Камень, ножницы, бумага...

Выставка "Метаморфозы бумаги", организованная Отделом личных коллекций ГМИИ им. А.С.Пушкина, могла бы быть намного интереснее, если бы половину экспозиции не занимали проходные и ученические работы. Задавшись целью собрать на одной площадке произведения, выполненные из бумаги, организаторы выставки, к сожалению, не приложили достаточных усилий. Их занимал вопрос "насколько далеко могут уйти творческие поиски от традиционного рисунка или гравюры на бумаге" (А.Чудецкая), тогда как дальность не всегда предполагает попадание в цель.

Но вместе с тем, будучи великолепной по своему замыслу - "Мы стремились показать на выставке работы, где бумага, как материал и как объект творчества, определяет суть художественного произведения" (Ксения Безменова) - выставка оставила прекрасное впечатление. Собрав под флагом "бумажных дел" мастерства художников, не похожих друг на друга ни с точки зрения биографии, ни с точки зрения творческой позиции, устроители выставки сразу убили двух зайцев. Во-первых, бумага, пожалуй, впервые проявила себя в столь полном объеме своих возможностей, формальных и содержательных. Во-вторых, благодаря тому, что под одной крышей оказались произведения, относящиеся к различным периодам и стилевым направлениям, искусство ХХ века предстало в неожиданном для себя историческом ракурсе.

Экспозиция состояла из четырех частей: "Бумажная масса", "На границе плоскости и объема", "Невесомая скульптура", "Магия театра". Следует признать, что предложенное тематическое "четвертование" экспозиции было не совсем удачным, так как в основе формирования разделов лежали качественно различные принципы. Первая часть формировалась с учетом техники исполнения, вторая и третья - с учетом формальных признаков, а четвертая - исходя из функционального назначения произведения. Поэтому большинство экспонатов имело отношение ко всем разделам одновременно. Например, маски животных из папье-маше, созданные И.Ефимовым как часть карнавального костюма, могли быть выставлены и в театральном разделе, и в скульптурном, представленном произведениями в аналогичной технике; цикл В.Орлова "Эквилибризм" (1997-2000), без сомнений, мог быть отнесен и к первой ("Бумажная масса"), и ко второй части ("На границе плоскости и объема"), а фотосерия О.Кудряшова "Перфоменс с бумагами" (1986) и фотоколлажи В.Апухтиной (2000) вообще предполагали отдельный разговор. Сознавая непринципиальность предложенного деления, устроители выставки не стали располагать экспонаты в строгом соответствии с обозначенными разделами, отдав предпочтение смешанному варианту компоновки работ. Напрашивается вопрос, для чего же было необходимо заниматься подобной словесной эквилибристикой?

Во-первых, большой поток информации требует систематизации. Напомним, что на выставке экспонировалось около 120 работ 24 авторов. Во-вторых, служащие фильтром названия разделов стали своего рода официальным признанием правомерности широкого и активного применения бумаги в искусстве, что немаловажно, так как бумажная техника в лучшем случае рассматриваемой критикой до сих пор как экспериментальная. В-третьих, попытка не пытка. Согласитесь, не так часто проходят выставки, концептуально высвечивающие (даже не ставя это своей целью) основные проблемы художественного творчества. Вечная проблема соотношения содержания и формы - одна из них.

Работы Е.Прейс, В.Павловского, В.Давыдова, Н.Родионова, С.Казанской-Зеленской, Н.Шаховской, отдельные графические произведения М.Кастальской ("Апостол Павел"), Б.Турецкого ("Рельеф с прорезями. Объект") не что иное, как пример чрезмерного увлечения техническими характеристиками бумаги. При таком подходе содержательная сторона работ нивелируется или отсутствует изначально. Довольно унылое зрелище представляют собой пластически косноязычные бумажные конструкции Софьи Казанской-Зеленской или Натальи Шаховской, напоминающие нечто среднее между силуэтным изображением и оригами. В сравнении с ними работы Никиты Родионова могут показаться настоящими шедеврами. Виртуозно владея ножницами, клеем, обладая недюжим глазомером и хорошей памятью, Н.Родионов скрупулезно воссоздает человеческий облик. Но при всей точности репродуцирования объема картонные фигуры бесформенны и бессодержательны. Это бумажные головоломки такого же порядка, как пользовавшиеся одно время большой популярностью грандиозные по трудоемкости работы, воспроизводящие из бесчисленного множества спичек дворцы, кремли и т.п. Не случайно автор использует реальные предметы или их части, тем самым придавая достоверность работам и привнося в них вкус столь притягательного для зрителей перфоменса: у "Скрипачки" (1995) - скрипка, у "Читающей" (1994) - очки и книга, у У.Черчилля, Т.Рузвельта и И.Сталина в "Ялтинской конференции. 1945" (1994) - сигара, сигарета и трубка соответственно. Осталось только дым пустить.

