Известная байка о четырех главных врагах советского сельского хозяйства была придумана не зря. Погода - удобнейшая тема для разговора, объяснение всему, оправдание всего. Для музыкального критика - спасение: летом фестивали на открытом воздухе, зимой у нас холодно, и западные музыканты к нам ездить боятся, весной - жажда лирики. А осенью, ясное дело, скучно на этом свете, тут не то что плакать - тут взвоешь поневоле: сплин, хандра, что еще там? Как будто прочувствовав душой все чаяния обозревателя, организаторы концертов везут к нам в этом сентябре мизантропов.

Что делать с Ником Кейвом, решительно непонятно. Видимо, продолжать любить, как раньше. Все начиналось когда-то с мрачнейших мировоззренческих выкладок, с альбома "Birthday Party", названного так в честь одного из эпизодов "Преступления и наказания". Кейв сам нечетко помнил, был ли там день рождения (то были Мармеладовские поминки, строго говоря), чахоточной героиней считал Соню (Соня, как ни слаба здоровьем была, но чахотки-то избежала, в отличие от своей мачехи Катерины Ивановны). Казалось бы - музыкант, признававшийся, что набоковская "Лолита" и "Преступление и наказание" оставили в его душе глубочайший отпечаток, соорудил продукт в духе многочисленных западных посягательств на непостижимую русскую культуру (еще мы видели фильм "Доктор Живаго" с Омаром Шарифом и Джулией Кристи. Еще была "Анна Каренина" с Софи Марсо - да всего не перечесть). Но страсть и завод на истерику стержнем держали альбом, звеневший, как ни удивительно, вполне достоевским неистовством. Мир, разъеденный ржавчиной порока, распался на микрочастицы отчаяния. Это почти неизлечимо. Тинейджеры восьмидесятых выли от счастья: наконец-то их в очередной раз кто-то понял.

Рок-интеллектуал, всерьез учитывавший в своих творческих исканиях не только русскую классику, но и Библию, исподволь расширял свою аудиторию, двигаясь по пути очень медленной, но все-таки популяризации. Совершенно не нужно в данном случае анализировать, был в том кейвовский расчет или вышло так оно само. На общем фоне планомерно множившейся дискографии Кейва и группы The Bad Seeds вспыхивали сполохами отдельные альбомы, обращавшие на себя особое внимание публики - от From Her To Eternity (1984) до Let Love In (1994) и, наконец, в 96 году - Murder Ballads. Этот последний и позволил критике с осторожностью и множеством оговорок озвучить то, что давно вертелось на языке - Кейв, несмотря на все некрофилические штучки, потихоньку близится к эстраде.

На московском концерте в 1998 году звучала среди прочего, разумеется, и та самая Where The Wild Roses Grow, из-за которой Кейва, хмурого, декаброго, возлюбили отроковицы. Тут что дикие розы, что белые, что майская ночь, что утопленница - все радует. Кейв на концерте исполнял свою партию, а за хрупкую Кайли Миноуг пел мрачнейший Бликса Баргельд, лидер группы Einstuerzende Neubauten - глухой хохот публики сотрясал стены Горбушки. Было ясно: Кейв теперь относится к миру с куда большей симпатией, чем раньше. На альбоме Nocturama 2003 года волоокий вокалист-неврастеник небезуспешно попытался стряхнуть с себя сентиментальность и мелодизм. А теперь он будет представлять Москве новый двойной диск Abattoir Blues / The Lyre of Orpheus - без ушедшего Баргельда, но с неизменными скрипачом Уорреном Эллисом, басистом Мартином Кейси и Миком Харви - гитаристом, барабанщиком, на все руки мастером. По сути дела, то, чем занимается сейчас лидер The Bad Seeds, - это поиск баланса между подростковым нигилизмом и благожелательностью опытного и удачливого музыканта, автора нескольких книг, нежного отца, наконец. Посмотрим, что победит на этот раз.

