В Русском музее и его филиале открылась грандиозная выставка "Абстракция в России. XX век". Отчет за 100 лет нефигуративного искусства держат работы более 150 художников-абстракционистов. Всего экспонировано около 800 произведений. Однако не все критики согласны их зачислить по разряду абстрактного искусства. Обозреватель Михаил Боде поинтересовался мнениями известных искусствоведов и художников.

Елена Романова (преподаватель истории искусства МГУ, куратор выставок современного искусства)

Михаил Боде: В Русском музее сейчас экспонируются работы около 150 художников-абстракционистов. Не многовато ли будет для России?

Елена Романова: По-моему, даже маловато. Их будет побольше. Выставку показывают в двух дворцах - в корпусе Бенуа Михайловского дворца и в Мраморном. В корпусе Бенуа - живопись. Живопись начала века - все сплошь сильные работы и все крупные имена. Дальше идет абстракция 60-70-х годов. Вот это очень странная подборка: какие-то очень известные художники отсутствуют, а неизвестных довольно много.

М.Б.: Говорят, что в этой гигантской ретроспективе самая последняя абстрактная работа датируется 2001 годом. Разве такое возможно?

Е.Р.: Да, есть такое. Вообще говоря, очень много слабого, лишнего, проходного материала. 60-е годы выглядят еще ничего, а дальше... Можно было некоторых художников, таких как Злотников, дать и побольше, а работ последних лет поменьше. Более того, я еще не могу понять, почему в этой российской экспозиции показывают, например, грузинских художников, которые к этому искусству не имеют никакого отношения. Грузинская школа абстракции очень сильная и мощная, но это совершенно другие авторы. Они не стояли у истоков и не развивали русскую абстракцию.

М.Б.: То есть получилась другая выставка - "Абстракция в СССР"?

Е.Р.: Да, но называется-то "...в России". Есть еще и армянские художники, и еще кто-то из бывшего СССР. Тоже много случайных имен. Теперь что касается выставки графики в Мраморном дворце. Я такой хорошей выставки давно не видела. Просто восторг. Я даже поздравила с успехом Александра Боровского. Кураторы взяли всех, кого нужно было взять в экспозицию, и грамотно всех разместили.

М.Б.: Стоило ли вообще разводить живопись с графикой? Насколько это оправдано?

Е.Р.: Если бы это все перемешали вместе, то смотреть было бы просто невозможно. Выставка и так чересчур большая.

М.Б.: А разве вообще такая выставка своевременна? Неужели настало время оценивать абстракцию?

Е.Р.: Я думаю, что да. Абстракция - одно из самых тяжелых искусств. Вообще качественная абстракция - это очень и очень высокое искусство. И здесь очень трудно подобрать критерии. В традиционном, классическом искусстве критерии есть, даже в концептуализме есть. С абстракцией все гораздо сложнее. Поэтому непонятно, каким образом все отбиралось на эту выставку. Есть интуитивистская тенденция и рационалистическая. Здесь господствует интуитивизм, можно опираться только на эмоции, нет никаких формальных критериев. Наверное (ха-ха), здесь нужно проводить социологический опрос: что такое хорошая абстракция, а что плохая.

М.Б.: Тебе не кажется, что абстракция с некоторого времени стала чисто коммерческим товаром. И для тех, кто выставил картину, датированную 2001 годом, нынешняя выставка - путевка в жизнь, в коммерческую жизнь.

Е.Р.: Понимаю. Это, конечно, западный путь и западное видение искусства. Это то, что когда-то висело в галерее, потом в музее, а теперь должно висеть дома на стенке. То есть модное искусство. И теперь мы идем по немецкому пути...

М.Б.: А что это такое "немецкий путь"?

Е.Р.: Ну не делай, пожалуйста, вид что ты этого не знаешь. Это такая домашняя тенденция к абстракции - все "пост-Поллок". Видимо, это отношение к абстракции в мире давно утвердилось. Другое искусство вряд ли. Ну, скажем, наше радикальное искусство в доме трудно переносимо. Но обществу необходимо найти такое искусство, которое бы не раздражало дома, не заставляло особенно думать, когда ты уже в тапочках и в халате. Если бы была возможность, то все купили бы себе "малых голландцев" или... не знаю. А ты бы что повесил?

М.Б.: Я бы повесил у себя что-нибудь из Ватто.

