Русский Журнал / Обзоры / Музыка
www.russ.ru/culture/song/20031224_yak.html

Несколько слов о существовании музыкальной критики
Алексей Яковлев

Дата публикации:  24 Декабря 2003

Когда будущие музыковеды захотят исследовать современный нам исполнительский процесс - какими источниками станут они пользоваться? Скажете - интернет-изданиями? Вряд ли смогут они сохранить свои материалы надолго - в распоряжении пытливых исследователей окажутся все же "бумажные" виды музыкальных публикаций. Метод каноничен и дает прекрасные результаты. Например, когда замечательный музыковед М.Келдыш задумал исследовать творческий путь С.Рахманинова, он прибегнул именно к нему. Прессы оказалось так много, что удалось досконально изучить весь российский период: начиная с первых выступлений композитора и пианиста по 1917-й. В результате появилась чрезвычайно информативная книга "Рахманинов и его время" (М., "Музыка", 1973), точнее, ее первая часть. Во второй части предполагался аналогичный анализ следующего периода. Сергей Васильевич имел неосторожность эмигрировать... Доступа к другой прессе не оказалось, не возникло и второй части исследования.

Предвижу облегченный вздох читателя: ну уж сейчас-то материала можно будет набрать не меньше. Слава Богу, свобода слова. Изданий уйма, не успеют закрыть одну газету - на ее месте возникают две новые. И критиков музыкальных у нас... То-то раздолье будущим музыковедам! Обо всех найдут все, всех опишут и расставят по местам!

Ой ли?

Попробуем предвосхитить будущее - и посмотрим, какие открытия ждут испытателей из грядущего.

Во-первых, они узнают, что существовал в нашей музыке некто Сергей Марков. Легко будет убедиться, что это величественная фигура. Одна частота появлений его в прессе чего стоит! Это он назначает и ниспровергает дирижеров и художественных руководителей. Когда на организуемых им пресс-конференциях худрук робко называет его директором, он величественно поправляет: "Директор вон там сидит. Я - Президент!" Он раздает - куда там идеологам недавнего прошлого - оценки и выносит вердикты. Он судит сурово и в иные моменты возвышается до подлинно философских обобщений. Последний перл - откровение о том, что оркестр, его телесная, так сказать, сущность, важнее дирижера, этим оркестром управляющего. В одной из недавних публикаций он поведал городу и миру, что "авторитарность сейчас уже не работает ни в политике, ни в искусстве. Мир сильно изменился со времен Сталина и Гитлера, Мравинского и Караяна. Нужны лидерские качества нового толка, умение воодушевлять, а не подавлять".

Что и говорить, мыслитель такого пошиба должен остаться в истории. Мог ли Евгений Мравинский представить, что окажется в подобном ряду сопоставлений? Или что группа валторн вкупе, скажем, с контрабасами будет корректировать творческие замыслы какого-то там дирижера?

Нет, нет и нет. На скрижали г-на Маркова, и как можно скорей.

(Правда, реальная практика ведомого им оркестра показывает, что как раз с "воодушевлением" там не все в порядке. Никак не выберутся из непонятно чего. Целой дирижерской коллегии никак не удается "воодушевить".)

Затем взору изумленных ученых предстанет поразительная картина. Выяснится, что никакого, в сущности, исполнительского процесса в нашей стране не было. Было совсем другое: три музыканта. Всего три: Михаил Плетнев, Владимир Спиваков и Юрий Башмет. Если бы были другие - о них писали бы. А раз не пишут - значит, никого и не было. И только три эти безусловно ярчайших музыканта заполняли собой весь музыкальный процесс, только они просвещали неразумный мир.

Мы вовсе не посягаем на объективную значимость названных имен. Все это безусловно выдающиеся исполнители, столпы, во многом определяющие константы сегодняшнего музыкального быта. Но может ли быт определяться только тремя предметами? Разговор сегодня - о равнодушии серьезной части музыкальной критики, не желающей видеть реальности, зато готовой в тысячный раз писать об одних и тех же персонах.

