Русский Журнал
СегодняОбзорыКолонкиПереводИздательства

Сеть | Периодика | Литература | Кино | Выставки | Музыка | Театр | Образование | Оппозиция | Идеологии | Медиа: Россия | Юстиция и право | Политическая мысль
/ Обзоры / Музыка < Вы здесь
Мелодии практической весны
Дата публикации:  15 Апреля 2005

получить по E-mail получить по E-mail
версия для печати версия для печати

Немалое количество джазовых фестивалей в Москве давно обращает на себя внимание аналитиков. Среди волны весенних фестивалей состоялся французский Le Jazz - три дня в клубе "Апельсин" играли музыканты самого разного происхождения. Критики сразу же попеняли организаторам на то, что фестиваль французского джаза и к Франции, и к джазу имеет опосредованное отношение - попеняли, впрочем, вполне миролюбиво.

Претензии, с одной стороны, вполне обоснованы: действительно на фестивале было совсем немного собственно джазменов и гораздо больше любителей огнедышащих стилистических смесей. С другой стороны, расчет организаторов, как видно, оказался точен.

Вот грянул этот сумасшедший фестиваль, для пущего удобства предложивший свое, дополнительное деление - мол, в первый день звучит цыганский джаз, затем - электронный, а уж в последний день - straight-ahead. Бирели Лагрен и в прошлый-то приезд доказал, что свое цыганское происхождение он помнит весьма отдаленно, оно давно стало для него не более чем творческой маской, далеко не всегда используемой. И на этот раз Лагрен, ударник Андре Чеккарелли и контрабасист Реми Винболо играли чистый и техничный классический джаз, практически лишенный национальной колористики. Группа Lo Jo с лихвой компенсировала прекрасную холодность первого выступления. Правда наравне с цыганскими мотивами на сцене звучала ориентальная музыка всех сортов (от латино до клезмера); где-то на периферии сознания мелькала мысль о том, что восток - дело не так тонкое, как весьма широкое, много в себя вмещающее. Зрители с какой-то неджазовой готовностью ринулись в пляс.

Сложно логическим путем вычислить общие черты у блестящего гитариста-технаря вьетнамского происхождения Нгуена Ле, уличных циркачей и ерников Дени Пеана и Ришара Буро и виртуозного контрабасиста Анри Тексье. Сложно представить, что такой музыкант, как Алексей Айги, вообще может вписаться в какие-нибудь стилистические рамки - так что ж теперь - в фестивалях не участвовать? Каждый из участников Le Jazz'а создает свой жанр, где-то мимолетно соприкасающийся с джазом. Молодой гитарист Сильван Люк со своим трио запутывает карты любителям логики еще больше. Он с 2003 года, с выхода диска Trio Sud славен вроде бы пристрастием к строгому straight-ahead'у. Но среди истинно джазовых стандартов, импровизационно-цитатных, нет-нет да забрезжат балладные и латинообразные гитарные переливы (Recuerdos de la Alhambra), а лиричнейшая Les Amants d'Un Jour покажется темой из черно-белого трогательного фильма. Люк, по сути дела, играет в те же самые стилистические игры, что и Lo Jo, только шифруется он лучше.

Появление на этом фестивале Нино Катамадзе и ансамбля Insight могло бы показаться квинтэссенцией абсурда, но именно благодаря этим музыкантам секрет и успех фестиваля, как ни странно, проясняются. Катамадзе не имеет никакого отношения к Франции. К джазу - если и имеет, то весьма опосредованное. Ни о какой жанровой, географической и национальной общности участников фестиваля речь не идет. Но нельзя было представить себе более органичного завершения первого дня, когда после страстных голосов сестер Нади и Ямины Эль Мурид (группа Lo Jo), напоминавших о сестрах Берри, в клубе зазвучал голос Нино Катамадзе. По принципу этой органики и были подобраны все участники фестиваля. А это не так уж и мало.

Крайнее почтение к джазу, процветающее в столице, по-моему, очевидно. Знакомые имена на афишах (а большая часть выступавших была нам так или иначе знакома) выполнили свою функцию - все три дня зал был неизменно полон. Смешение стилей публику нимало не смущало, а напротив - только радовало. Но если так, если мы впрямую говорим о том, что Lo Jo слушать легче, чем Лагрена; если мы начинаем на "джазовом" фестивале при первой возможности отплясывать, как будто того и ждали, то какого ж черта мы еще и предъявляем претензии? Это знаете ли.. "доктор, да в терминах ли дело?.."

И другое знаменательное событие начала весны - практической, а не календарной. Как будто проконсультировавшись с синоптиками и подгадав лучше не надо, Леонид Федоров и Владимир Волков выпустили диск "Таял". По сути дела, это попытка подведения итогов за определенный период трудовой деятельности. Каковая деятельность была обильна разными творческими альянсами. Федоров, оставаясь лидером "Аукыона", ищет сотрудничества, понимая, что группа, как бы хороша и любима поклонниками она ни была, всегда создает каждому музыканту рамки корпоративной зависимости. Отсюда - то союз с контрабасистом Владимиром Волковым, то философически насыщенные проекты с композитором Владимиром Мартыновым, то давняя дружба с поэтом Анри Волохонским и такая же дружба, а теперь светлая память об Алексее Хвостенко. Сумасшествие и красота всех этих альянсов состоят в том, что "голоса" музыкантов сливаются воедино и не утрачивают уникальности. Доказательством тому - "Таял".

