Произошло удивительное событие: Третьяковка вдруг собрала журналистов и отчиталась в сделанном за истекший сезон. Правда, пока что эта консервативная организация воспринимает прессу в добром старом стиле, исключительно как инструмент, посредством которого царю-батюшке отправляются петиции и прошения, например о том, что проистекает "катастрофическая нехватка денег и отсутствие законодательной базы, поддерживающей культурные проекты" (Сергей Соловьев, "Счетчик посетителей", "Новые Известия" от 06.07.). Впрочем, тотальная экономическая непрозрачность госмузеев, мягко говоря, несколько усложняет дело. Достоверно известно только про копеечные зарплаты музейных сотрудников и про час от часу уменьшающееся госфинансирование. Однако у некоторых простецов возникают вопросы. Например, было сообщено, что в музейных залах поставили счетчики, которые показали, что выставку Шагала посетили почти 130 тысяч человек. А билет теперь, после устранения всех преференций, стоит 100 полновесных российских рублей. Пересчет этой суммы в условные единицы дает вполне достойную по меркам шоу-бизнеса сумму. Однако ж странные акулы этого вида предпринимательской деятельности, в отличие от музейщиков, обычно требуют себе достойного вознаграждения. Странно, что ни у кого пока не возникло идеи делиться музейными доходами с музейными шоуменами, как и в других областях народно-развлекательного хозяйства.

Видимо, как раз по причине извечной опоры на энтузиазм и пренебрежения монетаристскими инструментами эта область сохраняет ориентацию на экспортно-импортные операции. Очень проницательно заметил Сергей Соловьев: "Как показал прошедший сезон, наиболее интересные проекты возникают тогда, когда в них течет западная кровь... Все лучшие проекты создаются на Западе и для Запада". Обидно, конечно, но таково устройство нашей художественной экономики. В области худрынка все выглядит гораздо более показательно. Но и тут происходят некоторые смещения. Если раньше главным экспортным товаром было сначала "советское", а потом "русское", то теперь на продажу предлагается стандартизированный товар. Елена Селина, которая со своей галереей взяла одну из самых труднодоступных вершин - Базельскую ярмарку, так говорит о своей новой тактике в рамках интернационального дискурса: "Я не хотела этой брудастости: русские идут. Мне хотелось показать, что мы абсолютно самостоятельная единица, которая не маргинальна и не выпендривается какой-то особенной национальной идентичностью. Мне приятно, когда говорят: "Вот это классная галерея. А кстати, откуда она? - Из Москвы". Для меня вот эти понты важнее" ("Первая ярмарка, где я вообще не волнуюсь", интервью взял Сергей Сафонов, "Газета" от 26.06.).

Меня эти новые понты очень даже вдохновляют, а брудастость - напротив, утомила. Особенно моя собственная брудастость и мои критические понты. Отчасти это и профессиональная проблема цеха, к которому я все еще принадлежу, - возникает серьезная проблема с искусствоведческим дискурсом, на которую указала Елена Куприна: "Работы (на стенде XL в Базеле. - А.К.) хорошо продавались. Однако, по моему мнению, мало было экспликаций, представляющих художников и их стиль. Ведь на ярмарку съезжались люди, часто в нашей художественной ситуации несведущие" ("Венеция заметила, а Базель оценил", интервью взял Сергей Хачатуров, "Время новостей" от 06.07.).

Но покупатели ярмарочного товара не так уж сильно нуждаются в рассказах о способах его производства. В условиях глобальной экономики аэропортная культура, то есть маски африканские или матрешки русские, идеологического сопровождения не требует. С ней все понятно и без особых пояснений. Покупая китайский DVD-плейер, я не склонен задумываться о конфуцианстве, зато надеюсь на толково составленную инструкцию. И для предметов искусства, выходящих на транснациональные рынки, правила точно такие же. Закон рынка суров, но он закон. И тут, видимо, нашим рыночным агентам придется все же переломить себя, начать внедрять специальный литературный жанр инструкции по применению данного товара. А пока что разработана только одна стратегия коммуникации - рассказы о русской коллективной брудастой душе.

Самое забавное, что кризис этой ментальной парадигмы и коммуникативной стратегии начался так давно, что о нем почти никто не вспоминает. "Когда рухнул железный занавес, художники наконец увидели современное западное искусство, но их постигло разочарование. Они ожидали встречи с Великой европейской культурой, но столкнулись с цинизмом и скукой". Эти правильные и глубоко продуманные слова из пресс-релиза новоакадемиков в галерее RuArts относятся к глубокой древности - временам, когда в Питере был предъявлен художественный проект под названием "Новая Академия Всяческих искусств", позднее получивший звонкое имя Новый Русский Классицизм.

