Принято считать, что той платой, которую российская дипломатия получила за "большой договор", то есть за то, что согласилась закрыть глаза на все "слабые места" украинской границы, стал подписанный "в пакете" с договором блок соглашений по разделу Черноморского флота. Проблема "зависшего" между двумя странами флота, в самом деле, была в большей степени российской проблемой, чем украинской. Во-первых, потому, что до раздела весь Черноморский флот финансировался Россией, хотя и не мог ею оперативно управляться. Во-вторых, потому, что тот региональный геополитический баланс, который зависит от состояния ЧФ в его соотношении с турецкими военно-морскими силами, гораздо больше беспокоил Москву, чем Киев. И дело не только в большей геополитической беспечности украинского руководства. В 98-м году аналитики писали о возросшей стратегической значимости Черноморского флота в связи с разработкой российских проектов транспортировки нефти через Черное море. Вполне вероятно, что для российской стороны этот фактор был одним из определяющих в деле о "большом договоре".

Другой вопрос - в какой мере итоговый вариант соглашений обеспечил запрос России на полноценные военное присутствие в черноморской акватории? Вот что пишет об этом министр иностранных дел Иванов в своей программной статье, посвященной проблеме договора: "Да, эти соглашения не устраивают российскую сторону в полной мере. В ряде случаев пришлось идти на компромиссы. Но мы добились главного - сохранили на условиях аренды (20 лет с возможностью продления) основную базу нашего флота в Севастополе, аэродромы и полигоны на площади 18 тыс. гектаров". Скрытым плюсом достигнутого соглашения об аренде является то, что ее стоимость фактически может погашаться из неликвидного украинского долга. Кроме того, в ходе переговоров Украина отошла от своего прежнего условия, что Россия за время двадцатилетней аренды должна построить флотскую инфраструктуру, аналогичную севастопольской, на своей военно-морской базе. Явным минусом стало то, что, снимая проблему статуса Севастополя, Россия все же не получила раздельного базирования флотов, на чем пыталась настоять накануне. Иными словами, "арендованный" Севастополь остался базой не только российских, но и украинских ВМФ.

Сфера межгосударственных интересов имела решающее значение в процессе работы над договором, но публичную полемику по его поводу следует рассматривать скорее в контексте внутриполитической расстановки сил. Ратификация договора в Федеральном собрании была по праву воспринята как большой политический успех премьера Примакова: его беспрецедентная на тот момент популярность в парламенте перевесила очевидную непопулярность документа. Если позиция Примакова по активному отстаиванию договора была вполне естественна в его положении "второго лица" и едва ли не системного приемника власти, то столь же естественной можно считать и позицию Юрия Лужкова. Активно противостоявший договору Лужков получил возможность сильной популистской игры на "чужом поле" (внешняя политика - все же прерогатива федеральной власти), позволяющей ему насытить свою аппаратно-клановую оппозиционность хоть каким-то идеологическим содержанием.

Можно вспомнить о том, что в 98-м году, на который приходится пик полемики по договору, была популярна идея о формировании т.н. "левоцентристской коалиции" с весьма аморфными очертаниями в диапазоне от Лужкова до КПРФ. Проблема "большого договора" стала одной из немногих тем, по которым у потенциальных сторон этой "коалиции" оформилось внятное размежевание политических позиций. Близкий команде Лужкова директор института стран СНГ Константин Затулин не погрешил против истины, заявив в Независимой газете, что ратификация "похабного договора" в Госдуме - всецело на совести коммунистов. Фигурой, олицетворившей альянс официальной дипломатии с КПРФ в вопросе о "большом договоре", был, конечно, не кто иной, как спикер Госдумы Геннадий Селезнев. Он активно лоббировал договор как на публичном, так и на аппаратном уровне. Одним из напряженных эпизодов аппаратной "борьбы за договор" стало отстранение вице-спикера ГД Сергея Бабурина от кураторства отношений со странами СНГ - жест, который был открыто мотивирован необходимостью сломить группу "радикалов", настраивающих парламент против договора, о чем и заявил Селезнев: "Плохо, что представители одной группы занимаются этой темой (СНГ), они работают в одном ключе, и в этом некоторая несправедливость и определенная предвзятость".

Демарш коммунистов против авторитетного в оппозиционной среде Бабурина знаменовал их окончательный разрыв с "попутчиками" из "национально-патриотических" движений. Знаменательно, что бывший в ту пору советником Селезнева Александр Дугин опубликовал в газете "Завтра" пространную статью в поддержку российско-украинского договора, где сообщил произошедшему аппаратному конфликту приличествующий идеологический масштаб: дискуссия о "большом договоре" стала, по его мнению, "моментом истины" для всей патриотической оппозиции, отделив явных (в лице самого Дугина и, видимо, Селезнева) и латентных (в лице представителей верховной власти) "евразийцев" от "националистов", упорствующих в своей этнополитической узости.

• Ход дискуссии
  
• Фигуранты и интересы
  
• Идеология дискуссии, аргументация сторон
  

поставить закладку