Да, бумага, будь то плотная, как картон, или тонкая, как микалентная, - материя субтильная. Это только кажется, что все стерпит.

Но несмотря на очевидную неточность попадания в подборе экспонатов, общая картина выставки, тем не менее, не была искажена. Большинство авторов проявили единодушие в своем отношении к бумаге как к самоценному организму, живому, подвижному, таящему в себе неожиданное, на первый взгляд, качество - трехмерность. Именно в таком ракурсе следует рассматривать экспозицию и подводить ее итоги. Силуэты Е.Кругликовой, В.Фалилеева, Г.Нарбута, М.Добужинского (к сожалению, два последних художника не представлены) послужили хорошей почвой для пространственных поисков последующим поколений. Уже в 1920-годы Н.Симонович-Ефимова в содружестве с И.Ефимовым (кстати, их союз был не только творческим, но и семейным) создает силуэты, в которых иллюзия трехмерного пространства осуществляется посредством оригинальной подсветки: установленный за изображением источник света, проступая сквозь неплотную структуру кальки, окутывает фигуры мягким естественным светом. На выставке, кстати, этот прием определил оригинальность экспозиционной развески: серия Н.Симонович-Ефимовой "К французской песенке" была размещена в оконных проемах одного из залов.

Говоря об использовании светотеневых особенностей бумаги, следует отметить особую притягательность произведений Марии Александровой, ставших образцом неожиданно простого и пластически ясного решения формы. В вертикально стоящие коробки, обтянутые калькой, автор помещает в определенном порядке кусочки бумаги, которые, при подсветке люминесцентными лампами сзади, проецируют на передней стенке контурами своих теней легкие абрисы сложнейших световоздушных сцен. Так, с потрясающим стереометрическим эффектом М.Александрова изображает, как падает снег ("Снег идет", 2000) или летят мыльные пузыри ("Мыльные пузыри", 2000). Пожалуй, не хватает масштаба этим тончайшим светопластическим композициям, которые, по меньшей мере, должны быть размером с витринное окно.

Жаль, что на выставке Лев Юдин был представлен только силуэтами-иллюстрациями к детскому журналу "Чиж" (1930-е гг.). А ведь доподлинно известно, что Л.Юдин в это же время успешно занимался построением форм из бумаги. Фотографии его скульптурных композиций, кстати, можно было увидеть на выставке "В круге Малевича" (2001, С.-Петербург, Москва). Еще печальнее, что не были включены в экспозицию бумажные скульптуры И.Ефимова и С.Лебедевой. Зато на выставке почти целый зал был отведен под "Пространственные композиции" П.Митурича (1919-1921), представляющие собой рельефную графику, правда, в реконструированном варианте. Думается, что в данном случае следовало бы ограничиться фотографиями с оригинальных работ или рисунками к ним. Экспонирование же реконструкции было оправдано лишь с точки зрения введения в историческую канву объемной графики Олега Кудряшова (сер. 1970-х - 1990-е гг.), в основе которой, как и в случае с "Пространственными композициями" П.Митурича, лежит "живописный рельеф" В.Татлина.

Настоящим же апофеозом бумажной феерии стали работы Аделаиды Пологовой, в которых бумага демонстрирует все качества "твердой породы". Великолепным примером тому является портрет Н.М.Карамзина (1990-е гг.). Рядом с этим произведением невольно восклицаешь: "Похож! Ай, да как похож! Никуда не деться. И как хорошо в материале взяла". Н.М.Карамзин, бумажный человек, выглядит абсолютно живым. Обрывки газет, тетрадных листов облепливают его фигуру, кое-где растрескалась форма папье-маше, и эти нервические пальцы-трубочки... А Пушкин, Пушкин-то какой! Не сразу можно оценить по достоинству вклад А.Пологовой в монументальную пушкиниану. А ведь первоначально бумажный Пушкин был моделью памятника. И лишь впоследствии с небольшими доработками предстал в станковом варианте.

Монументальная скульптура из бумаги. Конечно, на сегодняшний день это нонсенс: размокнет, разбухнет, расклеится тотчас, в общем - долго не протянет. Но возможно, будущее нам явит новую технику исполнения и новые приемы экспонирования памятников из бумаги, и тогда монументальная бумажная скульптура станет реальностью.

А что касается недавно прошедшей в Музее личных коллекций выставки, то - несмотря на ряд недочетов, в том числе и существенных, - "Метаморфозы бумаги" можно считать одним из лучших московских групповых проектов этого года.