Мертвый сезон - дело хорошее. Правда, газетно-журнальному народу приходится сильно париться. У меня даже был проект вывести специального такого художника У.Е.Тютькина-Августовского. Чтобы каждый из коллег очертил свой идеал. Сначала Константин Агунович в "Афише" сочинит прочувствованное превью. Юрий Арпишкин, со свойственным ему историческим оптимизмом, за неделю до вернисажа на целую полосу в "МН" обстоятельно опишет выставку. В день вернисажа выйдет восторженная, но предельно объективная и продуманная рецензия Ирины Кулик в "Коммерсанте". Потом Сергей Хачатуров во "Времени новостей" серьезно разберет историко-культурные предпосылки творчества Тютькина-Августовского. И даже Николай Молок выберет малый промежуток в с своем напряженном графике освещения международных форумов и отметит, насколько важно творчество Тютькина в государственном масштабе. Сергей Сафонов в газете "Газета" пропишет о том, как необходимо сохранять лучшие живописные традиции. А затем и Федор Ромер (или Александр Панов) в журнале "Еженедельный журнал" сбацает мимолетный и кристально ясный анализ того места в художественной ситуации, которое занимает наш августовский Тютькин. Не останется в стороне и Михаил Сидлин, недели через две он найдет время поговорить с этим молодым, но подающим надежды мастером, внимательно опишет работы. А там и Ковалев пропишет в "РЖ" что-то такое важное, но маловразумительное. Августовский будет потом Ковалева долго спрашивать: "А что ты, брат, хотел этим сказать? Ты меня похвалил или поругал?" Дело дойдет и до гламурных изданиев - и Августовскому придется ответить Василисе Соловьевой на сложные и замысловатые вопросы о своих кулинарных пристрастиях и любимом фитнес-клубе. В результате всего и высокохудожественный "Художественный журнал" отметит, насколько точно и правильно Августовский владеет международным дискурсом.

Но увы, наш брат художественный критик начисто лишен творческого воображения. Привыкли мы работать по чукчанской системе - "еду полем, поль пою". Поэтому Тютькину-Августовскому, художнику, который воплотил бы чаяния критиков о должном и истинно-прекрасном, не суждено явиться на свет божий, под взоры благодарной публики. Девушки не будут смотреть ему вслед влажными очами, а меценаты и спонсоры не ринутся немедля доставать из карманов увесистые упаковки зеленых бумажек, свернутых в аккуратные трубочки. Вместо того чтобы вплотную заняться делом - то есть погрузиться в творчество этого милого и талантливого парня, приходится коллегам в августе подводить итоги прошедшего сезона, планировать будущий.

В таком случае самое время поговорить о наиболее актуальной и реальной из всех художественных проблем - так называемом арт-рынке. Что на нем происходило в прошлом месяце, лучше всего описала Елена Куприна Сергею Хачатурову во "Времени новостей": "В идеале в галерейном бизнесе не должно быть конкуренции. Ведь каждый продавец предлагает свой эксклюзивный товар. У него эксклюзивный потребитель. Но это в идеале. А в этом сезоне поводом для конкуренции явилась артикуляция имиджевой концепции привлечения эксклюзивного клиента на свой эксклюзивный товар".

Перспективы немыслимые - Николай Молок прикинул в "Известиях", что дорогие наши россияне потратили на искусство только официально 150 миллионов долларов. Правда, все больше на фабержей всяких да айвазов. Кто ж запретит красиво жить и красиво вывозить капитал? Кстати сказать, все сначала обрадовались, что теперь можно сначала везти денежки на Сотби-Кристи, а затем легально ввозить купленные предметы. Но не все оказалось так просто. Даже Вексельберг, и тот вез свои дорогие яйца только временно, на выставку в Кремль и детям-инвалидам показать. Однако истинная флуктуация ценностей происходит, как известно, в области госмузеев. Размеров перетекания тамошних шедевров в дензнаки никто никогда не узнает. Боже упаси, никто ничего из музеев не продает - это сохранившийся со времен "Знатоков" народный предрассудок. Гораздо выгоднее давать напрокат, нельзя узнать главного, ответить на вопрос "А что мы имеем взамен? Насколько это выгодно музеям и государству?" (Сергей Соловьев, "Шедевры-передвижники". "Новые Известия").

