Русский Журнал
СегодняОбзорыКолонкиПереводИздательства

Сеть | Периодика | Литература | Кино | Выставки | Музыка | Театр | Образование | Оппозиция | Идеологии | Медиа: Россия | Юстиция и право | Политическая мысль
/ Обзоры / Text only < Вы здесь
Жизнь прекрасна, когда едешь на поезде
Cубъективные заметки о трагикомедии

Дата публикации:  2 Августа 2000

получить по E-mail получить по E-mail
версия для печати версия для печати

Вступление

На экранах Европы и Америки идет французский фильм "Поезд жизни" режиссера-румына Раду Михаиляну; лента отмечена призом зрительских симпатий на фестивале Санденс 1999 года, наградой критиков на Венецианском фестивале, а также десятком других наград на Международном Кинофестивале (включая "Донателло" за лучший иностранный фильм). Действие происходит в 1941 году в одном из еврейских местечек Восточной Европы: в деревню должны войти немцы, ее жители тщетно пытаются найти какой-либо выход. Спасительная идея приходит в голову чудаку и мечтателю Шломо - "мы сами себя депортируем": все жители деревни сложатся и купят поезд. Общими силами ему будет придан вид обычного "поезда смерти". Самые молодые и сильные выучат немецкий, наденут нацистскую форму и будут конвоировать остальных... будто бы в концлагерь, на самом же деле - в Землю Обетованную, через Украину и Россию. Сюжет, который настолько невероятен и "параллелен" процессу жизни в целом, в первую очередь ассоциируется с "Подпольем" Эмира Кустурицы; от этого режиссера в "Поезде жизни" немало - и музыка Горана Бреговича, и цыгане, и общий дух местечковости, и многое другое.

Начали покупать поезд. Уже купили один паровоз и один вагон

Сразу же напрашивается и другая ассоциация - фильм Роберто Бениньи "Жизнь прекрасна", определенный Сергеем Кузнецовым как "комедия про Холокост". И хотя Миша Фишман утверждает, что "комедий, даже трагикомедий про Холокост не бывает и быть не может", в большинстве рецензий на западных сайтах "Поезд жизни" также причисляется к данному типу кино, невиданному доселе. Не будем спорить о правомочности такого определения, уточним лишь следующее: то, что из двух фильмов "Жизнь прекрасна" появилась первой - историческое недоразумение. Роберто Бениньи ознакомился со сценарием франко-румынского фильма, отклонил предложение сниматься в одной из главных ролей и, пока Михаиляну строил свой поезд, успел снять оскароносную комедию (подробности). Вряд ли здесь уместно говорить о плагиате - скорее, о творческом заимствовании: идея носилась в воздухе, и Михаиляну формулирует ее следующим образом:

Раду Михаиляну "После "Списка Шиндлера" я почувствовал, что больше невозможно рассказывать о Холокосте все в том же контексте слез и ужасов - ты рискуешь стать банальным. Мне хотелось сменить язык, не меняя сюжета, и рассказать о трагедии в трагикомическом ключе, что было бы вполне по-еврейски. Не отрекаясь и не забывая о погибших, вспомнить о них по-новому". Итальянский режиссер взял на вооружение кредо румынского коллеги и добавил изрядную долю мелодрамы, не забывая притом о коммерческом успехе. И если у Михаиляну в итоге получилась трагикомическая сказка с долей абсурда, то Бениньи успешно "превратил молитву в фарс" ╘ А.Велюров.

Ругательная часть

"Жизнь прекрасна" - фильм безусловно талантливый: уже одно наличие столь разных точек зрения подтверждает это. Его смотришь, не отрываясь, и, как всякое яркое произведение искусства, он может прочитываться на самых разных уровнях. Нет сомнения, что некий процент зрителей увидел в фильме не притчу, а попытку рассказа о том, "как это было"; именно так "ЖП" прочлась и автором этих строк - увидеть здесь иносказание я при всем желании не смог. А подобный опыт "правдивого рассказа о том, как это было" ущербен, во-первых, по определению (как раз за это многие ругают "Список Шиндлера") и, во-вторых, в силу вопиющего неправдоподобия всего, что мы видим (как раз за это многие ругают "Жизнь прекрасна").

