Бородатый анекдот. У касс Большого театра солидный господин канючит в окошко: "Девушка, я старый русский интеллигент... Найдите пару билетиков... Я старый русский интеллигент... Пару билетиков..." Кассир непреклонен, время идет. Спутница робко трогает его за рукав: "Может, оставим?" Господин, не меняя тона, вполоборота: "Маша, иди в жопу!" И опять: "Девушка, я старый русский интеллигент..."

Новый арт-голова Большого театра Геннадий Рождественский в пятницу встречался с прессой. Кратко-талантливо, всего на час. В лучших традициях совкового менеджмента для начала опустил вверенное ему предприятие: Большой театр - корабль без управления, затонувший на три четверти, - прелесть, как образно. Порядок наводить надо во всем, от и до - кто бы спорил. Далее немного оптимистичных планов, более основательных для оперы и менее - для балета (лежащие на поверхности прогнозы о нелюбимом танцульке-пасынке быстро сбываются). А потом началась раздача серег (или слонов) всем сестрам. Прессовал прессу. Мелко, дергая фразы и промахи, а главное - очень зло. Резкое слово, слишком внятный прогноз, неправильная фамилия тенора; а это, представьте себе, посмела написать некая Витц - фамилия с нездоровым удовольствием проговаривается, проговаривается, еще раз проговаривается со свистящим сарказмом. Особо чувствительные присутствующие прячут глаза.

Музыкальные академисты в единоутробной среде газетно-журнальных критиков обычно на задворках; в узком кругу все друг друга не просто знают, но успевают намозолить глаза при самых теплых отношениях. У меня нет иллюзий относительно коллег, критический клубок змей уж точно не метафора, скорее диагноз. Но тут! Нахлынуло такое чувство корпоративного единства, какое, наверное, бывает у профессионального французского забастовщика после доброго винца. Почтаря или рабочего бензоколонки √ не важно. Публичная порка в храме искусства - эта радость посильнее "Фауста" Гете, вдохновляет на раздумья долгие и грустные. Осталась за кадром причина агрессии. Словно Рождественского кинули в котел (ну, не знаю, с чем), он нахлебался, вынырнул, но озлобиться успел. Выпоров газетных яппи, оживил экзальтированных старушек. Большой театр - это вам не хрен под майонезом! Национальное достояние!

Мы не беззубы, не импотентны. Уместившиеся в тайм-квоту коллеги четко выстраивали вопросы и выудили у художественного начальника, что открытого конкурса для набора голосов в оперу не будет - значит, все благонамеренные проекты будут осуществлять все те же солисты, включая глобально раскрученное nihil Николая Баскова. Что у шефа размыты представления о достоинствах текущего балетного репертуара: "любо" Баланчину суфлировали всем миром. Словом, прояснилось, что Рождественский в ситуации - руководитель хороший, но не орел. И все же такой аспирин - слабое обезболивающее после линчевания.

У меня довольно кондовые провансальские представления о том, что интеллигент озлобляется не то чтоб как-то особо, не как все остальные прочие люди, но в более корректном тоне. Не от ханжества, но - здесь - хотя бы ради пиара, достойного арт-головы Большого. Один мой знакомый, глядя, как четыре изрядных мужика грузили книги, кидая из рук в руки тяжеленные пачки, заметил: "Смотри-ка, не матерятся!" Наверное, мы с ним сошлись как вымирающие романтики. Хочется, чтобы грузчики книг вели себя не как грузчики банок с кабачковой икрой. Чтобы художественный руководитель главного музыкального театра не опускался до публичных склок и мелкого одностороннего сведения счетов с нашим говорливым братом. Чтобы жизнь была не напудрена, но хотя бы немножко адекватна.