Русский Журнал / Обзоры / Музыка
www.russ.ru/culture/song/20030915_polyansky.html

"Мои музыканты могли бы играть в тысячу раз лучше"
Беседовал Илья Овчинников

Валерий Полянский

Дата публикации:  15 Сентября 2003

Валерий Кузьмич Полянский называет свой коллектив - Государственную Академическую Симфоническую Капеллу России - самым бедным среди московских оркестров. И хотя слова дирижера недалеки от истины, именно Капелла стоит в центре крупнейших музыкальных событий Москвы. С Капеллой дает по несколько концертов в год Геннадий Рождественский; в программах Капеллы неизменно звучат сочинения, которые не встретишь в репертуаре любого другого столичного коллектива; хор Капеллы участвует в таких масштабных проектах, как исполнение "Песен Гурре" Шенберга; Капелла ежегодно выпускает записи как известных, так и забытых сочинений Прокофьева, Бортнянского, Шостаковича, Гречанинова, Шнитке и многих других классиков. Новый сезон Капелла вновь встречает весьма амбициозной инициативой: с 20 по 27 сентября в двух залах Консерватории будут исполнены все симфонии и оперы Рахманинова, а также "Литургия Святого Иоанна Златоуста" и "Всенощное бдение". Запланирован также отдельный абонемент, где прозвучат редкие оперы Чайковского, Верди, Стравинского. Впечатляют и другие планы коллектива на год: обещаны 4 концерта с Рождественским, несколько симфоний Малера, редкие опусы Дворжака, Берлиоза и Цемлинского, а также кантаты "Песнь о лесах" Шостаковича и "Здравица" Прокофьева. Такому расширению репертуара Капеллы помог, среди прочего, ее новый подход к организации концертов.


Проблемы концертного менеджмента

РЖ: Почему в этом сезоне часть ваших абонементов отдана "Дирекции концертных программ" Министерства культуры?

Валерий Полянский: Мне понравилось их отношение к делу. Когда возникла идея фестиваля "Рахманинов: коллекция шедевров", они ответили - никаких проблем. Предложить подобные идеи в Филармонии было гораздо сложнее. Вспомним премьеру "Джезуальдо" Шнитке: сколько организаций на афише, а Филармонии - нет. Первое, на что я всегда обращаю внимание, приезжая на гастроли, - есть ли о нас какая-нибудь информация. Например, мы недавно ездили в Тверь - как раз при помощи "Дирекции концертных программ" и их главы - продюсера Олега Березкина. Только въехали в город, тут же увидели: плакат, второй, третий, афиши, полный зал, прекрасная публика, прекрасный прием, людей накормили, напоили, все идеально организовано. Впервые в жизни, клянусь, я вижу отдельный листочек по поводу нашего абонемента в Большом зале консерватории. Не говоря уже про большие плакаты по всей Москве, которые сейчас приглашают на рахманиновский фестиваль. Раньше по телевидению мы видели только "Виртуозов Москвы" Спивакова, Башмета или Гергиева, - а больше никого. Реклама идет, когда есть деньги, а мы - государственное учреждение. Не знаю, много ли будет публики, но такой целенаправленной рекламы, как у "Дирекции концертных программ", мы никогда не имели.

РЖ: Несколько абонементов в филармонии у вас все же осталось?

В.П.: Да, с ними мы продолжаем работать. Была небольшая обида, что с концертами в Большом зале консерватории я работаю не с ними, но Филармония долго не могла определиться с датами концертов и не брала на себя информационную поддержку. Другое дело, например, когда мы приехали на "Пражскую осень". Я предложил Первую симфонию Рахманинова и "Скупого рыцаря", они выпустили афишу, была реклама и полный зал! Там заинтересованы, а здесь заинтересованности нет. Поэтому с Березкиным работать легче еще и в плане репертуара. Например, Филармония часто просит сыграть "Реквием" Моцарта. На следующий год: нельзя ли опять "Реквием"? Он - кассовый. И я бы с удовольствием, но хочется уже что-то другое делать. Ведь если играть только пятую Чайковского, то кроме нее ничего играть скоро уже не сможешь. А здесь идея оперного абонемента прошла на ура. "Сестра Беатриса" Гречанинова шла в России в 1902 году один или два раза. "Соловья" Стравинского я вообще не слышал тут живьем, как и "Андре Шенье" Джордано. "Черевички" Чайковского тоже исполнялись очень давно - мы их специально поставили в ночь перед Рождеством.