В то же время, для тех, кому фильм Бениньи понравился, эта черта становится еще одним аргументом "за", еще одним доводом в пользу его условности и притчевости. "Разве можно воспринимать буквально сюжет этого фильма, - говорил мне по этому поводу один преподаватель истории, - ведь для изучения нечаевщины мы обращаемся к документам, а не к "Бесам" Достоевского". Согласиться с этим трудно: художественное произведение - такой же исторический источник, как воспоминания и стенограммы судебного процесса, их параллельный анализ может дать историку многое. И "Бесы" здесь - чуть ли не идеальный пример: Достоевский сделал нечаевщину объектом художественного изображения (тем самым, по мнению многих, дав ей второе рождение), но вместе с тем запечатлел ключевой эпизод "нечаевского дела" весьма близко к действительности.Шломо, автор гениальной идеи, роль которого в свое время и была предложена Роберто Бениньи

Таким образом, правдоподобие может как раз добавить произведению убедительности и сделать его притчей в лучшем смысле этого слова. Но увидеть фильм Бениньи в подобном ключе весьма сложно; когда смотришь его, то думаешь о молодых зрителях по всему свету, составляющих себе представление о происходившей трагедии по "Жизни прекрасной". "В отличие от "Списка Шиндлера", - пишет С.Кузнецов, - фильм Бениньи снят для людей, которые, может, смутно, но все же представляют себе, что такое Холокост" - это утверждение представляется явной натяжкой. Весьма показательна фраза одного из читателей, принимавшего участие в интерактивном опросе Кузнецова по поводу "комедии про Холокост": "Молодые вышли [из кинозала] подавленные, хотя ненадолго. К выходу они уже вспоминали шутки Бениньи". Начинаешь сомневаться - не зря ли существуют все известные нам свидетельства (документальные или художественные), если "ЖП" легко отодвигает их в сторону? Сразу же думаешь о создателях фильма, монтирующих заключительную сцену и прикидывающих (пусть даже с творческим воодушевлением, а не с холодным расчетом): за кадром сентиментальная музыка играет, мальчик едет у симпатичного танкиста на руках, и все американские зрители плачут; и европейские тоже.

Что ж, авторы фильма угадали социальный заказ и адекватно воплотили его. А точнее всего они рассчитали финал, который уж точно не оставит равнодушным ни одного зрителя - и мало кого побудит сдержать сентиментальность и спросить себя: хорошо ли, нравственно ли то, что я увидел? Пару лет назад С.Кузнецов писал о "Списке Шиндлера": "...я не уверен, что сентиментальное хлюпанье носом - адекватная реакция на обсуждаемое событие: слезы предполагают катарсис, а мне кажется, что Холокост - неподходящий повод для катарсиса". Здесь, однако, Кузнецов сам рубит сук, на котором сидит: не пройдет и года, как он напишет об истерическом состоянии, в которое его вверг фильм Бениньи. В искренности нашего товарища и коллеги не приходится сомневаться (он далеко не единственный из моих знакомых, кого "Жизнь прекрасна" заставила смеяться и плакать одновременно); но это, кажется, как раз тот случай, о котором резко, но вполне адекватно говорит Миша Фишман: "Сознательно выдавая умиление за осознание, дешевую слезу за выстраданный плач, [Бениньи] обманул общественность, которая не имела права обманываться."

Хвалебная часть

Вслед за фильмом Бениньи, "Поезд жизни" нарушает правила: если согласиться с тем, что "главной особенностью Холокоста является его непредставимость" и Холокост не допускает превращения "в то, что можно представить - глазами жертв, палачей или героев", можно смело обвинять Михаиляну в кощунстве. Деревня, воссозданная им в фильме, кажется вполне уютной даже в момент ужаса и переполоха; в нее хочется погрузиться, как в картины Брейгеля, и немного погулять там, внутри. При этом вряд ли было бы правомочно счесть "Поезд жизни" беллетристикой: сюжет о поезде-беглеце подтолкнул авторов фильма к созданию сказки, к тому, чтобы вновь зафиксировать легенду об Исходе, но с поправкой на ХХ век.

С одной стороны, этот сюжет еще более невероятен, чем у Бениньи: представьте себе хоть на секунду - небогатая деревенька собирается купить поезд, переодеть часть евреев немцами и убежать от немцев же в Палестину (оккупированных территорий, разумеется, беглецам не миновать). Бред, блеф, шизофрения, - не так ли? С другой стороны - видя, как вся деревня "скидывается", как по одному покупаются вагоны без стен и крыши, как все население с увлечением включается в работу по приданию поезду товарного вида, - чувствуешь: евреи, с их верой, с их исторически высокой мобильностью, с их способностью сохранять присутствие духа в экстремальной ситуации, - вполне были бы на такое способны. Однако и под этим углом зрения практически невозможно поверить в то, что у героев фильма что-то получится: воплощению их авантюрного решения в жизнь мешает масса внешних и внутренних факторов. Не так трудно "с нуля" построить общими силами настоящий поезд, - сложнее еврею стать немцем, перемениться душевно и физически, из гонимого превратиться в гонителя.