Да, еще иногда приезжают какие-то гастролеры, всякая заграничная мелюзга, о которой и слова-то доброго не скажешь. И внимательная критика сурово им воздает. Редкий гастролер долетит до середины маршрута без нелицеприятного (читай: зубодробительного) разноса со стороны резвой критической молодежи. Приезжает, скажем, какая-то Джесси Норман. Это там у них она мегазвезда мирового вокала, певица, принять которую мечтают мировые столицы и каждая новая запись которой становится предвкушаемым и комментируемым событием. Нам все это не указ! Сколько, говорите, диве лет? Пятьдесят шесть? Мы не ослышались? Пятьдесят шесть!!! Ну-ну, посмотрим, что она нам споет!

Не верите? Именно такова была тональность практически всех откликов на ее приезд в 2001 году - проверьте! Было бы еще хлеще, но пригласил ее все-таки В.Спиваков, так что приходилось критический пыл слегка осаживать. (Между прочим, Спиваков оказался единственным, кому диву пригласить удалось! Напомним, что вся государственная машина пытались это сделать несколько лет - с известным результатом. С огромной помпой ремонтировалась артистическая Большого зала Консерватории, городу и миру было сообщено, сколь капризна знаменитость, как бьются над этой проблемой многочисленные клерки... Понадобилась - всего лишь! - встреча двух художников, и вопрос приезда оказался решен мгновенно!)

Та же ситуация повторилась и во второй приезд выдающейся артистки. Например, корреспондент главной культурной газеты пеняет певице за то, что ария Иоанны пелась ею не на русском языке. "Спела по-французски, каковое обстоятельство, по нынешним временам уже само по себе являющееся моветоном, отнюдь не способствовало приближению к стилистике Чайковского, и без того ей, судя по всему, не близкой".

Вот так вот. Моветон, да и все тут.

Хотите пример свежее? Пожалуйста: недавний приезд Джеймса Левайна. Мэтр мировой оперы, прославленный дирижер приехал в Россию со студенческим оркестром и чрезвычайно интересной программой ("Чудесный мандарин" Бартока, 5-я симфония Прокофьева и 8-я Дворжака), которая, несмотря на явную сложность - публика наша мало приучена к восприятию Бартока и Прокофьева, - была энтузиастически принята залом.

Казалось бы - простор для аналитической мысли: с подобными оркестрами к нам приезжали в разные годы Л.Бернстайн, В.Ашкенази, Б.Хайтинк, и вот теперь - Левайн. Что, как, куда движется процесс?

Но нет. Наши и здесь не ударили в грязь лицом. Выяснилось, что критики наши - тончайшие знатоки различий дирижирования симфонического и оперного. И всякие там американские знаменитости не имеют здесь никаких шансов. "Так, ничего, - через губу снисходили музыкальные бытописатели, - кое-что удалось этому дирижеру. Но - по большим отечественным меркам - нет, знаете ли, не то..." Это неважно, что для всего мира он хорош. Далеко, безмерно далеко ему до всего, что составляет исключительный уровень наших избушек на курьих ножках. Не дотягивает.

Читатель спросит: в чем же пафос? Не в том ли, чтоб кого-то защитить? Нет. Хочется высказать достаточно простую, в общем-то, мысль о том, что жизнь, в том числе музыкальная, продолжается и происходит немало такого, что должно быть критикой замечено и проанализировано, поскольку главная ее, критики, задача - не благодетельствовать и возвышать избранных, а свидетельствовать о времени и вдумчиво анализировать.

Приведем на выбор три свежих примера из реальной - минувшего сезона - концертной практики. Три имени разного весового калибра: Николай Петров, Игорь Жуков, Андрей Истомин.

Предвижу возгласы: ну уж Николай Петров! О ком же написано больше? И юбилей его, только прошедший, освещался всюду и везде! И этот нескончаемый Рахманинов!..