Абонементы текущего сезона

РЖ: Как возникла идея программы "Рахманинов: коллекция шедевров", ведь в прошлом сезоне в зале Чайковского звучал большой рахманиновский цикл?

В.П.: Верно, была череда юбилейных концертов, растянутых на год, но как такового фестиваля не было. Идея зародилась давно: мне хотелось сыграть все, что есть у Сергея Васильевича для хора, оркестра и все, что связано с оркестром. Но вышло около 13 концертов, а получить зал на столько вечеров очень сложно. И денег никто ни на что не дает. Постепенно это ужималось и в результате пришло к идее сыграть оперы и симфонии. В крайнем случае, сделали бы оперы в один вечер.

РЖ: Все три?

В.П.: Да, все три, они по часу идут. Но зачем делать три в одном, когда это удовольствие можно растянуть? У меня уже был подобный опыт с Рахманиновым: год назад в Праге мы исполняли его Первую симфонию и "Скупого рыцаря". Я боялся за "Скупого", все-таки там бас поет почти всю дорогу один... А в итоге приняли здорово. И это меня лишний раз убедило в том, что сочетание симфонии и оперы в одном концерте имеет право на жизнь. Потому что публика, которая посещает симфонические концерты, реже ходит в оперу. А публика, которая ходит в оперу, - та в симфонические еще реже.

РЖ: Так надо приучать!

В.П.: Именно, это как раз наша задача. Тем более, что музыка и опер, и симфоний настолько интересна, замечательна, гениальна, что проникает в сердца людей во всем мире, какой бы национальности они ни были, какую бы веру ни исповедовали. И мне хотелось сделать это в сравнительно сжатые сроки, чтобы дать более полное и яркое представление о музыке.

РЖ: За рубежом были прецеденты объединения опер Рахманинова в концертный цикл?

В.П.: Точно не знаю. На западе что-то делали Неэме Ярви и Владимир Ашкенази, у нас - Рождественский и Чистяков, но в разные периоды и с разными певцами. Сейчас же подобралась неплохая команда: здесь будут солисты и Большого театра, и Мариинского, и театра Станиславского, и многие наши соотечественники, которые разбрелись по всему миру. Интернациональный творческий состав.

РЖ: Что из этого абонемента представляет наибольший интерес для вас?

В.П.: Мне интересно, в первую очередь, все это сочетание целиком, - я очень люблю Рахманинова. Иногда меня упрекают в том, что я мало его играю в Москве - возможно. Но в Америке с оркестром Большого театра у нас было сорок четыре концерта, на которых примерно двадцать пять раз была сыграна Вторая симфония. Через три месяца я поехал со своим оркестром и еще двадцать раз ее сыграл: в течение года больше пятидесяти раз получилось, - согласитесь, это не так просто. Хотя я в Москве сыграл все симфонии Рахманинова, "Симфонические танцы", все кантаты, "Литургию", "Всенощную" - и не один раз. Увидим, во что выльется теперешний замысел.

РЖ: Есть ли другие планы подобных монографических абонементов?

В.П.: Посмотрим. Мой оперный абонемент тоже задуман глобально: пять опер - достаточно сложно. В Нью-Йорке, кстати, есть театр "Опера в концертном исполнении", в России пока только пытаемся создать подобный аналог. А ведь речь совершенно о другом жанре, нежели опера в театре. В театр люди приходят смотреть и потом уже слушать, а здесь они придут как раз слушать, и задача усложняется: певец лишен декораций, костюмов, движения, стоит голый со своим голосом и должен донести до слушателя свое нутро, свой образ уже без всякой посторонней помощи. В этом есть своя сложность, и в этом есть своя прелесть. У меня уже такой опыт работы есть, - исполняли "Войну и мир" Прокофьева, "Сорочинскую ярмарку" Мусоргского, "Алеко" делали тоже.

Работа в студии

РЖ: Вы были на премьере оперы "Похождения повесы", но при этом в списке ваших записей последних лет Стравинского достаточно мало, и играете вы его нечасто.

