30 ноября завершился XXV международный фестиваль современной музыки "Московская осень". За месяц состоялось около 50 концертов, где были представлены сочинения 250 авторов. Идеология "Осени" в том, чтобы каждый здесь нашел что-либо для себя - будь то песни советских композиторов, западноевропейский авангард, новейшие опусы ныне живущих российских мастеров или забытые сочинения Глазунова, Хачатуряна и Шостаковича. Любой вечер приносил как минимум одно новое или редкое произведение, которое после концерта хотелось услышать вновь; это достаточно много по сравнению с однообразным репертуаром московских залов, по-прежнему тяготеющим к "большому стилю". Его устарелость на фоне ноябрьского фестиваля особенно очевидна: "Осень" напомнила, что современная музыка стремится к максимальной сжатости времени, инструментального состава и выразительных средств.

Отрадно, что "Московская осень" оказалась созвучна ряду других ноябрьских фестивалей и концертов; отметим "Международный Фестиваль Театра Звука", - с ним нынешнюю "Осень" связало многое. Во-первых, проект Камы Гинкаса и Людмилы Бакши "Весь мир - театр", принадлежащий программе обоих форумов. Во-вторых, выступление Гидона Кремера, представившего панораму современной музыки от Губайдулиной и Канчели до Наймана и Вустина (последнему "Осень" посвятила отдельный вечер). В-третьих, стихийная театрализованность, отличавшая многие события фестиваля - например, концерт "Камерных исполнителей Сиэтла". Благодаря "Реквиему" Шнитке, исполнявшемуся на открытии, "Московская осень" породнилась с фестивалем "Посвящение Олегу Кагану", который также украсила музыка Альфреда Гарриевича.

О Шнитке в фестивальные дни вспомнил и БСО, объединивший в программе его фортепианный концерт и музыку Шостаковича к фильму "Гамлет". В целом, музыка для театра и кино играла в программах "Осени" важную роль. Татьяна Сергеева исполнила фугу Шостаковича из фильма "Златые горы", издательский дом "Композитор" представил забытую музыку Арама Хачатуряна к трагедиям "Король Лир" и "Макбет", а выступление Оркестра кинематографии увенчалось мини-сюитой из киномузыки Эдисона Денисова. В этом изящном попурри невозможно было узнать авангардиста Денисова, известного по циклу "Солнце инков", Виолончельному концерту, камерным симфониям и другим опусам. Музыкальный критик Наталья Зимянина назвала киномузыку Денисова "композиторской халтурой", но разве не любопытна попытка выдающегося композитора обуздать свою индивидуальность и написать нечто "стандартное"? Это приходилось делать даже Шостаковичу - его вальсы из кинофильмов можно с трудом отличить один от другого и с еще меньшей вероятностью отгадать автора. А киномузыка Денисова интересна уже тем, что принадлежит одному из наиболее самобытных отечественных композиторов второй половины ХХ века.

О некоторых музыкантах нынешней "Московской осени" следует сказать особо. Заметной персоной стала Татьяна Сергеева, выступившая как органист, пианист и композитор. В программе ее авторского вечера отметим два произведения, восходящие к Баху. "Воспоминания о сарабанде" Бориса Гецелева - часть коллективного сочинения, каждый из авторов которого представил свой взгляд на баховскую Сарабанду из французской сюиты. "Воспоминания" напомнили фортепианный концерт Стравинского, попытавшегося воссоздать баховскую модель современными ему средствами. Пьеса Гецелева достигает момента истины незадолго до финала, когда в авторский текст вторгается краткая баховская цитата, расставляющая точки над i. Следом прозвучала фуга Шостаковича из фильма "Златые горы" (1931) в транскрипции для органа. Это яркое сочинение, также тяготеющее к Баху, появилось задолго до Фортепианного квинтета (1940) и Цикла прелюдий и фуг (1950) - гораздо более известных опусов Шостаковича, созданных под влиянием немецкого гения.¹ Написанная во время работы над балетом "Болт" и оперой "Леди Макбет Мценского уезда", фуга еще раз свидетельствует о том, каким зрелым мастером Шостакович вошел в тридцатые годы.

