Русский Журнал / Обзоры / Выставки
www.russ.ru/culture/vystavka/20010702_bode.html

Diary-14
Михаил Боде

Дата публикации:  2 Июля 2001

Музей архитектуры решил уйти на летние каникулы с залами, забитыми экспонатами. Правда, груз легкий - плакаты и фотографии, как говорят немцы, "искусство в папках". В самом деле, не везти же в Россию из далекой Колумбии макеты и модели построек. Привезли 60 небольших постеров, изготовленных год назад к XVII Архитектурной биеннале. Они сгодились и сейчас, поскольку послужили более или менее художественным аранжиментом проходящего в Москве X Всемирного конгресса латиноамериканистов (о том, как и чем чествовал конгресс "латиносов" Зураб Церетели в своем музее на Петровке, мы рассказывали в прошлом обзоре).

Архитектура тропического модернизма и постмодернизма не вызывает у зрителей эмоционального перегрева, она как бы пропущена через эстетический кондиционер - в меру современная, без рискованного новаторства и, возможно, от этого чуть скучноватая, корректно привязана к ландшафту и не наглая по отношению к старинной застройке. Последнее для нас весьма полезный опыт. Если опусы сегодняшних колумбийских архитекторов не вызывают особых "ахов" и "охов", то какую-то "белую" зависть внушают работы местных реставраторов - насколько бережно они обращаются со своими колониальными и не столь давними древностями, которые, возможно, и войдут-то в список памятников архитектуры ЮНЕСКО где-нибудь в четвертом тысячелетии.

Поразить и закружить нам голову призвана фотовыставка нашего американского соотечественника Валентина Герцмана "Хьюстон. Архитектурная баллада". Герцман давно перебрался в Штаты и накрепко их полюбил. Любил-любил и лет двадцать назад взялся за фотоаппарат, а спустя десять лет даже стал получать какие-то призы. Герцман снимает джунгли из стекла, стали и бетона не как турист, который переводит пленку на то, что можно купить в лавке сувениров, а как завсегдатай галереи современного искусства, в которой что-то инсталлируется, движется и проецируется. Впрочем, и сам Хьюстон, заставленный абстрактной и поп-артистской монументалкой Генри Мура, Барбары Хепворт и Клааса Ольденбурга, идет фотографу навстречу и подсказывает ему нужные виды и ракурсы. Когда город устает вертеться перед фотообъективом, в ход идет фантазия и мастерство фотомонтажа Герцмана, создающего высококачественные скульптурно-архитектурные виртуалки. Производство этой фотографической хай-текной были и небыли, вероятно, дорого обходится автору.

У нас тоже умеют брать города объективом. Как это делается, показывает в Московском Доме фотографии" петербуржец Дмитрий Конрадт, ставший 13-м экспонентом проекта архитектурной фотографии "24" Юрия Аввакумова. В своей серии "Пролеты/Проемы" Конрадn подходит к осмотру рядовых зданий, как урбанистический фото-хирург или фото-кожник: простукивает и прощупывает грудные клетки домов - ажурные лестничные пролеты с лифтовыми шахтами, осматривает их кирпичную или штукатурную кожу - брандмауэры и раненные темными окнами фасады. Он принимает не всех архитектурно-строительных клиентов, а только тех, которые имеют, на его взгляд, отношение к искусству.

Лестнично-перильные витки одних напоминают ему кинетизм Певзнера и Габо, окрашенные в синий, желтый и красный стены - "монохромщиков" всех мастей: от Родченко до американских минималистов. Конечно, снимать брандмауэры и лестницы - дело не новое. Но ведь кто-то должен его продолжать. Да и надо ценить врачей-любителей искусства.

В галерее "Велта", наконец-то, показали серьезную выставку. Елена Герчук сочинила небольшую печальную повесть "Еще одно все", написанную бесстрастным почерком черным по белому, как медицинское заключение. Написала без слов - изложила в серии рисунков карандашом HB. Содержание трагически-обыкновенное, о котором не думаешь или не хочешь думать в повседневной суете: живут "он" и "она", потом у "нее" под ногами вместо домашнего паркета оказывается казенная кафельная плитка, много белых дверей в коридоре, много таких как "она" стоит в очереди в кабинет, луч света, может быть "она" еще ступит на паркет, но вряд ли. На "ее" месте мог быть и "он". Рисунки специально перемешаны и висят не в порядке повествования от начала к финалу. Но ведь судьбу не обманешь.

