На вернисаже второй выставки Эрика Булатова в Государственном центре современного искусства часто поминался и Илья Кабаков. Вплоть до середины девяностых имена отцов-основателей Кабакова и Булатова упоминались рядом. Первый потом стал международной звездой, а Булатов так и остался тем, кем был - лидером местной школы. (Тот факт, что художник постоянно проживает в Париже, не имеет ровным счетом никакого значения). Конечно, Булатова весьма почитают международные кураторы, его картину включили в специальный проект Венецианской Биеннале. Но актуальным лидером интернационального художественного процесса остается Илья Кабаков, который продолжает расставлять части своей грандиозной "тотальной инсталляции" по всему свету. История печальная - в возрасте семидесяти лет художникам ранга Кабакова и Булатова должно быть дадено почетное право превратиться в небожителей и навсегда забыть о тяготах борьбы за существование. Но наши классики ничем не отличаются от миллионов своих сверстников, чьи символические капиталы и простые накопления на черный день превратились в ничто и которые теперь вынуждены копать картошку, чтобы выжить, вместо того чтобы выращивать цветочки для удовольствия.

Конечно, великим нонкоформистам повезло больше, чем простым пенсионерам, но на Западе они только получили право принять участие в конкурентной борьбе - ни о какой почетной пенсии речи не идет. Люди, близкие к Илье Кабакову, передают, что он не приезжает сюда по той причине, что "публика здесь еще не готова к его искусству". Что есть чистая правда - к современному искусству как таковому у нас сегодня относятся не только холодно, но даже враждебно. Но дело не только в публике. Все официальные структуры в настоящее время возглавляют либералы советских времен. (Кстати сказать, и безбрежный Церетели - из таких). А они могут допустить существование "другого искусства" только в качестве подконтрольного отступления от общего правила. Вот и Булатову - "разрешили" выставку в Третьяковке, но свои графические работы пожилому человеку пришлось тащить через границу на себе.

Так что тут дело вовсе не финансовых проблемах: на выставки тех странных персонажей, которых третьяковское начальство считает героями современности, у галереи деньги находятся. Конечно, в художественной среде к Кабакову относятся с нескрываемой ревностью - мировой славы достиг только он один, хотя мечтали все. Но Кабаков - и в самом деле великий человек, только он осознал, что на вожделенном Западе русского западника никто не ждет. И признанный лидер московского концептуализма нашел в себе силы, уже в довольно приличном возрасте, для того, чтобы подвергнуть самого себя хорошо спланированной мутации. Самое главное, он заранее приготовил солидную теоретическую базу, активно продвигал на интеллектуальные рынки своих толмачей - переселившихся на Запад Бориса Гройса и чету Тупицыных. Все остальные претенденты на мировую славу бесславно провалились, поскольку уповали исключительно на мифологизированный Запад и крайне высокомерно относились к местным критикам и теоретикам.

Развал системы пенсионного обеспечения, вследствие которого великим классикам приходится без всякого гандикапа бегать наперегонки с молодежью, препятствует также и нормальному развитию искусства в целом, которое подразумевает регулярное ниспровержение авторитетов. Нормальному классику должно быть очень даже лестно, когда его ритуально свергают с пьедестала. Но у нас все пока что вывернуто наизнанку, поэтому всякая критика Кабакова со стороны искусствоведов, живущих в России, описывается как травля и нежелание понять великого мастера. Для людей из окружения Кабакова разговоры о том, что в России нет и не может быть адекватной критики, - это вполне естественные операции по отсечению возможных конкурентов, смешанные с элементарными эмигрантскими фобиями превосходства перед теми, кто остался "там".

Должен покаяться, я также принимал участие в этой травле Кабакова. Я как-то не очень склонен к ура-патриотической истерике, но даже меня, со всей моей русофобией, начинало колбасить, когда я был вынужден в 1992 году на Кассельской Документе рассказывать западным товарищам, что русские вовсе не живут в люфтклозетах, как то высокохудожественно рассказал Илья Кабаков. И конечно, несколько покоробил тот факт, что, несмотря на категорический отказ хотя бы заглянуть на огонек в наши края, Кабаков взялся представлять Россию на Венецианской Биеннале в 1993 году.

Сложности с моей личной психосоматикой заключались в том, что я наивно поверил в постулат о том, что всякий художник просто обязан подвергать критической рефлексии общественные языки. А Кабаков, как мне казалось, продолжает копаться только окончательно окаменевшем советском дерьме, а на окружающую западную действительность никак не реагирует. Даже весьма серьезные претензии Кабакова к западному истеблишменту по поводу того, что современное искусство становится частью глобального шоу-бизнеса, и те были опубликованы только в малотиражном "Художественном журнале" с массой оговорок. ("Время еще не пришло!").

Так что закон Кабакова сформулирован довольно отчетливо - "западным" можно стать только в том случае, если добровольно откажешься от критики Запада. Иначе - это все равно как если бы таджикскому гастарбайтеру вздумалось бы подвергать сомнению выставочную политику Михаила Пиотровского. А я - человек глубоко наивный - хочу быть гражданином мира, говорить все, что хочу. И кому хочу. А ситуация такова, что художник-эмигрант, отказавшись от права критиковать языки своего нового местопребывания, и сам как бы оказывается вне критики. По крайней мере, критических выступлений по поводу Кабакова я не читал, что еще раз доказывает, что он - не совсем западный художник. "Своих" там не щадят.

И в заключение - хорошая новость. Отдел Новейших течений Третьяковской галереи начал работать над подготовкой кабаковской инсталляции "Десять персонажей". Обещают, что откроется она в декабре. Приедет ли Кабаков, неизвестно. Кажется, он очень занят.