В начале "Осени" Татьяна Сергеева блестяще сыграла собственный фортепианный концерт; за пультом в тот вечер стоял Валерий Полянский, исполнивший несколько сложнейших программ. О двух из них РЖ уже писал, а третья была исполнена на закрытии фестиваля в большом зале Дома музыки. В начале прозвучала "Gloria" Сергея Павленко; согласно авторской аннотации, "почти все произведение идет на предельной громкости и исполняется всем составом". Действительно, громкость - главное, что впечатлило в получасовом сочинении, а душераздирающие звуки струнных, обильно сдобренных ударными, напомнили Кшиштофа Пендерецкого. Полным контрастом к сочинению Павленко оказалась неоромантическая "Песнь ожидания" Андрея Головина; на скрипке солировал Максим Федотов. Оркестр и солист позволили почувствовать хрупкость этой задумчивой музыки, исполнив ее исключительно бережно. Сочинения Павленко и Головина роднит между собой неожиданный торжествующий финал.

Фестиваль завершили опусы современных классиков, одного из которых - Бориса Чайковского - уже нет в живых. Его поздняя Симфония - редкий пример симфонического цикла с солирующей арфой; основа ее партии - музыка фортепианных прелюдий, сочиненных Чайковским в детстве. Наиболее интересными показались переклички арфы с духовыми; возможно, симфонии не хватает цельности, но как итог творчества композитора она более чем убедительна. Вечер закончила "Parabola concertante" Родиона Щедрина для струнного оркестра, литавр и виолончели. Сольную партию блестяще исполнил Александр Рудин; роль еще одного солирующего инструмента сыграли литавры. Подробнее охарактеризовать сочинение Щедрина сложно: это восемнадцать минут интереснейшей музыки, мало похожей на любую другую. В контексте творчества композитора оценить произведение было бы проще, однако его музыка звучит у нас крайне редко: из сочинений Щедрина даже бывалые меломаны первым делом вспомнят "Кармен-сюиту". Слава Богу, классики бывают и живыми; счастливый Родион Константинович вышел на сцену и долго пытался вручить цветы смущенному Рудину.

Помимо Консерватории и Дома музыки, ряд симфонических концертов состоялся в Доме композиторов. Запомнилось выступление оркестра Белгородской филармонии, - отметим концерт Александра Журбина "Иерусалим" для виолончели с оркестром; солировал Александр Загоринский. Украшением концерта стал финал, сочетавший квазицитату из еврейского фольклора и сложную тему на семь четвертей. Сочинение напомнило виолончельные концерты Шостаковича и особенно Вайнберга, музыка которого также прозвучала в этот вечер. Симфония #22, законченная автором лишь в клавире, была исполнена в оркестровке Кирилла Уманского (чья музыка звучала на открытии фестиваля). Уманскому удалось воссоздать оркестровый стиль Вайнберга; сочетание пронзительных струнных с безжалостными духовыми явно отсылало к традиции Шостаковича, ярчайшим продолжателем которой был Вайнберг. Напряженные эпизоды, где скрипки словно кричали от боли, сменялись красивейшими соло духовых и, наоборот, лирическая тема финала была заглушена барабанной дробью и мрачными фанфарами. В неважной акустике Дома композиторов дирижер Александр Шадрин сделал все, что мог; будем надеяться на то, что на нашей памяти первое исполнение замечательного произведения не окажется и последним.

Не менее яркими оказались камерные программы фестиваля, исполненные Московским ансамблем современной музыки Юрия Каспарова, а также "Студией новой музыки" под руководством Игоря Дронова. На одном из концертов была представлена Камерная симфония #1 Николая Рославца - полузабытого композитора, который независимо от нововенцев создал свою систему серийной композиции, однако не нашел общего языка с советской властью и практически перестал писать. Многие его произведения, считавшиеся утраченными, были обнаружены и отредактированы только в последние десятилетия - среди них и Камерная симфония. Она длится 12 минут и производит необычайно сильное впечатление, напоминая лучшие атональные опусы Шенберга - две Камерные симфонии и Серенаду. Украшенное колоколами, ксилофоном и засурдиненным тромбоном, сочинение указывает на то, что в двадцатые годы Рославец шел нога в ногу с передовыми силами музыкальной Европы.

