Восемьдесят один год - таков возраст Геттингенского генделевского фестиваля. Он на тридцать один год старше своего собрата в Халле, на пятьдесят семь - в Карлсруэ, на пятьдесят восемь - в Лондоне. Геттинген гордится своей славой колыбели генделевского ренессанса (здесь в 1920 году впервые после двухсотлетнего забвения была исполнена одна из опер Генделя - "Роделинда"), но со свойственным студенческому городку легкомыслием выводит Генделя "в массы", отрицая такие понятия как "элитарность", "для узкого круга". В витрине любимого туристами универмага "C&A" стоит манекен в роскошном барочном камзоле, из парчи и бархата, с золотыми эполетами - прохожий порадуется остроумной выходке организаторов, а у завсегдатаев фестиваля этот безмолвный пластмассовый вельможа вызовет эффект "дежа вю". "Ой, да в этом камзоле четыре года назад пел красавец-контртенор Дэвид Уолкер в "Птолемее"... - "Нет-нет, - подскажет кто-нибудь рядом - его сшили специально для Кристине Брандес, которая пела мужскую партию в "Ариадне на Крите". Мир барочной оперы, другой реальности, близкий и далекий одновременно, поджидает вас за углом - кажется, что генделевские герои гуляют вместе с тобой по магазинам - из аптеки возле старой ратуши, до роскошной кондитерской на Weender-Strasse, а там прямиком в милый сердцу "C&A"...

Домашний уют, как будто ты всю фестивальную неделю живешь в гостеприимной семье, - традиция Геттингенского фестиваля, пестующаяся годами. Но это не значит, что он чужд громких мировых сенсаций. В этом году здесь состоялась премьера неизвестного ранее сочинения Генделя - "Глории" для сопрано и оркестра. Сейчас, когда музыкальная классика изучена, кажется, вдоль и поперек, возможность каких-либо открытий и находок крайне мала. Тем не менее, чудеса иногда случаются. "Глорию" откопал в библиотеке Лондонского королевского колледжа музыки немецкий музыковед Ханс Йоахим Маркс. Произошло это знаменательное событие в сентябре 2000 года. Однако прежде чем занести новинку в каталог сочинений Генделя, драгоценный манускрипт объехал полсвета, чтобы с ним познакомились самые авторитетные генделеведы мира и аттрибутировали его как сочинение, действительно принадлежащее перу великого немца.

Премьера "Глории" стала, пожалуй, главным событием фестиваля. Исполнить новинку выпала честь канадской певице Доминик Лабелль и Филармоническому барочному оркестру из Сан-Франциско под руководством Николаса Макгегана, художественного руководителя фестиваля. Доминик Лабелль - любимица здешней публики. В прошлом году она имела в Геттингене огромной успех, выступив в заглавной роли в опере "Роделинда", и ее гибкое и чистое сопрано, с матовыми нижними нотами и ослепительными верхами, для многих стало синонимом генделевского бельканто. Теперь ей пришлось забыть о величественном образе Роделинды и ее "большом дыхании" - Gloria оказалась легкой, чтобы не сказать легкомысленной, пьесой в семи частях с чрезвычайно виртуозной вокальной партией. Гендель написал ее, как утверждают ученые мужи, в период своего учения в Италии. Стремительные колоратуры, легкая оркестровая ткань и задорные темпы выдают юношеский темперамент композитора и его "легкую руку" - это удивительное ощущение красоты женского голоса, его легкость и красочность, останется с Генделем на долгие годы, вплоть до его последних ораторий. Доминик Лабелль провела ювелирную работу - каждая колоратура сверкала как нитка жемчуга, оркестр, ведомый Макгеганом, покорно ушел в тень, не мешая вокальной линии. Заново родившись, "Глория" получила достойных исполнителей.