Рок-музыканты часто испытывают склонность к письменной культуре, периодически пишут книги. Кейв - и сам по себе писатель, и глубокий знаток литературы - весьма положительно высказывался о романе экс-лидера группы Swans Майкла Джиры (он к нам тоже в сентябре приедет). Роман "Потребитель" - самоупоенный трэш, монтаж в меру омерзительных зарисовок человеческого распада √ телесного и духовного - пришелся Кейву по сердцу неслучайно: у Кейва и Джиры немало общего. Индастриал-группа Swans создавалась в рифму к эпохе урбанистического рока, манифестантом его можно смело считать вышеупомянутого Бликсу Баргельда, коллегу Кейва и фронтмена Einstuerzende Neubauten. Ноктюрн на водосточных трубах и гулкий звон - крышка канализационного люка об асфальт - и "огромный город занят электричеством и пищей" - вся эта баргельдовская полифония у Майкла Джиры переплеталась еще и с мрачнейшей религиозной тематикой - вполне по-кейвовски. Но - как тяжкий бас Кейва смягчался когда-то вокалом его австралийской соотечественницы, так и звериное бешенство Джиры гасло в дуэте с лиричной певицей и пианисткой Джарбо, пришедшей в Swans чуть менее двадцати лет назад. Эсхатологические мотивчики при этом - что в случае Джиры, что в случае Кейва - никуда, что интересно, не девались. В 1997 году Swans прекратила существование. Бывший лидер слегка поутих, но все-таки у него хватает задора хранить верность хард-кору. Мир сошел с рельсов, визг тормозов, скрежет и ор. Вы когда-нибудь слышали сабельный звон? На концерте услышите.

Карьеры Кейва Джира не сделал. Может быть, из-за того, что, в отличие от Кейва, он счастия не ищет. Идея этого поиска так же глубоко чужда лидеру другой старейшей команды, которая тоже будет играть у нас в сентябре. Чего искать, все уже нашли. Марк И. Смит, вокалист, клавишник и скрипач группы The Fall, литературоцентричен не меньше Кейва - дал группе название из-за одноименного романа Альбера Камю и в свое время, памятуя о Набокове, записал диск Bent Sinister. Но на этом сходство с начитанным Кейвом заканчивается. С 1977 года и по сей день орать до хрипоты о несовершенстве мира - на такое Кейв не способен. А тут - эффект застывшего времени: с гитар Эда Блэни и Бена Притчарда порванные струны свисают гроздьями гнева, бас под руками Стивена Траффорда изнывает, клавиши из-под пальцев Эленор Смит разлетаются по сцене - угрюмый брит-поп, утяжеленное рокабилли, отживший свое пост-панк как без малого тридцать лет назад, только состав музыкантов успел многажды поменяться. Неизменен Марк Смит - с лицом Венички Ерофеева, но духом смелый и прямой, куда менее благостный, много лет проповедующий неизменный экзистенциальный мрак. Весь фокус в том, что фан-клуб не уменьшается с годами, а последние апокалиптические альбомы The Marshall Suite и The Unutterable сорвали аплодисмент поклонников, как в лучшие времена. А раз так, то времена и сейчас для The Fall, надо думать, неплохи, только Смит с этим ни за что не согласится. В гармонии с самим собой ему неорганично.

Полную гармонию с собой и с миром демонстрирует на своих альбомах другой грядущий московский гастролер. Московской публике после череды маргиналов-неврастеников будет на ком душу отвести. Бирели Лагрен и в Европе, и в Америке вполне любим, но у нас его должны полюбить особенно, со специальной страстью. Французский джазмен экспериментирует с цыганской музыкой. А у нас к ней особое отношение. Нам что знаменитые Gipsy Kings, что малоизвестные венгры Szilvasi Gipsy Folk Band, приезжавшие в Москву в июне, что клан Эрденко, что Кустурица, что Долохов, обнимающий Матрешу, что Михалков-Паратов - все бальзам на израненное сердце, у нас богатая культурная традиция. Мы как к Яру, так с цыганами. Квартет Лагрена (две гитары, саксофон и контрабас) - это гарантия джазового качества при необходимом драйве цыганщины. Консистенция этой самой цыганщины от альбома к альбому меняется. Запись 2000 года с молодым джазовым гитаристом Сильвейном Люком - тонкий эксперимент с изысканными мелодическими ходами (только в прошлом году ярчайший музыкант Сильвейн Люк выпустил пластинку Trio Sud, после которой в полной мере утвердился в джазовом мире как безусловный профессионал, а не только "мальчик с задатками"). Другая история - диск Лагрена 2001 года The Gipsy Project and Friends. Тут уж гуляй, душа. Экспериментатор-эстет-эрудит, находящийся в творческом диалоге с немалым количеством знаменитых музыкантов (от Жако Пасториуса до Дидье Локвуда, от Ола ди Меолы до Джона Маклафлина), на этой пластинке всем объяснил, как надо родину любить. Он в очередной раз (впервые - лет в тринадцать) показался миру реинкарнацией Джанго Рейнхардта. И если на московском концерте не мудрствуя лукаво он предстанет именно в этой своей ипостаси, бешеный успех ему гарантирован.