В.П.: Разве? Я исполнял "Свадебку" в двух редакциях - причем версия с цимбалами записана. Играл "Жар-птицу" и буду писать сюиту из этого балета 1911 года для лейбла "Chandos". Симфонию псалмов я в свое время играл неоднократно, а уж Кантату и Мессу сколько раз... Месса и Симфония псалмов записаны, но еще не вышли. Теперь ведь нужно набрать определенное количество минут на диске. Сейчас вот-вот появится диск, на котором все симфонические поэмы и увертюры Рахманинова. То есть "Остров мертвых", "Утес" и все остальное для оркестра, кроме симфоний.

РЖ: Вами записано немало произведений, которые звучат очень редко; что еще из раритетов собираетесь записать?

В.П.: Скоро должен выйти "Иван Грозный" Прокофьева - целиком, включая музыку Бортнянского и прочее. То есть, не оратория Стасевича, которая нам известна, а именно вся музыка к фильму. "Ивана" целиком выпускали Ярви и Федосеев, но я эти записи, к сожалению, не слышал; а здесь будет то, что мы с Рождественским исполняли в 1999 году. Недавно вышли "Песни наших дней" и "Египетские ночи" Прокофьева, еще диски не держал в руках. Записана "Баллада о мальчике, оставшемся неизвестным". Аренский - первая симфония, кантаты. "Сорочинскую ярмарку" готовим. Доканчивается монтаж "Джезуальдо" Шнитке. Надеюсь также выпустить трансляцию "Войны и мира" Прокофьева, скоро будем "Реквием" Дворжака писать с резидент-оркестром Гааги. Гречанинова у нас 5 симфоний записано, литургия, страстная седьмица, виолончельный концерт, вокальные циклы, 4 мессы. У него очень много неизвестных сочинений, - приходится искать, редактировать. Готова Шестая симфония Шнитке со вторым кончерто гроссо. Вчера закончили запись виолончельных пьес Канчели с оркестром, раньше я с его музыкой не сталкивался. Грядет большая работа, скорее даже исследовательская - "Сказание о невидимом граде Китеже" Василенко. Сочинение, которое в свое время ставили чуть ли не выше "Китежа" Римского-Корсакова, скромное по масштабам, но очень интересное по музыке.

РЖ: Кроме "Chandos", вы сейчас где-то еще записываетесь?

В.П.: Нет. Что-то выходило на "Claves", недавно вышел диск на "Vista vera", а сейчас на "Chandos" - целый список обязательств, которые я должен выполнить.

Ученик и наследник Рождественского

РЖ: С вашим оркестром периодически выступает Геннадий Рождественский - на его концертах вас всегда можно видеть в зале. Не возникает ли у вас в такие моменты чувства ревности? Считаете ли вы себя его учеником?

В.П.: Конечно. Мне повезло, что я учился у него, что мы с ним дружны. Я начинал свою дирижерскую деятельность под его руководством, был у него ассистентом, а сейчас заменил его за пультом. Ему всегда приятно играть с нашим оркестром, он с удовольствием делает самые немыслимые программы. Например, Десятая симфония Малера - трудная работа. К сожалению, он мало выступает в России, и мало коллективов, с которыми он работает. Хотелось бы, чтобы такой мастер чаще появлялся, а ревности никакой нет абсолютно, что вы! Я нормальный человек, чем больше хороших музыкантов и дирижеров появляется за пультом моего оркестра, тем лучше для него.

РЖ: Верно ли впечатление, что оркестр до сих пор сохранил на себе отпечаток "школы Рождественского"? Прошлой весной вы играли Четвертую симфонию Шостаковича очень близко к тому, как она у него записана.

В.П.: Я ведь не только у него учился, но и много раз для него готовил эту симфонию. Правда, сейчас от оркестра, который работал с Рождественским, осталось 10% - их и было 30%, когда я возглавил коллектив. Но, тем не менее, отношение к музыке Шостаковича, Шнитке, к современной музыке - прививается. Я постоянно работаю с оркестром сам, практически один. У меня как у дирижера гастролей немного, - если я выезжаю, то в основном со своим оркестром. В теперешней ситуации очень важно, чтобы именно художественный руководитель как можно больше работал с оркестром, а не играл бы четыре раза в год. Так что с Рождественским у нас постоянная дружба. Помимо него, иностранные дирижеры работают иногда, а в остальное время не бывает, чтобы оркестр ничего не делал. Если у нас нет концертов, мы пишемся, если нет записей - проводим концерты, гастроли, и репертуар постоянно меняется.

