Академик по китам, академик по котам,
Два редактора с корректором.
Кинохроника с прожектором,
Юные натуралисты
И другие специалисты.
Б.Заходер

Не далее как в октябре месяце телевизионная академия удостоила Леонида Парфенова специального приза за проект "Живой Пушкин". Признание пришлось к сроку - вспоминался Игорь Северянин: "Как хороши, как свежи будут розы // Моей страной мне брошенные в гроб", - по излому, по манере, по темпераменту чем-то неуловимо напоминавший г-на Парфенова. Нет, последний в младые лета не собирал полных залов (хотя вру - еще как собирал, хоть бы в проекте "Весь Жванецкий"), не слагал куртуазных куплетцев, но и только. И с ананасами в шампанском у него был полный порядок - "Вдова Клико" откупоривалась под неспешный рассказ о дерзком бакенбардисте - да и негласное звание первенствующего среди равных, короля тележурналистов г-н Парфенов гордо пронес сквозь безумные 90-е. От потрепанной болоньи до безукоризненного "Труссарди", от эпического сказа про шестидесятников до "истории нашего времени", как претенциозно именовался проект "Намедни 1961-2000" в межпрограммном пространстве НТВ, - таков путь Северянина-Парфенова, Парфенова-северянина, вологжанина по рождению. Еще несколько лет назад все молодые сотрудники одного, как это теперь принято говорить, телеканала считали своим долгом быть под стать своему кумиру (не подумайте, что Гусинскому): так же галантно растягивать гласные, так же подфыркивать в завершении риторического периода, так же заученно скалить зубы и топорщить - иного слова не подберу - веки. Король! Король!

Но чем дальше, тем определеннее из парфеновских программ уходило то, благодаря чему он и сделал себе имя: кураж, отношение, драйв. Возможно, мы ошибаемся, но создавалось ощущение, что Парфенов вдруг разом потерял интерес к предмету и принялся служить, делать, что положено, от и до, даром что постановочных штампов им было наработано - дай Бог всякому.

"Живой Пушкин" был, на наш взгляд, высшей точкой карьеры Парфенова-партикуляриста. Более правильного: просчитанного, живописного, технологичного - и вместе с тем безжизненного проекта на отечественном ТВ еще не было - все от галантерейной лавки, немного от собрания сочинений и нарочитый Breguet на хрупком запястье от себя лично.

Жирные детали казались пронзительно-неуместны в повествовании о поэте, чей долг к моменту гибели составлял астрономическую сумму. Телевизионная поэтика, алчущая новизны и роскоши, вступала в неразрешимое противоречие с требованиями поэтики здравого смысла. В результате раскрашенный монгольфьер сказки про Пушкина зависал между землей и небом: красивый, большой и не пригодный для полетов. "Живой Пушкин" (учебный) такой титр должен бы был предварять каждую часть рассказа о мужике в крылатке и лепажем за пазухой. Конфуз был тем оглушительнее, чем скоро ожидаем триумф, все условия для которого, казалось бы, наличествовали в достатке.

Впрочем, академикам понравилось. Хозяин - барин.

Но если "Живому Пушкину" впору проходить по разряду перлов академических, то "Российскую империю" впору увивать благородным героическим лавром - это удача, успех полный, всесокрушающий и в некоторых отношениях, не побоюсь сказать, эпохальный.

Последняя характеристика относится главным образом к технологической стороне дела. Более совершенно прописанного звука на отечественном ТВ мне попросту не доводилось слышать - только в одном эпизоде (проезде по Унтер-ден-Линден) не помешало бы воспользоваться ветрозащитой, и то нельзя быть уверенным в том, что результат превзошел бы имеющийся. Свет хорош настолько, что я вспомнил о нем, только садясь к клавиатуре, - вернейший признак классно сделанной работы.

Но главное, что Парфенову удалось блестяще миновать основные стратегические затруднения, с неизбежностью ожидающие автора всякого историко-телевизионного текста: картинки или нет вовсе, или же она недостаточна, или же она неподвижна. Русская пословица о сравнительно-сопоставительных достоинствах хрена и редьки припоминается сама собой.

Простейшее решение, естественно рождающееся в такой ситуации, заключается, как правило, в загонке разного по фактуре и качеству изображения в обесцвеченный спецэффект и последующей так называемой "закольцовке" визуального ряда: изменения исходной скорости проекции или непрерывного воспроизводства маркированного отрывка, приноровленного к продолжительности закадрового текста. Большим любителем этого нехитрого трюка является знаменитый кинорежиссер И.Дыховичный, использующий этот принцип последовательно и неуклонно. Но Парфенов, всегда очень серьезно относившийся к своему визуальному ряду, не был бы самим собой, если бы ограничился воспроизводством банальности.

Если он сам придумал монтажный принцип, на котором зиждется здание "Империи", то он гений, если это мысль осенила гг. Левина или Скворцова, ваявших графику для проекта, - значит, именно они достойны именоваться "титанами мысли" и "недюжинными натурами". И даже - что скорее всего - принцип сосуществования на экране выводимых в полный растр (экран) картинок придуман неизвестным германским или британским умельцем - спасибо тебе, камрад! Никогда прежде на нашем телевидении проблема изобразительной скудости так убедительно не разрешалась. Что до крайностей, то как говорят инженеры монтажа "пульт рубят - пленки летят". Некоторая нарочитость последующей "интернетизации" дизайна: назойливая стрелочка, бродящая по экрану, файловые конверты, отбивающие главки, - могут быть сочтены чем-то вроде необязательной завитушки, пустой, но от того не менее милой.

