Трудно не заметить решительного обновления в театральных рядах. Еще год назад традиционное сетование на то, что стар ныне круг главных, было общим местом и одновременно полагалось всеми чем-то непоправимым, чуть ли не родовой чертой московской театральной жизни. А нынче, как сказал поэт, - погляди в окно.

С каких перемен начать?

В Театре имени Пушкина, где все так просто объяснялось кооненовским проклятием, будто бы посланным "в обмен" на реорганизацию, следствием которой стало переименование Камерного театра в Пушкинский и недобровольный уход Таирова и Коонен?

В Театре на Малой Бронной, где еще недавно критическое многоголосье слилось в единый хор, чтобы припечатать к позорному столбу директора театра Илью Ароновича Когана, поскольку, мол, он не терпит режиссера "под боком", претендуя на единоначалие?

В Театре сатиры, где Валентин Плучек бил все рекорды творческого долголетия, так что окружающие воспринимали его как математически твердую величину, константу, перед которой виделось уже не таким бесконечным и теряло в весе всемирно известное число "пи"?

И так далее, и так далее.

Режиссерский реванш

Стало даже модным говорить, что век режиссерского театра близок к закату. С одной стороны, сами режиссеры дают все меньше пищи для не то, чтобы споров, но и разговоров (как говорится, по существу). С другой, - актеры двинулись "свиньей". Режиссерские опыты они подкрепляли словами. И смысл сказанного ими - не в том, что, мол, и крестьянки любить умеют, а актеры - кое-что смыслят в режиссерском деле. Нет, в своих публичных выступлениях актеры-режиссеры настаивали на первородстве (что справедливо, если взглянуть на вопрос в исторической перспективе), а порой и на том, что актерская режиссура - единственно верная (почти по Ленину: актерская режиссура всесильная, потому что - верная). Упреки в "актерской режиссуре" актеры-режиссеры отвергают, как говорится, с порога. Когда свое обращение к режиссуре они аргументировали тем, что все лучшие режиссеры прежде побывали в актерской шкуре (например, Станиславский, Мейерхольд, Стрелер), спорить становилось трудно. Со многим приходилось соглашаться, и прежде всего в их правоте убеждала убогая картина нашего театрального быта. Серые театральные будни стали источником их режиссерского энтузиазма, который легко "переложить" на слова из песни: "Если не я, то кто же? Кто же, если не я?"

И вот режиссеры - можно такое вообразить - решили взять реванш. Впрочем, речь не об одних только режиссерах, поскольку в новом сезоне портрет руководителей "среднего звена" заметно переменился не только на примере главных режиссеров столичных театров.

Укрепление руководящего состава

В декабре прошлого года Театр сатиры, можно сказать, по наследству перешел к Александру Ширвиндту. В феврале этого года Андрей Житинкин возглавил Театр на Малой Бронной, а Роман Козак в апреле - Театр имени Пушкина. На днях, 17 августа, труппе Нового драматического театра был представлен новый художественный руководитель Вячеслав Долгачев.

Кстати, Роман Козак тоже пришел в Театр имени Пушкина художественным руководителем, а не главным режиссером. Разница здесь не только лингвистическая, и, к слову, это назначение тоже опровергает сложившееся в последние годы мнение, что ныне (вопреки опыту конца 80-х) режиссеры не хотят становиться не только художественными руководителями (когда надо думать и о хозяйстве), но даже не идут в театр и главными (когда грузом ложится "только" забота о труппе).

К списку тех, кто был призван на "укрепление руководящего состава" (как это называлось при советской однопартийной системе), следует добавить и Табакова, для которого прошлый сезон был не вполне его - в том смысле, что отвечать он мог лишь за вторую его половину. И только новый, начинающийся сезон 2001-2002 гг. целиком сложился под его недреманным оком: только сейчас наблюдатели (те, кто того пожелает и кто претендует на объективность) получают право порассуждать и о его вкусах, и о его работе с кадрами.

