Развитие дискуссии вокруг захоронения и канонизации Романовых было довольно скудным в содержательном смысле, что с лихвой компенсировалось интенсивной игрой амбиций и интересов. Причем в эту игру были вовлечены самые разнородные группы: от "творческой интеллигенции" до "губернаторов-хозяйственников", от монастырских игуменов до авантюрно мыслящих олигархов. Соответственно, и социологические контуры дискуссии должны быть прослежены на нескольких уровнях.

Еще в самом начале публичной кампании в дело ангажировались региональные лидеры. Губернатор Екатеринбургской области заявил решительное "нет" вывозу останков, выведя вопрос на уровень судебных инстанций. После того как останки все же были вывезены для экспертизы, он не переставал лоббировать их торжественное захоронение в Екатеринбурге. Двумя другими губернаторами, которые усмотрели в этой возможности особую честь для своих столиц, стали Яковлев и Лужков. Последний, по словам ряда комментаторов (в частности, Г.Старовойтовой), отказался от участия в итоговой церемонии именно по причине того, что рассчитывал провернуть дело в Москве в нововозведенном храме Христа Спасителя. На фоне такой конкуренции Владимир Яковлев почувствовал себя счастливчиком, когда чаша весов решительно склонилась в сторону Петербурга. Строго в логике местнического интереса, он превозносил значение имевшей состояться акции и мудрость тех деятелей, которые приняли в ней участие.

Помимо президента Ельцина, в Петропавловский собор прибыли Галина Вишневская и Мстислав Ростропович, Григорий Явлинский, Дмитрий Лихачев, Борис Немцов, Никита Михалков, Михаил Пиотровский, Вадим Густов, Даниил Гранин, Кирилл Лавров, Александр Лебедь, Сергей Беляев, Сергей Филатов... Не сложно увидеть, что круг лиц получился не только довольно узкий с точки зрения заявленного масштаба, но также не слишком представительный. Большинство политиков, которым по чину приличествовало там быть, ссылались на авторитет Патриархии, не признавшей аутентичность останков. Патриарх же, со своей стороны, ссылался на неконкретизированные научные сомнения и опасность раскола в обществе. В итоге возникало не просто ощущение недоговоренности, но некий замкнутый круг умолчания. И аргументы истеблишмента (если не считать идеологически ясной позиции коммунистов), и аргументы Патриархии меньше всего годились на роль действительных мотивов. Но таковые непременно должны были существовать. В прессе на этот счет ходили разноречивые предположения.

Если отбросить мелочные мотивы и непродуманные интерпретации, то наиболее весомым следовало бы признать класс причин, связанных политической диспозицией вокруг Кремля. Сам по себе факт, что инициатором громкой кампании выступила президентская власть, был способен насторожить оппозиционную часть политического спектра. А в 98-м году, кажется, только ленивый не пытался играть на оппозиционности. Положение Кремля было близко к политической изоляции (разумеется, лишь в публичном аспекте) и делегитимации, грозившей выплеснуться даже в область международных отношений. Кампания вокруг "последнего императора" в значительной степени служила решению этой проблемы и могла быть задумана как акт возобновления легитимности президентской власти, пошатнувшейся под напором внешней критики и подгнившей изнутри. Отказавшись ехать в Санкт-Петербург, Алексий II скомкал, практически сорвал запланированный красочный спектакль международного класса с приглашением королей, президентов и премьеров.

Эту подоплеку так или иначе учитывали все действующие лица, и она не могла способствовать консолидации политического класса вокруг предложенных символов. Отторжение усугублялось тем, что ключевая роль в публичной кампании была доверена Немцову - фигуре заведомо одиозной и спорной. Трудно сказать, чем было продиктовано такое провокационное решение. Учитывая, что смыслом проекта была идея "преемственности власти", можно предположить, что Немцов стремился позиционировать себя в качестве "преемника" - с прицелом на грядущие выборы.

Если захоронение царской семьи выглядело как кремлевский пиар, то ее канонизация могла восприниматься как пиар церковный, мотивы которого еще менее очевидны. Единственное, что можно констатировать определенно, - это само наличие проблемы, не замечать которую становилось сложнее, чем решать. Хотя бы в силу того, что во внутрицерковном обиходе ей придавалось особое значение и почитание царской семьи начало оформляться явочным порядком. Эта неофициальная культовая практика - со ссылкой на решение православной церкви за рубежом! - в известном смысле размывала авторитет московского патриархата. Что же касается самого решения, то оно было максимально компромиссным: "прославив" царскую семью "в лике святых страстотерпцев", Архиерейский собор занял промежуточную позицию между сторонниками канонизации Николая как "мученика за веру", с одной стороны, и решительными противниками его канонизации, с другой.

• Ход дискуссии
  
• Идеологические оппозиции и язык дискуссии
  
• Фигуранты и интересы
  

поставить закладку