Собственно исторической концепции сериала нам бы не хотелось касаться. Группа г-на Парфенова занимается телевидением, а не историей, и глупо было бы ожидать от нее чего бы то ни было, кроме занимательности и живописности. С ними же все нормально. Нет, конечно, можно было бы расцветить повествование десятком фактов и фактиков, безотказно действующих на неокрепшую душу нашего телезрителя. Так, гастрономические пристрастия Петра, про которого Парфенов говорил много и с жаром, были почвенны и непритязательны. Одаряя одного из отличившихся офицеров куском кулебяки, Петр, по свидетельству Ключевского, приговаривал: "Ешь, ешь, это тебе не какая-нибудь пицца!" Вот и сюжет: кулебячный патриотизм прежде патриотизма квасного, Петр - первый русский патриот, скроенный (выпеченный) по новому образцу. Вышло бы хорошо.

Роль смыслового акцента в "Российской империи" исполняли анимационные картинки "а-ля рюсс", пародийно отыгрывавшие коннотации "серьезного" повествования. Вот и представьте себе: доедает ведущий кулебяку, утирается полой, и тут как тут возникает Петр (нарисованный, конечно же), переламывается в талии, и из гипотетического брюха выплывают расписные стерляди, вылетают жареные лебеди и выходят в чешуе, как жар горя, тридцать три сечевых стрельца под предводительством царевича Алексея. И музыка такая веселая-веселая: "Если я чешу в затылке - // Не беда. // В голове моей опилки, // В Неве вода". Драматический контрпункт.

Что можно было бы сделать в отношении Петра в полной мере относится и к его дочери Елизавете, и к его племяннице Анне. Первая, по свидетельствам современников, соблазнила своего племянника, в ту пору императора, Петра Второго. Сюжет? Еще какой! Не станем описывать его возможное графическое решение по причинам цензурного и общегуманитарного характера.

А опала бывших царских любимцев Долгоруких, последовавшая при Анне, вообще может составить предмет самостоятельного исследования с рабочим названием "Князи - в грязь!" или "...на грязи", но не целебные какие-нибудь баденские или карлсбадские, а самые что ни на есть банальные березовские. В этом рассказе нашлось бы место и сказочному случаю, и гибели на плахе, и монашьему подвигу - словом, всему, на что так богата матушка Россия и до чего охоч старина телезритель.

Впрочем, и без того "Российская империя" занимательна до бестолковости. И это похвала, а ни в коем случае не упрек. Фактов, людей, схем и диспозиций так много, а события настолько хрестоматийны: стрелецкий бунт, Полтава, основание Санкт-Петербурга, - что калейдоскопичность кажется единственно возможным принципом, способным примирить столь разный по фактуре материал. Впервые главное "достоинство-недостаток" проектов Парфенова - их крайняя дороговизна - оборачивается несомненным достижением. Принцип обретает материал. Империя требует роскоши, зритель требует роскоши, а журналист щедро предлагает это: великолепие убранств и покоев прекрасно дополняется дробным монтажом и оттеняюще-контровым светом.

Одним словом, все замечательно. Мелкие недостатки, как-то: грамматические ошибки, неряшливость в оттитровке, просто-таки варварский хромакей (это, когда фигуру снимают на монохромном, как правило зеленом, поле (тут отчего-то решили обойтись розовым), а потом совмещают с графическим фоном) не могут оттенить эстетических достижений проекта, хотя, конечно же, желательно было бы обойтись и без ляпов. Впрочем, во всем есть свои положительные стороны. По крайней мере теперь у телеакадемиков будут веские причины не награждать г-на Парфенова ТЭФИ второй год подряд. С другой стороны, откуда нам знать, как они отнесутся к "Российской империи". Пожалуй, она их и не проймет - для академии слишком неакадемично. Не по-королевски, знаете ли, - по-императорски. Не по-северянински - по-маяковски. Еще парочка опытов в пленке и графике - и, глядишь, до Блока рукой подать. А там...

Если не Пушкиным, то почти Лермонтовым Леонид Парфенов уже был. В далеком уже 1989 году он сделал сюжет о грядущих президентских выборах в Болгарии (позднее в них победил кандидат от оппозиции Желью Желев). Ни до, ни после ничего подобного по силе выражения, изобразительной мощи и новизне мне не приходилось видеть. Сменяющиеся перед картонным задником с надписью "Болгария" дикторы программы "Время" в сопровождении музыкальной темы "Под звездами балканскими": "Хороша страна Болгария, а Россия лучше всех", - опрокидывали все прежнее ТВ. Это было гениально - иного слова и не подобрать.

Замечательно, что после долгих лет телевизионной службы Леонид Парфенов выпустил проект, который может быть хоть в чем-то приравнен к прежним достижениям.

Он очень талантливый человек. Возможно, единственный по-настоящему талантливый телевизионщик, из практикующих ныне.

Ему бы парочку конкурентов под стать - это ж до чего было бы интересно нам с вами телевизор смотреть!

P.S. Может быть, кто-то из вас, милостивые гг., знает господина Парфенова лично. Не в службу, а в дружбу - попросите его прочесть. И мне будет приятно, да и ему, полагаю, небезынтересно.

Искренне ваш, Автор.