Картину нынешней "кадровой революции" завершит появление в Москве сразу двух новых ректоров - во главе Школы-студии МХАТ (Анатолий Смелянский) и во главе Российской академии театрального искусства (Марина Хмельницкая). Новый сезон впервые начинают в своих новых начальственных кабинетах и ректор Московской консерватории, и (в определенном смысле) виновник торжества - председатель Комитета по культуре г. Москвы Сергей Худяков (которому большинство из вышепоименованных обязаны назначением).

Конечно, очень хочется, чтобы, как это принято в философии, физике и прочих точных науках, количественные изменения привели и к переменам в качестве. Вернее, так, конечно, и случится и безо всякого на то нашего или чьего-либо желания, но хочется, чтобы эти перемены стали переменами к лучшему. Чтобы кадровое обновление привело к обновлению театра.

Из истории

Исторические аналогии - особенно в искусстве - мало о чем говорят, но от этого не теряют своей занимательности. В нашем случае небезынтересно вспомнить, когда еще в Москве случалось подобное массовое обновление театрального цеха.

Наверное, вокруг 70-го. В самом конце 60-х на Малую Бронную пришел, правда, не главным, а очередным режиссером Анатолий Эфрос (1968). В 1970 году Олег Ефремов возглавляет МХАТ имени Максима Горького, а Владимир Андреев - Театр имени М.Н.Ермоловой (между прочим, начинается замечательный период жизни театра - Андреев открывает Вампилова, в его постановке выходят "Прощание в июле", "Прошлым летом в Чулимске", "Утиная охота"). В том же году в оставленном Ефремовым "Современнике" власть переходит к художественной коллегии. Официально только в 72-м Галина Волчек принимает бразды правления, но можно, наверное, сказать, что ее "Современник" начинается уже в 70-м (в 1971 году выпускник Щукинского училища Валерий Фокин приходит в "Современник" по ее приглашению и ставит "Валентина и Валентину"). Марк Захаров в это самое время ставит в Сатире, а в 73-м становится главным в Театре имени Ленинского комсомола.

Нечто поразительное - и по масштабам, и по именам, каждое из которых - из тех, что, как принято говорить, вписаны в историю советского и русского театра золотыми буквами. Перечень имен и спектаклей позволяет сказать: с их появлением театр стал другим.

Зачем же было затевать сегодня нечто подобное, если не ставить перед собой такие же значительные цели?!

Пока не цели, но средства

Лучше ли станет столичный театр, сегодня не скажет никто (кто же согласится взять на себя такую смелость?!), однако же всякий заметит, что - помолодел. Житинкин, Козак, Долгачев - из тех, кого справедливо причисляют к поколению сорокалетних, тех, которым до сих пор все никак не удавалось прозвучать в полный голос. Что ж, хочется думать, что все это время они копили силы для решительного рывка. И в этих словах почти или даже вовсе нет иронии. Ни явной, ни скрытой.

"Без театра нельзя", - говорит один из чеховских героев. И хотя Сорин имеет в виду нечто иное, эти же слова без особой натяжки приложимы и к сиюминутному разговору: режиссеру без своего театра нельзя. Не случайно же и те, кому не удается в силу разных причин обжить собственные театральные стены, слагают подобие маленькой труппы, с которой кочуют потом из театра в театр. Так Владимир Мирзоев старается занимать в своих спектаклях Максима Суханова (хотя в случае Мирзоева можно заметить притяжение и "общий язык" в работе и с несколькими другими актерами, так что речь - действительно о компании, а не только о счастливо сложившемся дуэте). Так для Козака важны Александр Феклистов и Игорь Золотовицкий. Так Житинкин до прихода на Малую Бронную старался занимать в своих спектаклях Домогарова... И нет смысла не верить Житинкину, который объясняет свой приход на Бронную желанием иметь "театр-дом". (Как хорошо, что это понятие не успели списать в архив в пылу нынешних разговоров о свободных площадках, которые, конечно, тоже нужны, и дискуссий о перспективах антреприз.)

