|
||
/ Обзоры / Выставки < Вы здесь |
Шведская выставка # 9 Некоммерческое обозрение новых изданий по искусству Дата публикации: 26 Января 2001 получить по E-mail версия для печати Книги по большей части куплены в магазине "Гилея"
История русского искусства. В 3 тт. - М.: Трилистник, 2000. - Тираж 2000 экз. Выход "Истории русского искусства" можно, без всякого сомнения, считать наиболее важным событием актуального этапа умственной жизни России. На этот раз никакого плана или, типа, концепции не приключилось: получилось как есть. Такое случается раз в полвека - первый Грабарь в десятых, второй Грабарь в пятидесятых. И каждый раз переустройство Истории начинается как раз с устройства крыши, то есть актуального искусства. Но затем опять приходится все перестраивать заново. В первый раз Грабарь все выстроил в соответствии представлениями жестоковыйных мирискусников, во второй - по наметкам соцреалистических эстетов. Забавная получится штука, если написать историю историй русского искусства. Конечно, тут следует говорить преимущественно о книжке Кати Деготь: две предыдущих, в том числе и книжка нашего общего с Катей учителя Мих.Мих.Алленова, - больше для приятственного чтения. Но заново воздвигнутая крыша приводит к необратимым изменениям в фундаменте. Так и чешутся ручки, чтобы и этажи перестроить, и старую мебель повыкинуть. Так что Кате, несомненно, обеспечен памятник при жизни. Работы, конечно, Церетели. Самое странное в Катиной концепции - это ее жесткая "партийность", которую она выдерживает с начала девяностых. В рамках этой партийной линии следует строго придерживаться положений незабвенного Бориса Гройса о преемственности авангарда и соцреализма и о том, что главное, что есть у нас - это концептуализм московский романтический. (Ссылки на тексты Б.Гройса см. на "Золотом дне художественной критики Максима Райскина, выпуск 3".) Все это, конечно, чистая правда - и хвала доблестной Екатерине, что у ней оказалось настолько мало вкуса времени, что она потратила столь серьезные усилия, дабы монументально проиллюстрировать мысль, давно уж ставшую банальностью. Но талант истинный - как раз в том, чтобы сделать банальность убедительной и рельефной, прописать детали. Все получилось. Хочется верить, однако. Жестокость композиции, начертанной Деготь, проще всего пояснить на примере словесности. Например. Вот кто-то решается написать историю литературы от Хлебникова до Сорокина. В такой истории для Цветаевой и даже Ахматовой нашлось бы места немного, а Анатолия Рыбакова или там Айтматова и вовсе б не оказалось. Даже насчет Бродского - и то весьма сомнительно. Вот такие пироги. Но нам не впервой; забавно, что в нашей многострадально-литературоцентричной стране перекодировка Истории происходит в области пластических искусств. Где, скажите, Истории Русской Литературы? Есть тут, конечно, один вопрос: а такое ли сейчас время, чтобы строить единую концепцию истории русского искусства или литературы, например? Так что настоятельно рекомендую всем бежать и купить все три тома - дешевле всего они в Институте искусствознания на Козицком. И я испытаю злобную радость, когда издательство АСТ, отказавшееся проекта, будет кусать себе локти, взирая на успех издательства "Трилистник", которое взялось за издание столь неподъемных текстов в столь пристойной полиграфии. Когда-нибудь даже самые замшелые книжные жуки поймут, что самый хороший бизнес - издавать не халтуру для идиотов, а книги, которые расставляют вехи и все такое. Екатерина Деготь: Русское искусство на протяжении всей своей истории не переставало понимать себя в качестве искусства идей в первую очередь, брезгуя легкими эстетическими решениями и не облегчая тем самым задачи тому, кто хотел бы это искусство понять.