Это очень "федоровский" альбом, наполненный теми до боли знакомыми интонацией и мелодикой, которые полностью устроят давних поклонников "Аукцыона". Заглавная композиция (в двух вариантах, гитарном и симфоническом, условно говоря) и медитативный напев "Холода" - это Федоров как он есть. И загадка его в том, что он ошеломляет зрителя-слушателя, даже если не меняется ни на йоту - я не знаю другого музыканта, который мог бы себе это позволить. Здесь Федоров этим преимуществом не воспользовался. "Таял" - это диск новый и неожиданный, принадлежащий очень разным музыкантам. Блистательный Волков написал музыку к восьми из двенадцати песен и играл здесь не только на контрабасе, но и на синтезаторе, фортепиано и перкуссии. Анри Волохонский начитал несколько своих текстов. Владимир Мартынов шарахнул и по мозгам, и по нервам кошмарной композицией "Бен Ладен", заставив слушателя забыть о прежних, куда более спокойных мартыновско-федоровских проектах.

В одном из интервью Федоров сформулировал важнейший свой творческий принцип: "Есть песня, текст найдется". Художественным достоинством текста становился не смысл, а фоника; божественная глоссолалия оборачивалась музыкой. По этому принципу строится большая часть нового альбома. Слово не существенно, оно теряет суть под напором федоровского вокала и приджазованных басовых синкоп, под градом цитат (от Малера до Высоцкого), под страстью скрипок. Заглавие становится фонетическим облаком "таял". Оно как бы невзначай мелькает в композициях и проливается то синтезаторной капелью Волкова, то рефреном из песни Федорова, то однокоренным образованием в "Последней видимости" Волохонского. Но тут парадокс - сталкиваясь с феноменом Волохонского, принцип "блаженного-бессмысленного слова" начинает таять на глазах. Стихи Волохонского - это история, требующая отдельного осмысления; их можно любить и не любить, как можно любить и не любить Хлебникова, Хармса, Олейникова и любого другого поэта. Стихи Волохонского самостоятельны.

В композиции "Дребезжать" вроде бы верность федоровским традициям налицо: самый голос Волохонского, старческий, надтреснутый, равнодушно повторяющий свое заклинание, и оказывается магическим неповторимым инструментом. Но в случае с композицией "Последняя видимость" или с "Молитвой святого Франциска Ассизского" слушатель вынужден признать: текст не становится фонетическим дополнением музыки. В первом случае происходит перемена мест слагаемых с предсказуемым результатом. Поэтическая доминанта здесь настолько очевидна, что теперь уже деликатно самоустраняется мелодия, превращаясь в фон. Гимн "Франциск" (абсолютная кульминация альбома) вынимает из слушателя душу. То нытье, то надрыв скрипок (ансамбль Opus Posth), то бабий плач, то птичий грай (хор "Сирин") - и мерный скрежет голоса, начитывающего молитву. Все это требует такого внимания и напряжения, такого мгновенного отрешения от себя, что слушатель, и без того уже оглушенный девятью предыдущими композициями, шалеет совершенно.

Сложно говорить сейчас, что альбом гениален. Такие вопросы решаются потомками и, на радость Мартынову, как правило, после смерти автора. Кто-то скажет, что это захватывающе здорово. Кто-то вдруг услышит в альбоме лирическую простоту - по сравнению с прошлыми штудиями Федорова со товарищи. Можно добавить, что пережить этот альбом, освоиться с ним и смириться - дело нелегкое. А дальше - все только начинается.


поставить закладкупоставить закладку
написать отзывнаписать отзыв ( )


Предыдущие публикации:
Анна Немзер, Земфира и особенные дядечки /17.03/
Стоило развести немыслимое количество умтурман и зверей, чтобы потом на этом фоне Земфира оказалась гением.
Анна Немзер, Хочется верить /28.02/
Чем раньше написано произведение, тем оно для нас загадочнее; чем меньше шансов у исполнителя воспроизвести подлинное звучание, тем большую интригу ощущает слушатель.
Анна Немзер, Расщепление звука /09.02/
В культурном центре ДОМ состоялось совместное саксофониста Дэвида Мюррея и ударника Хамида Дрейка. Опыт этого сотрудничества оказался настолько удачным, что критики и зрители единодушно признали прошедший концерт лучшим в сезоне.
Анна Немзер, Территория Летчика /25.01/
Мы относились к "Les Hurlements d'Leo"с благодушной ленцой - и относимся так, как опыт показывает, до сих пор. Нам даже устать от них лень.
Анна Немзер, То хай-тек, то гринпис /28.12/
Московская сцена-2004: Ямайка, электроника, латино и Раммштайн.
предыдущая в начало следующая
Анна Немзер
Анна
НЕМЗЕР

Поиск
 
 искать:

архив колонки:





Рассылка раздела 'Музыка' на Subscribe.ru