Оставим юбилейное и возьмем жизненное. В минувшем сезоне выдающийся пианист "со товарищи" исполнил Рахманиновский цикл. Поясним термины. Товарищи - это молодой пианист: Александр Гиндин. Напомним, что со времен М.В.Юдиной немного насчитаем мы мэтров, выходящих на ответственные сцены с артистической молодежью. Так вот: в упомянутом цикле были исполнены все концерты С.В.Рахманинова во всех редакциях. Причем, например, Четвертого концерта, к изумлению даже знатоков, было найдено три редакции! И все три прозвучали живьем!

Насколько высока - и важна для музыки - объективная оценка этого труда, говорит следующий факт. Немедля по обнародовании этого замысла один из участников - Александр Гиндин - был приглашен Владимиром Ашкенази для исполнения и записи с Лондонским Королевским оркестром малоизвестных редакций Первого и Четвертого концертов. Выпущен компакт-диск, который мы слышим в воспроизведении радио "Орфей". Читатель ждет уж рифмы "розы" - и не ошибается. Ни одна из отечественных звукозаписывающих фирм интереса к этому факту не проявила. На страницах нашей прессы об этом событии не появилось ни единого слова.

(По-видимому, это справедливая расплата за честность. Сыграть - невелика хитрость! Сегодня так дела не делаются. Ведь что стоило объявить, например, что партитуры рахманиновских редакций прославленный мэтр нашел в каком-нибудь подвале, скажем, в Нью-Йорке или Филадельфии, а еще лучше - в Большом театре, что партитуры эти не видел никто и никогда, а играть по современным нет никакой возможности. Затем выписать аутентичный рояль из какого-нибудь Мугабеграда. Сыскались бы, уверяем вас, на это деньги. Сразу бы встрепенулся "Московский комсомолец" со всем штатом своих просвещенных дам, за ним бы ринулись наперегонки остальные. И мгновенно нашлось бы не меньше сотни больших специалистов по ненаписанному у Рахманинова! Роскошный был бы пиар!)

И в сущности, понятно дальнейшее по нашему сюжету. Если не пишут о Николае Петрове - то чего ждать об остальных?

7 апреля того года в Рахманиновском зале дал концерт пианист Игорь Жуков. Если и говорить сегодня о пианистах, отмеченных "лица необщим выраженьем", то Жуков должен быть назван первым. К его игре можно относиться по-разному; он своеобразен и интересен, бросая вызов многим устоявшимся канонам поведения артиста. Как на сцене, так и в жизни Жуков осознанно избегает всяких признаков ажитации, суеты, саморекламы, погони за званиями и чинами. Он востребован в Европе и концертирует настолько интенсивно, что, не меняя гражданства, львиную долю времени проводит в Германии. В России он играет один раз в год, если не реже. Дополнительным поводом для всяческого внимания критики должна была стать программа концерта, куда вошли новые для музыканта сочинения (сонаты Н.Метнера, С.Прокофьева и А.Берга) и хорошо известные, но давно не звучавшие старые (24 прелюдии Скрябина, ор.11). Осветила ли пресса этот концерт хоть как-нибудь?

В старое время издавались сборники любимых народом песен. И в них в целях экономии места припев печатался только один раз, а далее набиралось курсивом: Припев. Так и мы - после описания концерта И.Жукова напишем: Припев.

Ни одной строки, ни в одном издании. Не было такого концерта, и пианиста такого, если судить по прессе, нет.