Режиссерская профессия - на поверку не та, которой удобно заниматься в одиночку. В ней тот, кто наиболее одинок, - далеко не самый сильный (как раз вопреки тому, что говорит у Ибсена доктор Штокман). Наоборот, даже примеры лучших убеждают в том, как вредно режиссеру работать вахтовым методом, то тут, то там пытаясь приложить свои умения и таланты. В частых переездах теряется мастерство, куда-то - точно в какие-то прорехи - по пути просеивается талант. Такая последовательность событий, конечно, не одна на всех. Другое дело, пофантазировать на тему, какою бы стала картина нашей театральной жизни, если бы Михаил Мокеев, Клим, Владимир Космачевский, Владимир Мирзоев и несколько еще других не остались в свое время без театра (а кое-кто - и вне его). Зато, правда, мы знаем, что стало без них.

Будущее театра - даже с уже известными нам новыми "знаменателями" - для нас почти такая же загадка.

Мы еще не знаем, какие из спектаклей указанные главные и художественные руководители снимут из репертуаров ныне руководимых ими театров (они и сами, конечно, еще не знают, чем увенчается их решимость на этом пути). Мы не знаем, как примет их нововведения труппа (у каждого - своя, со своим опытом традиций, обид, сыгранных и несыгранных спектаклей и ролей). Мы вообще мало что знаем, кроме уже объявленных планов. И это - много.

Пожалуй, самым смелым и решительным руководителем можно посчитать Табакова (а главное - он сам именно так репрезентирует себя). Некоторые спектакли из прежнего репертуара "законсервированы" на время, другие (со слов Табакова, точно - "Привидения" и "Мишин юбилей") будут в скором времени сняты. Сентябрь - время сразу трех премьер во МХАТе имени Чехова (правда, Табаков, по сравнению с остальными, имел и большую временную фору). 9 и 10 сентября МХАТ откроет сезон булгаковской "Кабалой святош" (постановка - Адольфа Шапиро), в середине месяца Евгений Каменькович покажет премьеру пьесы Ольги Мухиной "Ю", в конце сентября - премьера "Антигоны" в постановке Темура Чхеидзе. Из этих трех премьер Табаков, судя по интервью газете "Известия", делает ставку по крайней мере на две, полагая, что к концу сезона МХАТ имени Чехова потянут "четыре паровоза" - "Амадей", "#13", "Антигона" и "Кабала святош". Хотя к концу сезона должны выйти еще "Старосветские помещики" Миндаугаса Карбаускиса, "Художники" Елены Невежиной и "Святой огонь" в постановке Светланы Враговой. Плюс - капитальное возобновление ефремовской "Чайки". И обновление труппы за счет приглашения актеров со стороны. В основном, со своей стороны - из Театра под руководством Олега Табакова. Такова данность, которая, как и во всех последующих случаях, осмыслению и оценкам подлежит лишь после выхода спектаклей. Пока в глаза бросается лишь то, что среди двух премьер сентября - два авторских повторения: Каменькович уже ставил в ГИТИСе пьесу "Ю", а Чхеидзе успел "попробовать" "Антигону" на труппе БДТ. Про "Ю" ничего плохого сказать нельзя, а вот "Антигона" не стала удачей Темура Чхеидзе, в чем москвичи могли убедиться во время недавних гастролей театра в Москве.

Табаков - пожалуй, единственный, кто вслух заявил о своем недовольстве состоянием команды вверенного ему "корабля". Уже известные распределения свидетельствуют о том, что слова Табакова о недовольстве большой частью нынешней труппы МХАТа имени Чехова не расходятся с делом. Впрочем, молчание на сей счет остальных новых главных не означает их полного удовлетворения.

Александр Ширвиндт начинает сезон премьерой Сергея Арцибашева, который к собственному юбилею готовит пьесу Ануя "Орнифль", где, кроме нового главного, играют Михаил Державин, Юрий Авшаров, Графкин... Осенью же в афише появится спектакль "Время и семья Конвей" в постановке Владимира Иванова. Эльдар Рязанов вроде бы согласился поставить в Сатире водевиль "О бедном гусаре замолвите слово".

Ни Ширвиндт, ни даже Табаков, чей режиссерский опыт, конечно, несопоставимо значительнее и удачнее, не заявили в этом сезоне собственных премьер. Они сыграют новые роли, но ставить пока не собираются. И как бы уступают дорогу "режиссерской режиссуре".