Юрий Каспаров, чей ансамбль представил ряд интересных программ, выступил и как композитор: коллектив Сергея Скрипки исполнил его концерт для флейты с оркестром "C'est la vie". Двенадцатиминутный опус напомнил ранние произведения Веберна; впрочем, полуимпровизационный характер партии флейты едва ли укладывается в жесткие веберновские структуры. Концерт Каспарова исполнил флейтист Пьер-Ив Арто, днем раньше игравший французскую камерную музыку от Дебюсси и Пуленка до Булеза и Тайра. На "Московской осени" звучали также сочинения современных композиторов Бельгии, Нидерландов, Швейцарии. Жаль, что в программу "Современная музыка России и Италии" не вошла музыка недавно умершего Лучано Берио; она практически не звучит у нас, хотя авангардизм Берио ничуть не раздражает слушателя, а, напротив, призывает поиграть вместе с автором в увлекательные музыкальные головоломки.

Одно из сочинений Берио - "Differences" для пяти солистов и магнитофонной записи - вспоминалось во время выступления ансамбля "Seattle chamber players": часть их программы исполнялась аналогичным составом. Шесть российских композиторов создали новые опусы специально к этому концерту; наиболее удачным показалось "Санго" Юрия Красавина. Музыка, поначалу напоминающая Мийо и позднего Стравинского, со временем становится всё более моторной, однообразной, а партия ударных приобретает доминирующую роль (квартету помог ударник Мэтью Космироски). Затем квартет звучит уже в записи, на фоне которой ударные играют мощное соло и выигрывают. В опусе Владимира Николаева неожиданно отыскался рифф из старого доброго "Smoke on the water", а сочинение Владимира Мартынова представляло собой хоровое чтение стихотворения Кристофера Смарта с минимумом музыки. Произведение Игоря Кефалиди ознаменовалось появлением на сцене электроскрипки и заставило моих соседей по ряду заткнуть уши, а в сочинении Виктора Екимовского о спящей красавице музыканты убедительно изобразили игру во сне.

В концерте прозвучала также постлюдия Александра Вустина, вечер музыки которого состоялся днем позже. Пятиминутный опус "К Софии", исполненный впервые, показался идеальным примером современной музыки, создающейся одновременно "для головы" и "для души". Все одиннадцать инструментов ансамбля звучат лишь вместе с голосом; когда он замолкает, остаются фортепиано и саксофон, исполняющие головокружительно сложные пассажи. От этой кажущейся зауми не остается и следа, когда сопрано (Светлана Савенко) вступает вновь и настроение переключается на более светлое. Завершившее программу "Возвращенье домой" построено более сложно. За исключением валторны и большого барабана, у каждого из инструментов (ф-но, скрипка, альт, виолончель, контрабас) имеется дублер, до поры хранящий молчание. Партия баса (Юрий Вустин) звучит на фоне мажорного, медитативного трехаккордного аккомпанемента. Затем подключаются дублеры, чьи партии не имеют ничего общего с основной линией, которая постепенно размывается: солист пытается сохранить торжественность интонации, но ансамбль поддерживает его всё меньше. Светлый и печальный характер сочинения напомнил аналогичный финал вокального цикла Н.Сидельникова, звучавшего на открытии фестиваля; лучшие его программы оказались таким образом зарифмованы.

Досадно, что при обилии талантливых музыкантов, красиво выстроенных программ и запоминающихся премьер "Московская осень" остается внутрицеховым мероприятием, интересным в первую очередь самим композиторам. Фестиваль практически игнорируется немузыкальными изданиями (за исключением "Культуры", "Вечерней Москвы", "Афиши" и Русского Журнала), не говоря уже о радио и телевидении. "Осень" в принципе далека от понятия "информационная поддержка": концерты Дома композиторов не анонсировались даже на афишах Консерватории, хотя между залами - пять минут ходу. Жаль, если ни один лозунг фестиваля не будет иметь ничего общего с реальностью: бессмысленно и обидно быть "фестивалем премьер", если эти премьеры слышит несколько десятков человек. А записи с концертов фестиваля попадают в долгий ящик, хотя издать сегодня небольшим тиражом компакт-диск при желании может любой. Будем надеяться на то, что рано или поздно мы услышим лучшие записи с фестивалей, а следующая "Московская осень" окажется более интересной и менее маргинальной.

Примечания:

¹ Драматичная фуга, исполненная Татьяной Сергеевой, соседствует в фильме Сергея Юткевича с сентиментальным вальсом - первым примером такого рода в киномузыке Шостаковича. Впоследствии он напишет еще много вальсов для кино, один из которых даже попадет в фильм "Широко закрытые глаза".