Факт, касающийся молодежи. (Нет-нет, мы пишем не о Д.Мацуеве.) В феврале-марте состоялся цикл из четырех концертов под заголовком "Моцарт в Зальцбурге", приуроченный к 95-летию со дня рождения Д.Ф.Ойстраха. Прозвучали все скрипичные концерты Моцарта, симфонии и кассации, написанные, как вытекает из названия, в зальцбургский период жизни Моцарта. Выяснилось, что все, исполненное в цикле, относится к музыкальным раритетам. Так, все скрипичные концерты не играл никто со времен Давида Федоровича, то есть с начала 70-х. Ранние симфонии Моцарта вообще редкие гостьи на наших подмостках, сколько-нибудь представительно их исполнял только Рудольф Баршай. А что касается соль-мажорной Кассации # 1 К.69, в Adagio которой мы встречаем, между прочим, первое скрипичное соло юного Моцарта, то дата единственного исполнения и записи этой вдохновенной музыки легко может быть установлена точно: это сделал Лев Маркиз незадолго до своего отъезда в эмиграцию. То есть 30 лет тому назад.

Совсем уж невероятное - был выпущен подобающий случаю буклет. Причем не какой-нибудь листочек с саморекламой, а серьезная книжка с замечательной и неизвестной ранее фотографией Ойстраха, обращением к посетителям концертов, аннотациями к редко звучащим сочинениям, и резюме солистов - участников цикла. (Напомним, что культура буклета у нас практически в загоне; только Владимир Спиваков с его неизменным стремлением к высокому уровню любого начинания радует содержательным буклетом к каждому своему фестивалю.)

Всю эту работу, весь цикл организовал, задумал и провел один-единственный человек, руководящий одним коллективом, - Андрей Истомин, молодой дирижер камерного оркестра "Кантилена". О том, что коллектив не имеет государственного финансирования, умолчим, равно как и не станем называть обширный список возможных спонсоров, которые даже не ответили на обращения о скромной поддержке этой безусловно благородной акции. Зачем связываться с классикой? Гораздо эффектнее удваивать выигрыши в какой-нибудь телеигре или ежемесячно громить с телеэкрана существующие в экономике порядки, мешающие получать тысячу процентов барыша вместо теперешних пятисот...

Скажем о другом - о том, что память великого мастера была, на наш взгляд, отмечена наилучшим образом. Не воспоминаниями из цикла "Я и Ойстрах", не сочинением небылиц о жизни великого артиста. И тем более не каким-нибудь дежурным скучным мероприятием. В цикл были приглашены молодые и яркие скрипачи, среди которых хотелось бы выделить талантливейшую Елену Ревич (в обычной жизни первая скрипка в оркестре Ю.Башмета) и вдумчивого Илью Норштейна, о принадлежности которого к какому-нибудь одному коллективу говорить очень сложно - настолько энергично и многообразно реализует он свой талант. (Читайте и запоминайте, друзья! Больше об этом прочесть нигде невозможно!)

Все концерты прошли на достойном молодого коллектива уровне, с задором и присущим возрасту тонусом. Дирижер Истомин показал себя музыкантом, способным к интересному и нетривиальному прочтению Моцарта. Акция "Кантилены" укрепляет и без того сложившуюся репутацию коллектива, активно расширяющего репертуарные рамки камерного оркестрового репертуара. Конечно же, освещение цикла в прессе было минимальным и в основном энтузиастическим. Тогда как каждая из перечисленных акций должна была стать поводом для серьезного изучения, анализа, выводов и, в конце концов, не побоимся слова - увековечения.

По слухам, на кафедре русской музыки чтимой нами Московской консерватории который год изучают шестую картину "Пиковой дамы". Может быть, приближаются к концу... Концертную жизнь, ее развитие или затухание, ее тенденции и перспективы, там не изучают. Ее для профессионального музыкознания как бы и нет.

Но ведь теория, как известно, суха, а древо жизни - в данном случае российской концертной - пока еще зеленеет! И следует, с нашей точки зрения, бросить на это дело все имеющиеся пока силы. Ибо - в противном случае - когда будущие музыковеды захотят исследовать современный нам исполнительский процесс, - какими источниками станут они пользоваться?

См. сначала.

Или, как обозначают в нотах, da capo al fine!