начала ХХ века: хотя из достижений "кучкистов" на французов повлияли главным образом оперно-вокальные открытия Мусоргского, сочинение Равеля напоминает Римского-Корсакова характером преломления испанских мотивов.

Подобно последним опусам Малера, современная им "Испанская рапсодия" Равеля демонстрирует "камерный" подход к симфоническому оркестру, подчеркивающий роль отдельных инструментов или их групп. Настроение произведения создается не столько оркестровым tutti (которое Равель лишь изредка выпускает наружу), сколько еле уловимыми штрихами деревянных духовых, струнных, челесты. Впрочем, должное солистам отдал и Римский-Корсаков, чье "Испанское каприччио" было украшено замечательными соло арфы, флейты и особенно - скрипки (спасибо заслуженному артисту РФ Владимиру Лукьянову). Как казалось в этот вечер, главное отличие между квазииспанской музыкой Римского-Корсакова и Равеля в том, что у первого преобладает скорее утвердительная интонация, тогда как у второго - скорее вопросительная. Что, впрочем, обусловлено не только различием почерков двух композиторов, но и двадцатилетним перерывом между созданием одного и другого сочинения.

Во втором отделении ожидалась главная интрига программы - французский скрипач Жиль Апап, приятель Менухина и Граппелли, концертмейстер Симфонического оркестра дорогой сердцу россиян Санта-Барбары. Поведение солиста позволило предположить, что он впервые выступает с настоящим оркестром: когда оркестр заиграл вступление к концерту Моцарта, одетый в джинсы и полосатую рубаху Апап стал задумчиво ходить по сцене, качая головой в такт. Исполнение сольной партии не помешало дальнейшим прогулкам скрипача, то поворачивавшегося к публике спиной, то оказывавшегося рядом с контрабасами, то наигрывавшего пиццикато там, где его нет и не должно быть. В то же время, всерьез возмущаться "неконвенциональным" поведением Апапа не хватало духу: возникало впечатление не столько сознательного хулиганства, сколько искренней наивности - будто музыкант не видит разницы между репетицией и концертом, между музицированием в кругу друзей и выступлением в знаменитейшем зале мира. Во второй части Моцарта настроение стало портиться по-настоящему: время от времени солист опускал скрипку на уровень живота, наигрывая на ней, как на банджо - причем фальшивые ноты различались невооруженным ухом.

После второй части Апап выступил с небольшой лекцией о каденции - роль переводчика взял на себя Дмитрий Лисс. Солист напомнил о том, что когда-то каденция в инструментальном концерте давала солисту возможность импровизации, и только позже композиторы стали сочинять каденции сами. В своей каденции к концерту Моцарта Апап обещал возродить эту традицию, демонстрируя трансформацию музыки великого австрийца в кантри, фрейлахс и ирландскую народную мелодию; в каденции, уточнил скрипач, подвыпивший Моцарт будет гулять по Парижу, напевая блюз о том, что он не умеет петь в соль мажоре. Зал заранее ревел от восторга - Апап мог уже ничего не играть, однако все обещания были даны всерьез. Каденция, длившаяся более пяти минут, включала художественный свист, пение под собственный аккомпанемент на скрипке, квазиджазовые импровизации и подобие чардаша Монти, переходящего в радостно узнаваемый залом "блатняк"; в финале каденции к солисту присоединился оркестр.

На языке вертелся вопрос: а может быть, так сыграл бы свой концерт и сам Моцарт - дерзкий, веселый и жизнерадостный музыкант? Увы, вместо него упорно лез в голову слепой скрипач из пушкинской трагедии - "маляр негодный"; слава Богу, тот вызвал у композитора лишь смех, и можно надеяться, что в этот вечер Моцарт не переворачивался в могиле. Но все то же самое можно было бы сделать с большим чувством вкуса и меры; в конце концов, Валерий Полянский позволил себе во время исполнения "Фауст-кантаты" Шнитке потанцевать с солисткой, а Олег Крыса минувшей осенью сыграл в концерте Бетховена такую зубодробительную каденцию Шнитке, что скрипачи в зале были готовы падать в обморок. Однако в обоих случаях эти "излишества" были обусловлены художественной природой исполняемого произведения. На сей же раз мы увидели сольное шоу, крайне спорное как с музыкальной, так и со сценической точки зрения - хотя зал был более чем доволен.

Таким образом, концерт одного из лучших наших оркестров обернулся незапланированной акцией "Музыканты шутят"; как правило, о сюрпризах такого рода предупреждают заранее. Исправить положение могла закрывавшая программу "Цыганка" Равеля; ее начало обнадежило - скрипач ненадолго стал серьезным и в течение первых минут играл почти удовлетворительно. Закончи Апап в том же духе, Равель бы уравновесил Моцарта, и вечер оказался бы реабилитирован. Однако финальные такты "Цыганки" поразили даже на фоне услышанного ранее: в наиболее эффектном месте этой концертной пьесы скрипка прозвучала неправдоподобно зажато и глухо. Удивительно ли, что за этим последовала овация и исполненная на бис сольная пьеса в стиле кантри?

Двухлетней давности статья о Геннадии Рождественском была названа мною "Еще один необыкновенный концерт" - здесь это название оказалось бы куда уместнее: вспомним персонажа "Необыкновенного концерта", в течение нескольких минут после окончания аплодисментов церемонно выходившего на поклоны. Для московской публики Апап заготовил три биса, и хотя первой овации уже было не повторить, он не мог просто уйти со сцены. В двух последних пьесах солист показал себя еще и артистичным дирижером, управлявшим оркестром при помощи пощелкивания пальцами и для пущего перфоманса отнимавшим ноты у альтистов. К финалу Апап уже почти не играл - его развлекал оркестр, а он снимал музыкантов на свою "мыльницу"; затем скрипач объявил, что был бы счастлив играть на этой сцене каждый день, и аудитория ответила ему полным пониманием. Почему оркестр, собравший некогда лучшие силы московских коллективов, не первый раз за последнее время подставляется подобным образом? В силу каких причин за его пульт встают не только Нагано, Плетнев и Берглунд, но и полупрофессионал Роберт Бахманн, словно кто-то умышленно портит репутацию Российскому национальному? Хотелось бы надеяться, что оставшиеся концерты сезона пройдут у РНО без подобных сюрпризов.