Когда в Москву приезжал французский философ Жан Бодрийар с выставкой своих фотографий, его спросили, зачем он фотографирует, что он хочет сказать своими фотографиями. Бодрийар ответил, что когда не может писать - снимает. То есть приравнял свои эксперименты в области визуальных искусств к продукции в области вербальных. Помнится, глядя на более чем скромные успехи автора "Символического обмена и смерти", московская критика решила, что в случае Бодрийара фотографии не удалось заменить философию. Выставка, приуроченная к 70-летию Государственного литературного музея, демонстрирует писателей и поэтов в непривычном амплуа рисовальщиков и живописцев. И в каждом случае на вопрос "зачем?" есть свой интересный ответ. Писатели рисуют ради заработка, ради бескорыстной любви к рисованию, ради расширения аудитории, наконец, просто ради смены обстановки. Но почти никто из представленных на выставке мастеров слова не стремится высказаться через изобразительное искусство вместо основной профессии.

Даты стоят внушительные: писатели рисуют с XVIII по XXI век. Глядя на последнюю цифру, вполне ожидаешь встретить на выставке детские рисунки еще неведомых миру талантов. Но кончается все Людмилой Петрушевской и Владимиром Сорокиным. А начинается с золотого века русской поэзии: открывают экспозицию рисунки Константина Батюшкова. За исключением автопортрета 1818 года, все они созданы в тогда, когда о Батюшкове-поэте уже забыли. Сошедший с ума в результате контузии, Батюшков оставил после себя несколько неплохо выполненных рисунков. С искусством шизофреников у этих произведений нет ничего общего. Разве цвета на изображении мирно пасущейся коровы заставляют вспомнить о Ренуаре - может, это слишком для середины XIX века.

Золотой век русской поэзии представлен еще именами Жуковского (романтические пейзажи и архитектурные фантазии) и Тараса Шевченко. Особенно хороша "Сама себе госпожа" - навеянный как итальянцами, так и итальянизированными женскими портретами Брюллова, графический лист. Есть, конечно, и знаменитый титульный лист "Мертвых душ" по рисунку самого Гоголя.

Весьма представительны залы серебряного века и футуристов. Есть, например, рисунки поэта Михаила Кузмина, не претендующие на место в истории искусств. Взяты они из знаменитых дневников поэта. С ними связана неприятная история, с которой широкая общественность ознакомилась только недавно, когда дневники издали отдельной книгой. Дело в том, что Кузмин, продав откровенные дневники в только-только организованный Литмузей, неосознанно скинул в руки НКВД козырь против общественных деятелей нетрадиционной ориентации. В зале Серебряного века стоит посмотреть еще на холодные акварели Волошина и примитивистские рисунки Андрея Белого, в частности изображение "красного домино" из романа "Петербург".

Самый светлый зал при входе в музей отдан творчеству Владимира Маяковского. Первый поэт революции неслучайно занимает на выставке почетное место. Именно ему удалось найти для своего "побочного" таланта достойное применение. Как дореволюционные лубки, так и знаменитые окна РОСТА представляют собой полноценную сторону творческой жизни Маяковского. Расположенные рядом рисунки автора замечательного стихотворения (по крайней мере, замечательного названия) "Танго с коровами" Василия Каменского - это уже частное дело, хобби. Нарисованные в тексте поэм Пушкина со старательностью маленького мальчика деревца, кустики и зверьки созданы Каменским в поздние 50-е, во время тяжелой болезни.

Творчество другого будетлянина, Алексея Крученых, является полнейшей неожиданностью для незнатока. Вместо проданных-перепроданных на всех антикварных салонах книжечек стихов мы видим реалистические портреты 40-х годов (на одном из них изображен Евгений Петров). Сотрудник музея Владимир Георгиевич Ижевский, любезно показавший мне выставку, метко обозвал эти работы "арбатским портретированием" и рассказал историю их создания. Оказывается, в 40-е годы Крученых сиживал в ЦДЛ и прибивался ради куска хлеба и выпивки к различным компаниям, в качестве оплаты рисуя портреты. Говоря о футуристах, нельзя не упомянуть первоклассные вещи Давида Бурлюка: картины "Весна" начала 1900-х и "Беженцы в Уфе" 1918-го (почти социалистический реализм, но смонтированный, как коллаж Родченко). Впрочем, Бурлюк, как и находящийся в том же зале выдающийся график Юрий Анненков, - больше художник, нежели поэт.

Современная литература представлена картинами Юрия Коваля, Людмилы Петрушевской, графикой Дмитрия Александровича Пригова. Непонятным образом на выставке оказался даже Андрей Макаревич с одним из своих написанных пальцем женских образов. Владимир Войнович, оказывается, пишет картины на стыке Пиросмани и Михаила Рогинского: в живописи автор бессмертной "Москвы 2042" намного простодушнее, чем в прозе. И наконец, поклонникам Владимира Сорокина представляется возможность посмотреть на плоды его профессиональной подготовки (как и Пригов, Сорокин по образованию художник). В иллюстрациях к "Марсианским хроникам" аналоги с прозой Сорокина просматриваются разве что в тщательной детализации изображения. Впрочем, выставка совершенно правильно не претендует на широкомасштабные сопоставления и поиски интертекстов. Талантливый человек, свидетельствует "Poeta pingens", необязательно талантлив во всем; но в некоторых своих проявлениях он может быть весьма симпатичен.

Выставка продлится до 1 сентября 2004 года