Повторное вынесение присяжными заседателями оправдательного вердикта по делу Ульмана и других заставляет попытаться вникнуть в логику наших сограждан. Казалось бы, деяния, совершенные 11 января 2002 года у поселка Дай Шатойского района Чеченской Республики бойцами спецназа ГРУ: капитаном Эдуардом Ульманом, лейтенантом Александром Калаганским, прапорщиком Владимиром Воеводиным и их командиром майором Алексеем Перелевским, - иначе как преступными не назовешь.

Расположившись в засаде вдоль дороги в ожидании Хаттаба, они открыли огонь по проезжавшему мимо автомобилю УАЗ с местными жителями, водитель которого не остановился на крики. Поведение водителя легко объяснить. Места глухие, где-то в окрестностях бродит Хаттаб, а тут выходят из леса вооруженные люди в камуфляже и требуют остановиться. Естественно, он только сильней стал давить на газ. Это стоило жизни одному из пятерых пассажиров. Водитель и еще один пассажир были ранены.

После этого УАЗ остановился. Чеченцы вышли из машины с поднятыми руками. Установив их личности и не обнаружив никаких признаков принадлежности к незаконным вооруженным формированиям, капитан Ульман по рации доложил обстановку майору Перелевскому. И получил от того приказ уничтожить пятерых чеченцев как очевидцев обстрела автомобиля и гибели человека, положить их трупы в машину и поджечь ее, имитируя таким способом дорожно-транспортное происшествие, что и было сделано. В ходе следствия майор Перелевский утверждал, что не самостоятельно отдал приказ, а только передал подчиненным приказ полковника Плотникова. Однако следствие сочло это утверждение не соответствующим действительности и полковника к уголовной ответственности не привлекло.

Первый процесс состоялся в 2004 году в Северо-Кавказском окружном военном суде в Ростове-на-Дону с участием присяжных заседателей и неожиданно завершился вынесением 11 мая оправдательного приговора на основании оправдательного вердикта присяжных. Я писал об этом тогда, и позиция присяжных мне представлялась недоразумением, ошибкой, которая непременно будет исправлена. Поначалу это и произошло: Верховный суд РФ отменил приговор в порядке кассации и направил дело на повторное рассмотрение.

Но теперь в Ростове-на-Дону другие присяжные заседатели, рассмотрев дело под председательством другого судьи, выносят такой же оправдательный вердикт. Впору задуматься уже не о том, как следует разрешить это дело с позиций закона, а о том, как мыслят присяжные, что каждый раз выносят, казалось бы, парадоксальные вердикты. Понять логику других людей очень непросто, особенно если учесть, что непрофессионалы при решении правовых вопросов в большей степени руководствуются чувствами, нежели рассудком. Здесь сталкиваются установленное право и правосознание. Впрочем, идея суда присяжных состоит именно в этом. Присяжные выносят вердикт о виновности или невиновности обвиняемого, а вина - это психологическое отношение человека к своим деяниям. И, возможно, при решении таких тонких вопросов интуиция лучший подсказчик, чем разум.

В рассматриваемом случае несложно предположить, что ростовские присяжные, подобно, видимо, и большинству российских обывателей, рассматривают происходящее в Чечне как межнациональный конфликт. В таких конфликтах в восприятии большинства причастных к ним групп нет правых и виноватых, а есть "свои" и "чужие". Спецназ ГРУ - свои, защитники, а чеченцы - чужие, враги. И ровно так же рассуждает противоположная сторона. Поэтому русские присяжные оправдывают Ульмана, а ингушские присяжные оправдывают боевика, который потом будет участвовать в захвате школы в Беслане. А в Лос-Анджелесе в 1994 году белые присяжные оправдывают полицейских, избивших чернокожего Родней Кинга.

Иными словами, в ситуации межнационального, межрасового, межконфессионального противостояния институт присяжных становится абсолютно контрпродуктивным. Боюсь, что разжалованный полковник Российской армии Юрий Буданов, убийца 18-летней чеченки Эльзы Кунгаевой, был бы оправдан, если бы к моменту рассмотрения его дела в суде Северо-Кавказского военного округа уже был введен институт присяжных.