Роман Козак - из играющих (или - из игравших) режиссеров. Но пока не собирается играть на сцене Театра имени Пушкина, выдвигая "вместо себя" актера-альтер эго, Александра Феклистова, которого пригласил на главную роль в спектакле "Черный принц" по Айрис Мердок. Кроме того, он сам будет репетировать "Ромео и Джультетту" с молодыми актерами, которыми так богата труппа Пушкинского театра. Несколько смажут дебют Романа Козака спектакли, "заделанные" еще до его назначения - "Разбойники" Шиллера и "Недосягаемая" Моэма в постановке Алексея Говорухо (в той же ситуации оказался и Долгачев, который приходит на три "готовых" премьеры, которые выйдут до конца этого года). Помимо этого, в Театре имени Пушкина объявлены "Четкие поляроидные фотоснимки" Марка Равенхилла в постановке уже знаменитого по спектаклю "Пластилин" Кирилла Серебренникова, а также работы молодых Василия Сенина, Владимира Агеева, на откуп которым Козак отдает сцену филиала. Впрочем, там он и сам поставит японскую пьесу "Комната смеха" с Николаем Фоменко и Андреем Паниным в главных ролях. Последнее обстоятельство как будто противоречит декларируемой устремленности к серьезному некоммерческому театру.

Андрей Житинкин, который любит вспоминать о лучших годах Бронной и в этом смысле - об Эфросе на Бронной, вероятно, напомнит в первую очередь о работоспособности, которую в глухие советские годы демонстрировали и главные и очередные режиссеры. Житинкин обещает поставить в этом сезоне четыре спектакля, причем первая премьера состоится буквально на днях. Это - "Портрет Дориана Грея". После чего последуют "Лулу" Ведекинда, "Метеор" Дюрренматта (в бенефис и к юбилею Льва Дурова - в декабре) и, в конце сезона, "короткая и жесткая" (в смысле - не на пять часов с двумя антрактами) "Анна Каренина". Умелый в общении с прессой Житинкин, которого до сих пор серьезная критика не жаловала, хотя и не избегала, уже обеспечил своим еще не выпущенным спектаклям и здоровый, и нездоровый интерес. Каренина у него будет наркоманкой, у героев обнаружится "непростая сексуальность", а весь сюжет режиссер обещает "положить" на Фрейда... Ну, и т.д.

Вячеслав Долгачев свои планы держит в секрете. Но есть основания предполагать, что уже первое название можно будет трактовать в контексте прямой полемики с табаковским МХАТом (такая репертуарная полемика не скрывается, к слову, и его бывшим сослуживцем по режиссерской конторе Художественного театра Романом Козаком). Да и то обстоятельство, что Инна Соловьева в своей книжке, выпущенной к столетию Художественного театра, называет Новый драматический веточкой на древе МХАТа, такую полемику как будто даже подразумевает, располагает к ней (особенно при нынешнем раскладе театральных сил). Так, во всяком случае, мне кажется. Есть смысл вспомнить, что в репертуаре Художественного театра всегда были пьесы социального звучания, те, что на злобу дня. Сегодня мало кто хочет вспоминать, каким успехом пользовалась, например, поставленная Олегом Ефремовым пьеса Александра Гельмана "Заседание парткома". Или - позднее - не менее замечательная и не менее злободневная его же пьеса "Скамейка".

Взлетная полоса

Ожидает ли нас новый взлет театрального искусства только потому, что возможности для такого взлета или, во всяком случае, для ничем или почти ничем не ограниченной самореализации открылись так многим сразу? Самореализации и конкуренции - на фоне таких же амбициозных и молодых главных и худруков (здесь - уже только о возрасте в занимаемой должности).

Проще всего - уйти от ответа. Когда-то были такие конфетки - карамель "Взлетная". Их выдавали пассажирам перед тем, как самолет поднимется в воздух. Можно сказать, что такие конфетки раздали сейчас не только нашим героям, но и всем нам, заинтересованным зрителям.

Хорошо бы взлететь. Или - как говорил герой спектакля и пьесы Арбузова "Мое загляденье" - взорлить.