Поезд уже почти построен

Своим вожаком жители деревни выбирают плотника Мордехая: он сбривает бороду и учит немецкий, чтобы сопровождать поезд под видом нацистского генерала. "Главное, - наставляет его городской родственник, - научиться думать по-немецки. Немецкий не так сильно отличается от идиш, главным образом - отсутствием юмора". Вместе с новыми костюмом, прической, осанкой Мордехай примеряет на себя новые, непривычные манеры - старательно учится быть грубым и жестоким. Со временем это начинает у него неплохо получаться, для полного сходства остается лишь избавиться от акцента. Здесь, безусловно, одна из главных проблем, затронутых в фильме, - стирание грани между маской и истинным лицом, которое в большей или меньшей степени происходит почти у всех, кто надевает (хоть и вынужденно) нацистскую форму. Чтобы спастись от немцев, одной десятой евреев приходится стать немцами.

Эстер, очень красивая и любвеобильная девушка Это лишь один из конфликтов, вносящих разброд и сумятицу в относительно цельное сообщество. Другой связан с любовной линией: среди едущих в поезде - первая красавица деревни Эстер, в которую влюблены многие и в первую очередь - Шломо; ее же симпатии принадлежат сыну Мордехая, туповатому толстяку в очках. Он, в свою очередь, усердно изучает Маркса ("нашел время и место") и является в итоге источником третьего конфликта. Вместе с соседями по вагону он создает коммунистическую ячейку, которая перестает повиноваться избранным вожакам и разбегается по ближайшим лесам на одной из остановок; поскольку в лесах находятся еще и немцы, на этот раз настоящие, изловить новоявленных коммунистов и водворить обратно в поезд оказывается делом довольно сложным.

Машинист, он же кочегар, он же кондукторВпрочем, успеху безнадежного дела мешают главным образом не внутренние, а внешние факторы, начиная с машиниста: им окажется некий юноша из Министерства Путей Сообщения. (К сожалению, никогда не пробовал управлять паровозом, зато еврей и с хорошими рекомендациями.) Он быстро научится крутить штурвал, гудеть в гудок и подбрасывать дрова в топку; зато когда настанет пора отправляться в путь, машинист сперва подаст поезд назад, а не вперед. Столь многообещающее начало оставляет немного надежды на успех, тем более что вскоре ковчег с паровозом постигнет новая напасть, не менее абсурдная, чем машинист-самоучка: румынские партизаны. Они решат, как того и хотелось жителям деревни, что перед ними - настоящий нацистский поезд, и сочтут для себя делом чести, доблести и геройства его взорвать. Лишь после третьей неудачной попытки партизаны обратят внимание на странное поведение немцев, которые на остановках молятся вместе с конвоируемыми, и - отступятся.

Молитва

Так или иначе, румынские партизаны все еще вызывают наш невольный смех; наиболее серьезную опасность для поезда представляют, конечно, настоящие немцы, которые довольно быстро узнают про поезд-призрак, отсутствующий в расписании ("Интересно, о каком расписании они говорят"-, - мрачно шутят в вагонах). Беглецы столкнутся с немцами несколько раз, и тут во всей красе выступит Мордехай, которому предстоит заговорить врагам зубы и выжать максимум из благоприобретенных авторитарных замашек, чтобы не выдать себя ни голосом, ни словом (а главное - не спутать "лэхаим" и "хайль Гитлер"). Мордехай меряет новый костюм Новоявленный Моисей несколько раз спасет свой народ от смерти, пока не встретит особенно въедливого немецкого генерала, который с подозрением отнесется к странному акценту. Кажется, что фильм наконец достиг единственно возможного логического конца, но абсурд оказывается сильнее логики: разоблачив собеседника, генерал с радостью разоблачает сам себя как вожака цыганского табора, точно так же пытающегося избежать лагерей смерти.

Цыгане подсаживаются к евреям, и поезд едет дальше - навстречу самой сильной сцене фильма. Как уже говорилось выше, при всякой возможности евреи покидают поезд и творят молитву, не забывая еженедельно отмечать Субботу. Очередную Субботу евреям приходится встретить вместе с цыганами, и в этом эпизоде раскрывается высший смысл того, что в невероятном поезде оказались вместе два непохожих, но гонимых народа: цыгане искренне включаются в празднование Субботы и истово молятся, как могут, вместе с евреями. Истина о том, что национальные различия не должны мешать людям понять друг друга, не становится более избитой от очередного повторения в этом эпизоде. Он достигает своей кульминации, когда два скрипача-виртуоза - цыган и еврей - вступают в интригующее соревнование, постепенно увлекая за собой всех присутствующих музыкантов. Мы слышим, как схожи между собой еврейские и цыганские мелодии, и уже не задумываемся об абсурдности самой ситуации, о полной ее невероятности.