В сегодняшней российской действительности к тому же нарушается принцип справедливости, поскольку военнослужащих и служащих ФСБ, обвиняемых в преступлениях на Северном Кавказе, судят военным судом, а милиционеров, включая бойцов ОМОНа и СОБРа, в том числе командированных со всей России, - судом общей юрисдикции. В результате, скажем, десантник, убивший в Чечне мирного жителя, предстает в Ростове-на-Дону перед судом присяжных из числа благожелательно настроенных к нему соплеменников, а омоновец, совершивший аналогичное деяние, - перед грозным для него судом в Грозном. Правда, в Чечне пока нет института присяжных (его введение там отнесено на 2007 год), зато он есть во всех прочих субъектах Российской Федерации, в том числе в не очень-то спокойной Ингушетии и в других республиках Северного Кавказа.

Наряду с обычной этнической солидарностью, в позиции ростовских присяжных просматриваются и другие резоны. Следствие сочло не соответствующей действительности или по меньшей мере недоказанной версию майора Перелевского и других обвиняемых о том, что приказ был отдан полковником Плотниковым. Глупо предполагать, что государство из политических соображений освободило полковника от ответственности и предпочло списать его вину на майора, а также на исполнителей: капитана, лейтенанта и прапорщика. Полковника Буданова, как известно, не пощадили. Дело в другом. Во-первых, возможно, что полковник Плотников действительно ни при чем. Во-вторых, даже если остаются сомнения на этот счет, доказать его вину следствию, судя по всему, не представлялось возможным. Это означает, что суд все равно вынужден был бы его оправдать, а затем государству пришлось бы возместить полковнику вред, связанный с незаконным уголовным преследованием.

Однако присяжные, скорее всего, рассудили иначе. И вполне вероятно, что в их сознании сработал уже стереотип социальной солидарности: "Все начальники - сволочи". Поверив, в отличие от следствия, в версию подсудимых о том, что они убили по приказу вышестоящего начальника, присяжные, естественно, привлечь полковника к уголовной ответственности не могли. Обвинение предъявляют только органы дознания, следствия и прокуратуры. Суд всегда связан позицией прокуратуры. Он оценивает представленные ему доказательства и выносит приговор лишь в пределах предъявленного обвинения.

Но откуда этот заколдованный круг, этот circulus vitiosus, что невозможно привлечь ни полковника из-за недоказанности его вины, ни его подчиненных, поскольку присяжные полагают, что виноват все же полковник? Казалось бы, есть императивная норма закона: часть 2, статьи 42 УК РФ:

Лицо, совершившее умышленное преступление во исполнение заведомо незаконных приказа или распоряжения, несет уголовную ответственность на общих основаниях. Неисполнение заведомо незаконных приказа или распоряжения исключает уголовную ответственность.

Но обратим внимание на то, что речь здесь идет об исполнении заведомо незаконного приказа. "Заведомо" означает, что исполнитель о незаконности ведал. Это, по сути, изъятие из общего юридического правила, согласно которому незнание закона не освобождает от ответственности. Оно означает, что исполнитель несет ответственность лишь тогда, когда понимает, что делает по приказу начальника нечто противоправное. Без этого понимания нет умышленного преступления. Если исполнитель считал отданный ему приказ законным, то действует норма части 1, статьи 42 УК РФ:

Не является преступлением причинение вреда охраняемым уголовным законом интересам лицом, действующим во исполнение обязательных для него приказа или распоряжения. Уголовную ответственность за причинение такого вреда несет лицо, отдавшее незаконные приказ или распоряжение.

Например, не несет ответственности бульдозерист, который снес чужое жилье, если он сделал это по распоряжению своего прораба. Виноват будет только прораб, а бульдозерист не обязан был интересоваться, имеется ли у прораба надлежащая разрешительная документация. Он мог добросовестно заблуждаться, полагая, что она имеется.

С другой стороны, не могут уклониться от уголовной ответственности, ссылаясь на исполнение служебного задания, квалифицированные специалисты, особенно если они обладают специальными юридическими знаниями и потому ведают, что творят: бухгалтеры, юристы и т.п. Вот поэтому, кстати, Генеральная прокуратура РФ и преследует, в частности, юристов ЮКОСа: Дмитрия Гололобова, Светлану Бахмину и т.д.

Иными словами, как применять нормы статьи 42 УК РФ в гражданской сфере, более ли менее ясно. Но как быть с военными? Казалось бы, преступный характер приказа "Убей!" очевиден. Не нужно юридических знаний, достаточно десяти заповедей. Присяга и воинские уставы суть подзаконные акты, они не могут обладать большей юридической силой, чем законы, включая, естественно, Уголовный кодекс.