Е.Р.: Ну, неплохо Ватто, думаю, что еще и Руссо и что-то, вероятно, из "барбизонцев". Но этого искусства ныне мало, а потом оно очень дорого. А абстракция (я говорю о настоящей, качественной абстракции) удовлетворяет всех, кто понимает суть пластики. И современные художники, делающие абстракцию ориентируются именно на эту публику.

М.Б.: Ты не думаешь, что настоящая абстракция закончилась уже лет эдак сорок назад. Недавно я беседовал с нашим заслуженным мэтром абстрактного искусства Николаем Вечтомовым как раз на эту тему. Он мне сказал: "Какая сейчас может быть абстракция? Она закончилась в 70-е годы и дальше абстракции быть не может".

Е.Р.: Ну, так говорили про всякое искусство: про реализм, про концептуализм, вообще про все. Но все это не заканчивается и продолжает существовать, так или иначе, в той или иной форме или подаче. Но есть спекуляции во всех направлениях, и есть спекулятивные вещи. На этой выставке их было полным полно. Это было просто декоративным использованием формы. Все. Но при этом были очень тонкие продуманные вещи.

М.Б.: Какие-то нервы в работах абстракционистов 80-90-х годов ты заметила?

Е.Р.: Честно говоря, нет. Ни одного "нерва".

М.Б.: Так зачем же все это было выставлено. До кучи?

Е.Р.: Конечно, это абсолютно правильный вопрос. Нужно было делать историческую выставку. Надо было брать побольше "шестидесятников", которые все это зачинали. Можно было бы и взять художников-абстракционистов из теперешнего СНГ. Но это был бы чистый историзм для историков искусства. Но делать такой кампотный историзм для русской публики - это довольно странно. Смысла особого нет, но посмотреть на все это не только полезно, но и приятно. Один "двуспальный" каталог чего стоит - все же восемь кило.

Андрей Филиппов (художник и куратор)

Андрей Филиппов: У меня неоднозначное отношение к этой выставке. Были художники, которые осознали абстракцию как свою судьбу. А были такие, которые поняли конъюнктурные моменты. Торговые. В разговорах с Юрием Савельевичем Золотниковым мы определили эти моменты.

М.Б.: Какие же моменты?

А.Ф.: А это уже должны описывать заслуживающие доверие арт-критики. Абстракционизм - это не очень простая вещь.

М.Б.: Что умных голов не хватает?

А.Ф.: Ну зачем же так.

М.Б.: А кто на твой взгляд должен был бы присутствовать на этой выставке?

А.Ф.: Михаил Чернышев. Конечно, Юрий Злотников и Саша Юликов. А как без них?

М.Б.: Шварцман? Его "иературы"?

А.Ф.: Не совсем так. Шварцман - сопредельный, но и все. Попутчик. Шварцман на грани сюрреализма.

М.Б.: А это как может быть?

А.Ф.: Он слишком сверх всего.

М.Б.: Оставим это. Эта выставка тотальной русской абстракции тебе кажется своевременной?

А.Ф.: Эта выставка действительно сумасшедшая, общеобнимающая, приятно-коллективная, но абсолютно невнятная. Искусствоведы, вероятно, много работали, но работали хреново. А может быть, устроителям и денег не хватило. Нужно было искать деньги!

М.Б.: Андрей, а сам то ты занимался абстракцией? Может быть, вся твоя критика от зависти?

А.Ф.: Если честно? Все мои штуки были от абстрактного экспрессионизма.

М.Б.: Так ты - ученик Джексона Поллока?

А.Ф.: Хрен тебе. У меня была работа "Слезы православия!".

М.Б.: Не пугай.

А.Ф.: Это была юношеская работа - бронзовые слезы, разлитые по красному оргалиту.

М.Б.: Ты это считаешь абстракцией?

А.Ф.: Я это считаю молодостью, когда все можно. А абстракция - это жесткая, очень жесткая дисциплина.

М.Б.: Я-то полагал, что послевоенная абстракция - это полная художническая раскованность.

А.Ф.: А вот не тут то было. В абстракции всегда есть жесткость, тяжесть, ремесло, свобода, но зажатая между бедрами...

М.Б.: Круто сказано, артистически эротично, но вполне доходчиво. А сейчас абстракция возможна? Можно ли сейчас заниматься абстракцией?

А.Ф.: Ты же все видишь. Догадайся сам.

(Продолжение следует)