РЖ: За те 10 с лишним лет, что вы руководите Капеллой, как менялось ваше ощущение от оркестра, ваше ощущение себя в работе с ним?

В.П.: У нас комфортно, работаем мы спокойно. Оркестр растет и активно гастролирует. Когда я в 1992 году пришел в оркестр, у него никаких перспективных планов не было. С тех пор мы играли в Италии, в Германии, в Чехословакии, на Тайване, в Америке и в Англии по нескольку раз. Оркестр принимают тепло, рецензии хорошие, а уж тем более по поводу записей. Запись очень мобилизует оркестр.

Отечественные оркестры и хоровые коллективы

РЖ: По сравнению с прошлым сезоном, у вас в репертуаре появилось больше западноевропейских романтиков - Шумана, Берлиоза, Брамса. Малера в вашем исполнении также нечасто можно услышать...

В.П.: За эти годы Малера я сыграл Первую, Вторую, Третью, Четвертую, Пятую, Шестую и Девятую симфонии - все, кроме тех, которые требуют большого состава. Восьмая, например: желание есть, денег нет - нужно собрать хотя бы два таких хора, как мы. В прошлом сезоне хор пел "Песни Гурре", - нам дали деньги, мы набрали людей, все получилось. Ведь сегодня самый бедный коллектив в Москве - это мы.

РЖ: А когановский оркестр?

В.П.: Это все же оркестр, а у меня еще хор, и мы - единое целое. Кому из нас с Коганом тяжелей? Ему нужно прокормить 120 человек, а мне - 200. Это особенно сложно сейчас, когда нам не дали гранта, и музыкантов просто перекупают. На замену им мы ищем молодежь, но для некоторых профессий очень трудно найти музыкантов. Когда ты вырастил музыканта, а потом его купили, это тяжело, обидно и печально. Причем распределение грантов произошло, по-моему, несправедливо. Хотя ни моего совета, ни моего мнения никто не спрашивает. Но в то время, как происшедшее обрекает одни коллективы на медленную смерть, - другие не совсем заслуженно получают деньги. А теперь решили создать еще один оркестр. Даже два.

С другой стороны: приятно, что хоть что-то стали делать для оркестров. А про хоры просто забыли: хорового искусства у нас как бы нет, пускай загибается. Оно и загибается потихонечку. Никого не интересует хоровое пение. Не интересует, как живут хоры, что они делают. У нас в этом отношении была уникальная страна: только в России существовали профессиональные хоры - на западе, как правило, они есть только на радио и в опере. Мы в свое время в Альберт-холле пели "Свадебные рубашки" Дворжака вместе с хором Би-Би-Си, их было 120 человек. На репетиции было наших 50 и их 120. А назавтра на генеральную пришли мои 50 и еще 2. Остальные работали, они любители, пришли уже только вечером на концерт. Правда, разницы на репетиции не было никакой. Что они есть, что их нет - они же любители, берут массой. Сейчас я играл в Америке 9-ю симфонию Бетховена, и у меня был хор 360 человек, - нагнали из колледжей, тоже любителей.

У них профессиональных коллективов как таковых фактически нет. Это было прерогативой России всегда. Высококвалифицированные были коллективы, один хор Синодального училища чего стоил, а какой был Государственный хор! Представьте себе, Сабанеев писал знаменитые "Хоры на стихи Полонского" для курсов пречистенских рабочих. Сейчас ни один профессиональный хор не споет. Понимаете, каков был уровень культуры? А теперь у нас восстановили церкви, и каждая имеет свои хорики. Но они поют в основном ужасно и спасаются тем, что сейчас масса безработных хоровиков - людей, которые имеют высшее музыкальное хоровое образование, которые занимались музыкой с детства. Хор Свешникова, Московский хор, Мининский хор, наш хор, - все на голодном пайке. У Минина, допустим, чуть лучше... И никому до этого дела нет. Несколько раз пытался понять этот вопрос, но безуспешно.