Печальное известие. На прошлой неделе после тяжелой болезни умерла искусствовед Марина Бессонова. В 56 лет.

В ГМИИ Пушкина она занималась французским искусством конца XIX - начала XX века, была сокуратором знаменитой выставки "Москва-Париж", потом "Поль Гоген" и "Поль Сезанн и русский авангард". Из всех наших музейщиков она была единственной, кто разбирался в современном искусстве и кого современные художники считали своей. Замены ей нет.

P.S. 3 июля в Музее Востока откроется русско-японская выставка "Танки вдвоем". Вероятно, обмен опытом в искусстве каллиграфии.

5-го - последняя в этом сезоне выставка в галерее "Велта". Василий Александров продемонстрирует "Композиции", изготовленные вручную и компьютерным способом. Тоже, наверное, "красивое письмо".

"Мы вписались в биеннале без лидеров"

О концепции экспозиции в российском павильоне на Венецианской биеннале рассказывает комиссар выставки, художественный директор Государственного центра современного искусства Леонид Бажанов.

Михаил Боде: Мнения наших художников и критиков по поводу экспозиции в русском павильоне в Венеции никогда не были настолько различными. Диапазон - от чрезмерных восторгов до ожесточенной критики. Тебя это не удивляет?

Леонид Бажанов: Нисколько. Это просто неподготовленность к адекватному восприятию выставки. У художников, только что открывших для себя Венецию, слишком много ажитации. Для одних биеннале - это нечто мифическое и сакральное, для других, наоборот, раздражающе профанное. А Венеция - это постоянно работающая огромная выставка с устоявшейся репутацией, достаточно консервативная (зажатая рамками своих традиций) в силу своего столетнего существования. Там есть своя политика, и игнорировать ее нельзя. Полагать, что это место чистых волеизъявлений художников, наивно. Все амбиции молодых аналогов Венецианской биеннале - "Документы" или "Манифесты" - оказались не столь состоятельными, даже при том, что были учтены известные недостатки Венеции: деление на государственные презентации, на сводные и отдельные выставки. Тем не менее, Венеция остается самой крупной и авторитетной всемирной выставкой, налагающей на художественные проекты определенные обязательства. И потом, наивно полагать, что в Венеции можно каждый раз брать призы.

М.Б. : Ты имеешь в виду Кабакова, получившего гран-при в 93-м?

Л.Б.: Да, но ведь и в прошлом году мы получили призы на Архитектурной биеннале (хотя, казалось бы, это разные выставки, но все равно это та же Венеция, только кураторы разные). И ожидать, что в этом году приз получит проект, сделанный за две недели, наивно и нелепо - проекты за две недели не делаются. Но тем не менее, отзывы кураторов и комиссаров других национальных экспозиций о нашем павильоне были положительными. Понятно, что в их высказываниях была известная доля политеса. Но я знаю их уже десять лет, и наши взаимоотношения не сводятся к одной лишь вежливости, - есть люди, с которыми мы откровенно обмениваемся впечатления. Однако и среди них звучали чрезмерно восторженные оценки: почему Россия не получила приз? А мы-то (во всяком случае, я) и не рассчитывали на приз. Это было бы даже смешно. Подача материала была недостаточно качественной - для этого нужно было больше времени на подготовку и большие финансовые вложения. Но все же три проекта (Шутова, Чернышевой и Сокова), которые формально не были соединены в один проект, создали некое пространство, которое удовлетворяло разные круги зрителей: одним, как например Кабакову, нравился Соков (но я уверен, что если бы был лишь один Соков, то проект бы провис), другие, как Борис Гройс, говорили, что Чернышева интереснее всех (но я думаю, что если бы Чернышева осталась одна, то она бы тоже не выдержала весь павильон). Большинство хвалило Шутова, хвалили те, кто его до этого вообще не знал. Хотя я думаю, что если бы был один шутовский проект - правда, эффектный в подаче, даже слишком эффектный (может быть, ему не хватает глубины, доработки в смысле содержательности) - выставка бы тоже просела. А так - все три проекта дополняли и поддерживали друг друга. Это - три разных поколения, три разных стратегии, три дискурса.

М.Б.: А как они вписались в контекст биеннале? Какой-нибудь из них попал в цель?