Что уж тут говорить о реальных объемах худрынка? Зачем вообще кому-то нужен лишний почечуй? Искусство есть загадка и тайна, а истинные шедевры - бесценны. Главное, чтобы все бурлило и пукчало, блестело и блистало. Больше ничего, в сущности, и не требуется, хотя редакторы всех без исключения отделов культуры непременно требуют, чтоб было и про рынок. По сообщению все того же Молока, могучая Stella Art Gallery откроет филиал и начнет заниматься нашим молодым искусством. А самое главное, на Стрелке, где стоит церетелиевский Парень С Рулем, скоро уж не будет пахнуть шоколадом, а откроется галерейный квартал. На месте гибели "Красного Октября", как докладывает Фаина Балаховская ("Время новостей"), возникнет московское Сохо, русское Челси. Лепота - XL в компании с Ямамото, "Галерея дизайна", "Клуб коллекционеров" и собственное помещение группы Art Business Consulting. Хотя, судя по всему, благолепие сие ненадолго - пока пилят недвижимость и откатывают движимость. Самое главное, будет мост с купцами. Мост, который с художественного торжища ведет прямо к Храму.

Вся эта высокохудожественная благодать у нас на глазах выливается в истинно новомосковский, блестящий и восхитительный стиль. К делу подключаются и старые проверенные кадры. В оплоте московского благолепия, МДФ, происходит выставка Александра Слюсарева, фотографического классика. Племя младое отмечает: "Яркое пятно зеленого листа, кружащегося на фоне ясного неба и черных стволов, контрастная игра светотени на стене дома и просто эффектные ракурсы и острые цветовые контрасты, преображающие обыкновенные предметы. Остается только любоваться произведениями признанного классика и горько сожалеть о том, что этот дивный город не имеет ничего общего с душной и грязной клоакой, в которой мы живем" (Анна Линдберг, "Москва подозрительно молода и хороша собой". "Утро.ру").

С актуальностью у нас, как видим, все прекрасно. А вот с историей - просто беда. Историографию колбасит и плющит не по-детски. Меня Хачатуров попросил написать про выставку недавно умершего Эдуарда Гороховского в "Файн Арт". Вот тут и меня начало колбасить - почему-то захотелось всю правду рассказать про доброго Гороха. Пришлось себя сдержать - неудобно как-то. Получилось, честно говоря, довольно невнятно. Некто Федор Ромер меня поправил. Но я понял, в чем дело. Гороховский предугадал и оформил идеологию перестройки. Беда даже не в том, что его отчетливые и ясные политические высказывания теперь выглядят стариковским бормотанием о несбывшемся прошлом. Проблема гораздо серьезней - ближайшее прошлое вызывает совершенно невыносимую депрессию. И куда-то стремительно исчезает, вытесняется в далекие уголки подсознания. Странно, ребятам и девчатам вроде меня, тем, кому за сорок, следовало бы предаваться ностальгии - тогда и трава вроде была несколько позеленей. Но ничего подобного, какая-то там приключилась пренатальная травма, в той славной эпохе. Статус нонконформиста, борца против режима возвышает. А вот разгул и гудеж последних пятнадцати лет прошлого века и вспоминать как-то неудобно.

Героям андерграунда просто и по-человечески завидуешь - им есть что вспомнить. "Сотворенная ими из битой крошки избитых клише бытия конструкция с окончанием советской эпохи не рассыпалась в прах, а приобрела новое пространственное и философское измерение, стала чем-то вроде руины Древнего Рима, о которую трутся большие и маленькие мыслишки по последним вопросам нашего с вами житья" (Сергей Хачатуров, Так хорошо, что плохо. "Время новостей").