К.С.Малевич. Собр. соч. в 5 тт. Том 3: Супрематизм. Мир как беспредметность, или Вечный покой. С приложением писем К.Малевича М.Гершензону / Сост., коммент., вст. ст. А.С.Шатских. - М.: Гилея, 2000. - 392 с., илл.; тираж не указан; ISBN 5-97987-015-4. Признаюсь сразу: с налету талмуд не осилил. Но могу достоверно сказать, что те, кто надеялся по прочтении понять супрематизм и Мир Беспредметного, будут глубоко разочарованы. Ибо перед нами - филозофический трактат, а не подписи под картинками. Более того: некий утраченный фрагмент русской философии. А с философией в России как-то на удивление скудно и странно. Вот, например, Николай Федоров - вот это философ. Да и Чернышевский тоже философ изрядный. В этот ряд легко помещается Розанов, да и Ленин с Троцким. Но совершенно выпадают Шпет и Подорога. В этом ряду Малевич выглядит последним Русским Любомудром - не считать же таковыми странных людей, которые толковали о Душе России и поэтому считались философами. А Малевич, наш Яков Беме, наш Франциск Ассизский, был, как пишет комментатор, человеком бескнижным и строил свой архитектон на абсолютно чистом месте. И писал, как оказывается, не совсем по-русски, а немного и по-польски, то есть на родном суржике. Другое дело, что сам предмет философии он отменил навсегда, как однажды отменил сам предмет Искусства - и Живописи в частности. Забавно, что люди западные давно уж о том слыхали, поскольку один немецкий энтузиаст перевел и адаптировал "Мир как беспредметность" на немецкий. Впрочем, тут обнаруживается, что "настоящего" Малевича мы еще и не читали - всякий публикатор прилизывал его великое косноязычие по-своему. Но одно дело - перекладывать на чужой язык, другое - публиковать этот написанный на неведомом наречьи текст, составленный по четко продуманному плану великого безумца. Я преклоняюсь перед великим научным подвигом Александры Семеновны Шатских, которая пробралась в амстердамский Стеделийк-музей, преодолела немыслимые препоны. И наконец сделала ЭТО. И не вина Шатских, что она так толком и не осознала то, что совершила. Те места предисловия, где публикатор отходит от ювелирного знаточества и переходит к попыткам толкования, выглядят собраниями нелепых недоразумений и потугами приставить к Монблану подпорки - то Бергсона, то православной аскезы. Точно так же подошла бы в качестве подобной подпорки Бхагаватгита. В беспредельном покое Малевича каждый - от дзен-марксиста до криптоструктуралиста - вычитает свое. И будет прав. Потому что Малевич есть чистая поэзия. Цитата: Такова все-таки философия ящера, загипнотизировавшего человека, сулящего ему все возможные блага во всех возможных системах летаргического сна. И человек, находясь в гипнозе, творит все, чтобы только найти средства насыщения ящера, несет ему в поте и крови, с утра до вечера, недели за неделями, месяцы за месяцами, - несет, как реки весенние несут воды в моря, как в вечность, и не могут наполнить море, - так целые века весен лучших сил, проливая кровь, человек несет в пасть животному образу все, чтобы удовлетворить его.
Барон Н.Н.Врангель. Свойства века: Статьи по истории русского искусства /Сост., комментарии и подготовка текста И.А.Лаврухиной. - СПб.: Журнал "Нева", 2000. - 288 с.; тираж 4000 экз.; ISBN 5-87516-157-4. Н.Н.Врангель, как и брат его Петр, был негром - "черным бароном", наследником Ганнибала. Николай не только открыл, но и убедительно доказал, что у России была довольно странная, но великая культура, Петр на Перекопе все героически проиграл. Тем не менее рано еще пускать терпкую эмигрантскую слезу. Сборник статей основателя русской науки об искусстве и самого изысканного (и одновременно √ осведомленного) искусствоведа прошлого века стоит порекомендовать тем, кого тошнит от сложившейся концепции отечественной истории, из которой следует, что все прекрасное, удивительное и правильное было до большевиков, то есть при царях и прочих императорах. Все было просто восхитительно и при Елизавете, и при Павле, и даже при Николае I, - но вовсе не так благолепно, как рассказывали в журнале "Наше наследие". Однако беда в том, что издатели решили: дескать, круг людей, понимающих изысканный стиль лучшего критика и искусствоведа эпохи, слишком узок, - и издали только то, что может оказаться достаточно попсовым. Барон Николай Врангель достоин толстого фундаментального издания, а не маленькой книжонки. Ведь во многих библиотеках его фундаментальные труды - например, "Портретная миниатюра" - давно уже безжалостно изрезаны или украдены. Цитата: Так или нет, но несомненно, что нравственный облик дочери Петра - облик если не нужный для жизни страны, то облик художественный. Художественен он, как эстетичны самые неприменимые к действительности люди, как самые плохие монархи, плохие правители и плохие деятели, художественен он, потому что всякое желание государыни - каприз, вдохновение, непосредственное чувство - всегда искреннее и правдивое.
Supremus # 7(8): Диаспора / Автор-издатель - Александр Шумов. - Москва-Пустынь-Zurich, 2000. - 16 с.; тираж не указан; IBSN не указан. Эту ежегодную - то есть периодическую - газету пишет и издает бывший московский искусствовед Александр Шумов, обосновавшийся в Цюрихе. Продукт художественной жизнедеятельности швейцарца, опубликованный на русском, английском и немецком, можно смело рекомендовать любителям странного чтения и изящных малотиражных изданий. Если прочтешь пару страниц из "Мира как беспредметности", то ничего уж не удивит. Известно, что ежегодную газету "Супремус" можно найти в магазинах: "Гилея" - в Москве, Kunstgriff, PinkusRus, Paranojacity - в Цюрихе, Buchhandlung Muenstergasse - в Берне, Bucherbogen - в Берлине. Цитата: Если Киев называют матерью городов русских, Нью-Йорк - большим яблоком, то Цюрих (Zh) - это пупок. Просто пупок, пуп земли, впадающая и выдающаяся часть тела, противоречивая в оценках и самооценках, не слишком испорченная славой и достаточно существенная в своем узловом моменте. Пупок - начало начал, элемент в чем-то стеснительно постыдный, но и ужасно красивый - зависит от того, как воспринимать данный узел общего миростроения. Именно за обладание этим городом более 200 лет назад произошли две битвы между союзными австро-русскими и французскими войсками. Если Суворов соединился бы под Цюрихом, под пупком, с частями Римского-Корсакова, он пошел бы дальше на Париж и... тогда неизвестно, что было бы сейчас.
поставить закладку написать отзыв
|
художественный критик aakovalev@yahoo.com URL |
|
||