Л.Б.: О контексте. Про каждую биеннале традиционно принято говорить, что она хуже предыдущей. Это привычная, стандартная формула. Я с ней никогда не соглашался: на каждой биеннале, как мне всегда казалось, было что-то интересное. На этой же биеннале нет каких-то ярких, поражающих, грандиозных проектов.

М.Б.: То есть биеннале без лидеров?

Л.Б.: Действительно, нет лидеров. И это сказалось в раздаче призов. Призы получили мэтры-ветераны. Обычно мэтров награждали отдельно, а ярким именно современным художникам призы давали отдельно. Сейчас мэтров наградили "за выслугу лет" и только. Мой любимый Сай Туомбли представил неважные, какие-то беспомощные работы - качество в них заметно ниже, чем в его предыдущем творчестве. Ричард Серра, безусловно, мэтр, но не открывающий новые горизонты в современном искусстве (Туомбли и Серра стали лауреатами биеннале √ М.Б.). И Билл Виола, и выставки в швейцарском и канадском павильонах - все это хорошее искусство, но усредненное. Откровений нет. И в этом контексте наш павильон занимал свое вполне убедительное место. Нам было бы труднее, если бы на биеннале были действительно яркие проекты. А так мы оказались вполне адекватными тому, что там показывается.

М.Б.: Известно, что на нашу экспозицию деньги от Минкульта были получены "в последний час рыданий" и тогда же судорожно стали подыскивать кандидатуры художников. Не имело ли смысла ГЦСИ заблаговременно (еще, скажем, зимой) устроить просмотр кандидатов? Тогда бы и некоторые проекты можно было бы довести до ума.

Л.Б.: Никто не был уполномочен проводить такие просмотры. Отбор делается лишь после назначения комиссара. Именно он уполномочен проводить отбор и принимать решения. А ГЦСИ - одна из государственных организаций. Почему тогда отбором не заниматься Музею Пушкина, Третьяковской галерее и Академии художеств или Нижнетагильскому художественному музею?

М.Б.: Когда министерство назначает комиссара (и, соответственно, начинается производиться отбор): когда находит возможность выделить деньги на выставку или когда получает приглашение от оргкомитета биеннале?

Л.Б.: Это нужно спрашивать у министерства. Каждый раз все это делается непонятно как и в непонятные сроки. Надеюсь, что в этот раз я, потратив все свои усилия комиссара, смогу как-то выправить эту ситуацию. Разумеется, такие решения должны приниматься не за полтора месяца, а за год если не за два до биеннале. Это нормальная практика. Ведь известно, что биеннале уже сто лет проходит каждые два года (были лишь перерывы на войну). Так что никаких откровений или неожиданностей здесь нет и быть не может.

Здесь, правда, есть еще одна объективная сложность, с которой министерство пока не справилось. До сих пор непрояснен статус павильона. Пока он принадлежит МИДу. Но сейчас ситуация поменяется - он переходит в введение администрации президента. Уже ведутся переговоры между инстанциями.

М.Б.: Что же это будет - президентский павильон?

Л.Б.: Нет, это будет павильон России. Вся недвижимость за границей переходит в ведение администрации президента. Это государственное решение. МИД, видимо, тоже будет принимать участие в межведомственных переговорах - существует Женевская конвенция, по которой госнедвижимость за границей не облагается налогами (или пользуется льготами). И, наконец, будет прописан статус комиссара павильона: каким образом и на какой срок он будет назначаться, его обязанности и полномочия, предусмотрена ли ротация. Все это мы давно писали, еще тогда, когда я работал в министерстве. Но этот вопрос был тогда не решен - сначала была чехарда с министрами, когда они, меняясь один за другим, не успевали рассмотреть эти проблемы. Сейчас появилась какая-то стабильность, если опять не сменится министр.

М.Б.: Лет шесть-семь, если не больше, исполнителем наших выставок на биеннале был ГЦСИ. Будет ли он исполнителем и в дальнейшем, и не сможет ли министерство делегировать эти функции кому-нибудь другому, скажем, о ужас, Академии художеств, тому же Зурабу Церетели?

Л.Б.: Вполне может. Но этот вопрос нужно задавать министерству культуры. В принципе оно обладает всеми правами и полномочно делегировать эти права, кому сочтет нужным - может Церетели, может "РОСИЗО" или еще кому... Но у нас просто не так много организаций федерального подчинения, которые способны справляться с проблемами, вызывающими непреходящую головную боль.