В рамках фестиваля публику ждала еще одна премьера. Вторым "полезным ископаемым" стала пышная литургия "Вечерни Святой Сесилии", принадлежащая перу старшего современника Генделя, итальянца Алессандро Скарлатти (1660-1725). Это сочинение, в отличие от Gloria, было исполнено при жизни автора два раза - в 1720-21 годах, а потом, как и все наследие Скарлатти, отправилось в архив на долгие века. Если Гендель предпочитал славить Бога устами одной женщины, то Скарлатти остановил свой выбор на большом исполнительском составе. Переклички хора, оркестра и пяти солистов, любимые итальянскими композиторами со времен Возрождения, превращают партитуру "Вечерен" в сложный, запутанный лабиринт, где не каждый дирижер найдет выход. Неуемная фантазия Скарлатти несколько портила впечатление - когда колоратур слишком много, они начинают казаться бессмысленным декором, а быстрые темпы без всякой передышки утомляют. Макгеган вступил в непростую схватку с текстом и озвучил его почти без потерь. Хор "The Age of Enlightenment" аккуратно выпевал все тутти, среди солистов запомнились трое - молодой английский бас Эндрю Фостер и два сопрано - упомянутая выше Доминик Лабелль и шведка Сюзанна Риден, с изумительно чистым полетным голосом.

Оратории и кантаты - это прекрасно, но ничто не красит Геттинген так, как постановка оперы. В этом году организаторы решили повеселить публику и избрали для программы комическую оперу - "Партенопу". Тот факт, что оперная комедия должна развлекать, дает режиссерам, специализирующимся на барочном репертуаре, дополнительные полномочия. Можно перенести действие в наше время и придать вполне трафаретным сюжетам барокко новое актуальное звучание. Можно обыграть бесконечную тему взаимоотношений двух полов. Герои могут раздавать друг другу подзатыльники и танцевать во время пения на столах, - это не оскорбит ни генделевскую партитуру (музыка удивительно неприхотлива и способна вызвать любые ассоциации). Короче говоря, можно внедрить весь арсенал приемов современного театра в структуру барочной оперы, не идя при этом ни на какие компромиссы с музыкой. Во времена Генделя комедия означала, конечно же, совсем другое - здесь, при минимуме внешнего действия, особое значение придавалось тексту, его смысловым полутонам, а также комической фабуле, - ну разве не смешно, когда битых три часа главная героиня вынуждена, как нянька, координировать действия четырех (!) своих воздыхателей, предотвращая ссоры и дуэли, распутывая интриги. В театре Генделя "Партенопа" обрела особую пикантность - главную роль пела маленькая некрасивая Анна Страда Дель По, которую в Лондоне за ее жуткие гримасы во время пения прозвали свиньей, и любовные вздохи ее ухажеров выглядели совсем несуразно.

Игорь Фолвилл, режиссер геттингенской постановки, помирил старые традиции и современность. Его постановка обыгрывает барочные штампы сценографии и теории аффектов, но действие развивается будто в безвоздушном пространстве, вне какой-либо эпохи, что отличает его от современных режиссеров-концептуалистов. Трусливый фаворит королевы Арзаче заливается трелями, когда Партенопа щекочет ему пятки, его невезучий соперник Арминдо, добившись все-таки благослосклонности своей любимой, танцует жигу и улюлюкает как тинейджер на дискотеке, но это не выглядит пошло. Режиссер тактичен и никогда не посмеет сделать что-то поперек музыки. Более того - вместе с дирижером Николасом Макгеганом он подбирает великолепных исполнителей, которые идеально соответствуют своим героям - может, даже больше внешними данными, чем голосами. Им веришь. Они раскованы, обладают великолепным ощущением сцены и наделены чувством юмора, которые в "Партенопе" необходимы. На первом плане, конечно, королева - Мередит Холл, 28-летняя сопрано из Канады, красотка и ироничная актриса, которой за одну улыбку можно простить некоторые вокальные погрешности. Рядом с ней - авантюристка Розмира, по воле судьбы облаченная в мужской костюм, - опытная Аннетт Маркерт из Германии, которую привечали почти все европейские дирижеры-барочники. Женщины - наиболее серьезны, комедию же ломают кавалеры Партенопы - позер Арзаче (Кай Вессель), копуша Арминдо (Крис Джози) и задира Эмилио (Джон Маквей). За три часа действия они успевают доставить публике немало удовольствия и, ведя комедию с истинно шекспировским размахом, не забывают и о музыкальных кульминациях, когда действие останавливается, уступая место генделевским мелодическим красотам. В "Партенопе" Гендель, кстати, совсем другой, нежели в своих серьезных операх и библейских ораториях. Николас Макгеган, каждый год выискивая в его обширном наследии какой-нибудь раритет, не боится наскучить публике - у Генделя столько хорошей музыки, что хватит еще лет на сто.