Однако широко бытует и другая точка зрения. Она заключается в том, что для воинской службы в принципе не применимо понятие "заведомо незаконный приказ" (хотя это понятие и было внесено Нюрнбергским трибуналом как раз для того, чтобы привлечь к ответственности людей в погонах, лишить их возможности ссылаться на приказы покойного фюрера). Дескать, армия развалится, если военные начнут рассуждать о том, законный ли приказ им отдан начальником. Не одно поколение мужчин в нашей стране с юности твердо помнит максиму: "Приказ начальника - закон для подчиненного. Он должен быть выполнен беспрекословно, точно и в срок". А что касается приказа "Убей!", то в его исполнении и заключается суть ратной службы, особенно для спецназа ГРУ, боец которого - это "машина для убийства".

Кстати, по некоторым сведениям, в США действует секретная президентская директива PDD-25, якобы подписанная в 1993 году президентом Клинтоном, согласно которой бойцы спецназа "Дельта", а по другим сведениям, и бойцы прочих формирований спецназа вооруженных сил освобождаются от всякой уголовной ответственности за свои действия. Впрочем, официально наличие этой директивы отрицается. И странно представить, что подзаконный акт, каковым является акт президента, к тому же секретный, хотя он касается прав человека, может оказаться выше закона.

Однако факт то, что американские военнослужащие не находятся ни в юрисдикции штатов, ни в юрисдикции тех стран, куда их отправляет командование. Привлечь к уголовной ответственности их может только федеральный прокурор, а он зависит по службе от президента, так как в США генеральный прокурор (Attorney General) является одновременно секретарем департамента юстиции (Department of Justice) и в этом качестве подчиняется главе государства.

Рассмотрим теперь субъективную сторону действий Ульмана и других. Казалось бы, все говорит о том, что они должны были воспринимать их как преступление. Иначе зачем им было "заметать следы"? Если они считали, что шестерых чеченцев надлежало по какой-то причине уничтожить, то логично было бы это сделать публично, на глазах у всего поселка Дай, дабы устрашить врага, как это делали нацисты. Они же расстреляли их в спину из бесшумного оружия, тела погрузили в УАЗ, а машину сожгли, имитируя дорожно-транспортное происшествие. Зачем? По версии обвинения, для того чтобы устранить очевидцев обстрела машины и гибели пассажира, то есть вроде бы понимая, что уже это является преступлением.

В принципе причинение смерти безоружным и не оказывающим сопротивления людям противоправно вне зависимости от того, идет война или царит мир, сограждан лишают жизни или иностранцев, имеют они отношение к незаконным вооруженным формированиям или не имеют. Наоборот, окажись они людьми, причастными к НВФ, их ни в коем случае нельзя было бы расстреливать не только в силу закона, но и в силу практической целесообразности. В этом случае их следовало передать ФСБ для углубленного допроса и, возможно, для оперативного использования. Похоже, что погибли они как раз потому, что были мирными сельскими жителями и не представляли никакой оперативной ценности для разведки.

Спецназ ГРУ предназначен для осуществления диверсионных действий на вражеской территории. Его бойцы действуют скрытно и ни в коем случае не могут допустить, чтобы их обнаружили. Горе тому, кто увидит разведчика-диверсанта! Вполне вероятно, что лицо, отдавшее приказ, не важно, майор это или полковник, исходило, прежде всего, из этого. Оставшись в живых, очевидцы могли запустить "сарафанное радио". До Хаттаба дошли бы сведения, что в округе "работает" спецназ, и операция сорвалась бы. В этом смысле положение Ульмана и других мало чем отличалось от судьбы их коллег, которые в феврале 2004 года в Катаре произвели взрыв джипа Зелимхана Яндарбиева, а затем попали в руки местной контрразведки. После чего родилась злая шутка: "У нас длинные руки, но короткие ноги". Те уничтожили врага, а эти - лиц, которые могли вольно или невольно сорвать "охоту" на врага.

Фактически Ульмана и его сослуживцев судят за конечный срыв операции, за то, что их действия, невзирая на попытки скрыть эти действия, уже на следующий день стали известны всему поселку Дай. Поскольку 12 января 2002 года факт совершения вышеописанных деяний стал достоянием гласности, в результате действий Ульмана, Калаганского, Воеводина и Перелевского авторитету Вооруженных сил РФ и федеральной власти в целом в глазах местного населения был нанесен вред". Разведывательно-диверсионную деятельность спецслужб любой страны уместно сравнить с поведением юношей Древней Спарты во время криптий - тайных убийств илотов, то есть окрестного зависимого населения. Эти убийства организовывались государством, но горе было тому, кто попадался: ему приходилось пенять на себя. Vae victis! Горе побежденным!