Профессия дирижера и оркестровый репертуар

РЖ: Вы сказали, что у вас просят каждый год "Реквием", а вам интересно играть что-нибудь другое. Между тем, Плетнева недавно спросили, планирует ли он расширять репертуар РНО - он ответил, что весь золотой фонд классики одинаково хорошо известен, и важно не что играть, а как играть...

В.П.: Не буду проводить аналогий, но сейчас резидент-оркестром в Гааге руководит бывший концертмейстер Концертгебау, блистательный скрипач. Продюсер оркестра недавно говорит мне: у нас прогресс - мы в этом сезоне играем Пятую симфонию Шуберта со своим шефом, он ее уже выучил! Чтобы жить, коллектив должен расширять репертуар, а не играть одно и то же. Какой из оркестров, например, в Москве исполняет сочинения Шнитке?

РЖ: Ваш.

В.П.: А еще? Последний раз Шнитке играл оркестр филармонии с Дмитрием Китаенко. Больше я давно уже не слышал, и это понятно: чтобы играть Шнитке или ту же Четвертую симфонию Шостаковича, надо иметь какое-то образование. А у нас сейчас собрался дирижерский клуб любителей. У кого есть диплом о специальном дирижерском образовании? У Когана, у меня, у Ведерникова. У Спивакова диплома нет, у Башмета нет, у Плетнева нет, даже у Федосеева нет. Был диплом у Китаенко, но Китаенко тут нет. Был диплом у Лазарева, но и Лазарева нет. Он появляется иногда, но сидит в Манчестере, ему хорошо там. Между тем, с 1992 года нами постоянно исполнялись Чайковский, Дворжак, Шостакович, Рахманинов, Прокофьев, Брамс, Моцарт, Гайдн, Мусоргский, Бортнянский, Бетховен, Гречанинов, Шнитке, Моцарт, Лист, Верди, Вивальди, Стравинский, Малер, Бах... Если постоянно играть только русскую музыку, Брамса или Бетховена играть будет тяжело. Если только немецкую музыку, - будут проблемы с нашей. Я столкнулся с этим, когда готовил с бывшим Баршаевским оркестром серенаду Чайковского. У них "мотор" наработан на Моцарте - результата от них пришлось добиваться очень долго. Нужно владеть разными стилями, а это возможно лишь каким образом?

РЖ: Упражнениями.

В.П.: Конечно. Наш оркестр может играть и Россини, и Малера, и Брукнера, и Шнитке, - они знают и понимают, что стоит за этими нотами. Но как-то раз дирижировал Геннадий Николаевич каким-то оркестром и потом сказал мне: слушай, я никогда так много не махал руками. Они ничего не понимают, им надо все разжевывать. Это к вопросу о золотом репертуаре, который на самом деле знают плохо. А оркестр должен играть много и разнообразно. Кстати, никак нельзя обойтись без Брамса. С ним у меня просто: один год я играю Первую симфонию, на следующий - Вторую, затем - Третью, затем - Четвертую, потом уже "Немецкий реквием" и, наконец, его квартет в оркестровке Шенберга. Нельзя не играть Бетховена. Мы ужасно волновались, когда поехали в Америку с его Первой и Девятой симфониями. Но вышло блистательно, не хвастаясь могу сказать, хотя мандраж у меня был страшный. В Италии мы хорошо сыграли Брукнера, Верди. Чайковского легко играть в Америке, а вот играть им их же музыку - не так просто. Или того же Шостаковича. Ведь Шостакович - это совершенной иной пульс, иная эмоция, и если ты играешь Шостаковича, то надо иметь в виду, что там все время маячит фигура Малера.

РЖ: Вы сделали смелый шаг, исполнив в прошлом сезоне три части Четвертой симфонии Шостаковича почти без перерыва. По-моему, это эмоционально должно быть очень трудно.

В.П.: Знаете, есть такая поговорка из мультфильма "Ну, погоди": учись сынок, человеком будешь. Стал дирижером... Профессия накладывает на тебя определенные обязательства, и если этим заниматься по-настоящему, то - любить. А не любить - этой профессией лучше не заниматься.

Работа с композиторами

РЖ: Вы много работали с Альфредом Шнитке над его сочинениями?