История давняя, осознать ее антикварный характер можно очень простым способом: наиболее активно академики полемизировали с так называемым московским радикализмом. И где теперь все эти бренеры-осмоловские-кулики? А неоакадемики, теперь под заново стилизованным именем "Неоклассицизм" и c мемориальной добавкой "Художники круга Тимура Новикова", выступают широким фронтом в роскошной московской галерее. Пронырливые москвичи к этому направлению традиционно относятся скептически: "По сути дела, неоакадемизм 1990-х годов был не чем иным, как питерской разновидностью китч-арта. Убеждать публику посредством демонстрации жалостливых и художественно беспомощных ковриков-аппликаций или анекдотических аляповатых оммажей в том, что это и есть альтернатива бездуховности contemporary art'a, - ну уж нет, увольте" ("АРТикуляция # 51 с Дмитрием Барабановым", "Артинфо.ру", 27.06.).

Однако московский критик, переехавший в град на Неве, Константин Агунович видит, что все намного сложнее: "Что бы они там ни делали с классицистическими образами и как бы ни преклонялись во всеуслышание перед старинными технологиями, это скорее убеждало в невозможности нового Возрождения. Петербургский новоакадемизм выходил очень ироничной штукой. Те, кто хотел хавать классику, хавали классику. Те, кто не верил в искренность, видел иронию" ("Афиша" от 28.06.). Так оно и есть, наследники Тимура Великолепного - тут придется опять согласиться с Сергеем Хачатуровым, - "встав на путь сложносочиненного репродуцирования мировых шедевров и утратив озорной драйв кемпа, легче всего найдут сегодня язык с директорами салонов, специализирующихся на оформлении офисных пространств" (Сергей Хачатуров "Ностальгия по настоящему", "Время новостей" от 28.06.).

Конечно, было бы прекрасно, если бы нам наконец представили истинную историю неоклассицизма-неокадемизма, и галерея RuArts, которая позиционирует себя как "художественный фонд", вполне бы справилась с такой задачей - ведь историю эфемерного русского видеоискусства там смогли представить вполне убедительно. Тем не менее, как оказалось, "проблемы коммерческого развития для галереи не менее актуальны, чем творческие" (Сергей Хачатуров, там же). Однако музеефикация эфемерного - дело более чем сложное и энергоемкое, особенно в тех случаях, когда эфемерное прячется за брудастыми лозунгами и декларациями: "Кружковость и тусовочность серьезно мешают понять, что, собственно, на самом деле стоит у неоакадемиков за манифестами - то ли добротная веселуха, то ли лукавство, то ли всамделишняя тоска по красивым идеалам, то ли квазидекадентское позерство" (Сергей Ходнев, "На неоакадемизм бросили бледную тень", "Коммерсантъ" от 25.06.).

Но задача истинного историка искусства - глядеть в корень и не поддаваться на провокации былых времен. Смысл проекта "Новой академии" состоял вовсе не в организации товарного производства Новой Красоты, но как раз в тематизации тусовки. И именно этот "синдром капустника" был надежной степенью защиты неоакадемизма, спасал его от пошлости и гарантировал адекватное восприятие самых завиральных и агрессивно-догматических текстов Тимура Новикова о красоте, традиции и высокой классике" (Сергей Хачатуров, "Ностальгия по настоящему"). Более того, включенные наблюдатели и живые свидетели ушедшей эпохи полагают, что "неоакадемизм как проект Тимура Новикова был гораздо более критичен по отношению к обществу, нежели громогласное левачество Осмоловского и Бренера. Устроенная Новиковым бесконечная клоунада под названием "неоакадемизм" жестко и бескомпромиссно вскрывала пороки общественного устройства" (Андрей Ковалев, "Перезагрузка матрицы", "Московские новости" от 24.06.).

Сам Тимур лукаво и бескомпромиссно провозглашал в свое время: "Независимый" менталитет российской интеллигенции, распад модернизма, тяга к "традиционным ценностям" у "новых русских", "возрождение" на Западе, "диктатура прекрасного образа" в рекламе, частично сохранившееся классическое художественное образование, коммерческий успех уцелевших форм классического искусства создали благоприятную среду для возникновения того эстетического феномена, который в дальнейшем я буду называть "НОВЫЙ РУССКИЙ КЛАССИЦИЗМ". Классицизм "новых русских", конечно, отличается от предыдущих волн классицизма".

Однако питерская дендистская контрреволюция потоплена в крови точно так же, как и московский беспощадный бунт девяностых. И что теперь прикажете делать?