Но дальше неправдоподобности становится еще больше: наутро после братания евреев и цыган "Поезд жизни" вновь отправляется в путь, и его начинают бомбить. Бомбы падают мимо все до одной, поезд едет все быстрее и быстрее, напоминая улетающий поезд из "Небес обетованных"; и этот финал (а в том, что это - финал, нет никакого сомнения), как и в фильме Рязанова, может обозначать как гибель героев, так и воплощение их мечты о новой жизни. Однако, "Поезд жизни" никуда не улетает, и скептик вроде автора этих строк недовольно говорит себе: "Под бомбами он бы так долго не проехал!" В ответ на это скептик получает настоящий финал: в нем нет расстрелов и газовых камер, в нем кратко сказано о том, кто куда доехал из ехавших в "Поезде жизни" и скольких детей родил - и в нем же предельно ясно показано в последнюю секунду то единственное, что могло случиться с жителями маленького еврейского местечка в 1941 году.

Заключение

В "Небесах обетованных" поезд, улетающий на небо, обозначает равно как гибель главных героев, так и воплощение их мечты о новой жизни под крылом инопланетян. Сергей Кузнецов предлагает подобным же образом воспринимать фильм Бениньи (сразу отдав себе отчет в том, что герои давно умерли и находятся в раю), но сделать это весьма непросто: тип поведения главного героя "Жизни прекрасной" кажется одинаково маловероятным и неуместным как в описываемой ситуации, так и на том свете. Остается лишь домысливать, как бы Бениньи сыграл в "Поезде жизни"; остается лишь порадоваться тому, что он там не сыграл - герою, глазами которого мы видим трагедию его народа, вряд ли следует походить на Пьера Ришара и провоцировать смешки в зале. Впрочем, слезы в данном случае ничуть не более уместны: "слезы предполагают катарсис, а что Холокост - неподходящий повод для катарсиса". Финал "Поезда жизни" не выжимает слез; он поражает в самое сердце, и волосы становятся дыбом на голове. А что именно говорится в финале, мы вам пока не скажем. При возможности увидите сами.

Май-июль 2000


поставить закладкупоставить закладку
написать отзывнаписать отзыв ( )


Предыдущие публикации:
Глеб Ситковский, Смотри, что дают /24.07/
Конкурсная программа XXII ММКФ: крепкие "Яростные поцелуи", роковой "Бит", унылое "Женское царство" и скучное "Лунное затмение".
Роман Волобуев, Тинто Брасс против Нагисы Осимы /21.07/
Низкое, комическое порно Тинто Брасса и высокое, трагическое порно Нагисы Осимы - стоят на МКФ в одном ряду. Узнай об этом Осима, он вспорол бы себе живот; Тинто Брасс отреагировал бы спокойно: кто такой Осима, он и знать не хочет.
Михаил Фихтенгольц, Национальные традиции юбилейных празднеств /18.07/
Год 2000 на удивление беден юбилеями: 250-летие со дня кончины И.С.Баха, юбилеи Курта Вайля (100-летие со дня рождения, 50-летие со дня смерти), 50-летие со дня смерти Николая Мясковского, 25-летие со дня смерти Шостаковича, 160 лет со дня рождения П.И.Чайковского. У нас что ни юбилей - то повальная истерия. Почему-то вспоминается фраза из заметки Дуни Смирновой в покойном журнале "Столица": "Русская соборность живет и побеждает. Если рахит - то у всех".
Ольга Сагарева, "Аида" на Бродвее /30.06/
К искусству я отношусь в основном спокойно. Полагаю, что есть какая-то классическая опера про Аиду - то ли Верди, то ли кого-то в этом роде. А вчера я пережила потрясение. Я ходила смотреть мюзикл Элтона Джона "Аида". Я рыдала еще час после окончания - чисто от счастья по поводу того, каким великим, оказывается, еще бывает искусство.
предыдущая в начало следующая
Илья Овчинников
Илья
ОВЧИННИКОВ
Музыкальный критик
ilya613@gmail.com
URL

Поиск
 
 искать:

архив колонки:

Rambler's Top100
Arthouse.ru




Рассылка раздела 'Text only' на Subscribe.ru