В.П.: Мы были очень хорошо знакомы, мне он посвятил хоровой концерт, я вырос с его музыкой. Играл много если и не мировых премьер, то первых исполнений в России. Работать с живым автором гораздо легче - особенно когда готовишь премьеру. Мы вместе готовили и "Реквием", и хоровой концерт. Святая обязанность любого музыканта - следовать тому, что написано в нотах. Но иногда композитор до конца сам не осознает то, что написал. Когда я готовил исполнение "Реквиема", то стал предлагать какие-то вещи, как мне казалось, обусловленные природой его музыки. Он согласился, мы это вписали, застолбили, и теперь я уже играю это только так. Причем все исполнения, сколько их было, отличались друг от друга. Cмотрите: вот партитура, вот поправки автора, вот поправки Рождественского, вот мои. Одного из фрагментов у автора не было никогда, но я его предложил, и он остался. А на первом исполнении Китаенко играл быстро - я предложил другой темп, автор согласился.

РЖ: То есть, подготовка исполнения с автором - это совместное творчество?

В.П.: Естественно. Причем с Альфредом Гарриевичем это было достаточно просто. Он коммуникабельный и очень доброжелательный человек, и он конкретно знал, чего хотел. Противоположный пример: великолепный композитор Николай Николаевич Сидельников - написал для нас много хоровых сочинений. У него была другая крайность: он приходил и начинал играть в полтора раза быстрее, чем у него было написано. Я уже знал его характер, говорил: хорошо, просил его прийти через неделю. Приходит через неделю: ну вот, видишь... Хотя я делал то же самое. То есть когда материал уже был выучен и звучал логично, его все начинало устраивать. А вот со Свиридовым было почти невозможно репетировать, он не давал работать вообще. С Денисовым тоже было трудно работать, - он был интеллигентнейший человек, ему всегда все "нравилось". Он говорил: мне бы хотелось здесь чуть-чуть потише, но погромче. А вот здесь чуть-чуть помедленней, но побыстрее.

РЖ: И как вы реагировали?

В.П.: Буквально так и реагировали, делали чуть потише, чуть погромче. С Щедриным легко работать было. Он был на репетиции, прослушал свое сочинение, говорит: ты делаешь все, как бы я хотел. Много работаю с современными композиторами, но совсем другое чувство возникает, когда ты берешься за классику, особенно за сравнительно недавнюю. Мы с Рождественским беседовали о том, что даже для исполнения Чайковского еще не вполне сложились традиции. Слишком мало прошло времени. А уж для Шостаковича с Прокофьевым... Хотя мне легко дирижировать Шостаковичем и в какой-то степени Прокофьевым - и я понимаю, почему: все время общался с этой музыкой, рос с ней, в каждом сезоне играл.

Настоящее и будущее

РЖ: Кто, кроме Шнитке, интересен вам из современных композиторов? Приходилось ли вам исполнять музыку умершего недавно Лучано Берио?

В.П.: Берио я мало играл, только камерные вещи. Открытием для меня был Шимановский - я записал "Stabat mater", Третью симфонию, песни. С большим удовольствием хожу вокруг "Глаголической мессы" Яначека, надеюсь сыграть. Я в свое время ее уже готовил, в консерватории был одним из первых студентов, которые здесь ее исполнили. Потрясающая вещь, а надо, чтобы она еще созрела внутри, чтобы ты был готов и эмоционально, и технически. Впрочем, это первая половина ХХ века. А что до современных композиторов, я с удовольствием играю их на "Московской осени". Скоро прозвучат сочинения Николая Корндорфа, Бориса Чайковского, но мне хочется играть Прокофьева, я не все еще у него исполнил. Не получил перенасыщения от Шостаковича, хотя сыграл практически все. Записал не так давно Вторую симфонию Прокофьева, получил колоссальное удовольствие. Хочу сыграть первую редакцию Четвертой, которую раньше не играл.

РЖ: А из его произведений для оркестра и хора?

В.П.: Будет "Александр Невский". Мы играли это, но не записали. А более редких вещей остается не так много: например, "Семеро их", но с исполнением этой кантаты, хоть она и маленькая, есть проблемы. Есть еще "На страже мира", но играть много вокального Прокофьева, - тоже тяжело. Хотя мне все интересно, без исключений. Я не отказываю ни одному автору, который хочет мне показать свои сочинения. Позавчера мы писали дагестанские песни с Ширвани Чалаевым. Он сам пел, это его сочинение на народные темы. Я записывал его симфонические произведения и хоровые произведения - очень самобытный, интересный композитор. Но больше хочется сыграть всего Бетховена, все симфонии Брукнера, все симфонии Малера.

РЖ: Осилите?

В.П.: А почему нет? Все зависит от организации. Если удастся сохранить коллектив, то cо стабильным составом все возможно. А мы иногда недооцениваем своих музыкантов. Ведь когда приезжает любой оркестр, дирижер, музыкант с Запада - колоссальная пресса. Хотя многие наши играют куда лучше. А Ростропович не выступает больше у нас, и не будет. Этим мы обязаны журналистам. Рождественский ушел из Большого театра по той же причине. Мы теряем людей, Светланова практически убили интриги. А сейчас говорим - "великий дирижер, хотя были у него ошибки все-таки". Ну зачем же это так подавать? Пишут: оркестр - такой, сякой. А ты поинтересовался, почему они такие-сякие, когда они получают по 4000 рублей? Можно на такие деньги жить? Если ты хочешь от них лучшего качества, то помоги! Ведь есть столько замечательных музыкантов, которые могут играть в тысячу раз лучше. У меня артисты тоже бегают так, что не дай Бог, особенно у кого двое или трое детей. У них уже привычка - здесь отработали, побежали туда.

РЖ: Кстати, когда Геннадий Николаевич два года назад обижался на прессу, это было связано как раз с тем, что он несколько раз отменял концерты, а позже говорил: как я могу репетировать с оркестром, где сотрудники все время бегают, где на каждой репетиции я вижу новые лица...

В.П.: Да, это беда государства - надо поднимать вопрос о том, как спасти ситуацию. У нас ведь колоссальное музыкальное наследие. Практически ни в одной стране нету такого количества композиторов. Возьмите ХХ век, XIX... мало какая программа в мире обходится без русских композиторов, солистов, певцов. Почему-то в Нью-Йоркской опере наши поют, в Лондоне, в Гамбурге, в Зальцбурге, а в Москве петь некому. Значит, нет условий: можно получить за свое пение либо 10 долларов, либо хотя бы 1000 долларов. И люди озабочены тем, как выжить. Но будем надеяться на то, что какие-то вещи все же изменятся. Может быть, очередь дойдет и до нас.

Постскриптум

РЖ: В этом сезоне вам исполнится 55 лет, - на свой юбилей вы исполняете "Ромео и Джульетту" Берлиоза. Это совпадение или сознательный подарок самому себе?

В.П.: Весь наступающий сезон - это и подарок себе, и головная боль, потому что все сочинения, которые я буду играть, не только мною любимы, но и очень непросты. Будет Тринадцатая симфония Шостаковича, будет уникальное сочинение Сидельникова "Романсеро о любви и смерти", будет "Реквием" Шнитке. Что касается Берлиоза, я очень люблю это сочинение, - достаточно светлое, несмотря на трагический конец, и очень редко исполняется. Мне хочется его повторить, как и "Реквием" Дворжака. Я считаю, что он не слабее, а, может, и сильнее, чем "Реквием" Верди. Но "Реквием" Верди играют каждый год, а Дворжака - никто. Так что для меня каждый день - подарок, понимаете? Я благодарен судьбе за то, что могу выйти и поработать. Правда, не знаю, к какому коллективу я выйду завтра: буквально сегодня от нас ушел очередной великолепный музыкант. Надеюсь, придет новый...

Я только что репетировал литургию Рахманинова для одного из ближайших концертов. Вся жизнь - подарок. И профессия, если ее любишь. По натуре я человек спокойный, и если есть возможность работать, я работаю. Наши люди стараются, они прекрасно все понимают, и атмосфера в коллективе хорошая - вместе мы проводим колоссальное количество времени. Отмечаем дни рождения наших сотрудников, их детей и любые другие праздники. Единственное, чего не хватает, - спокойствия за завтрашний день.

РЖ: Большое спасибо.