Русский Журнал
СегодняОбзорыКолонкиПереводИздательства

/ Образование / Учебники < Вы здесь
После книг Ефима Курганова
Дата публикации:  31 Января 2000

получить по E-mail получить по E-mail
версия для печати версия для печати

Тотальная гипотетичность гуманитарного знания обыкновенно объясняется тем, что любое такое знание, так или иначе, - самоописание. Понятие литературного факта связано с Тыняновым и русской литературой 1920-х гг. теснее, чем законы Ньютона с Ньютоном.

Между тем в современной филологии подвергается дискриминации гипотеза о литературной эволюции как смене направлений.

Как известно, традиционные представления об истории литературы как о последовательной смене направлений сейчас активно критикуются, само понятие литературного направления признается вполне неплодотворным1. Между тем обойтись без этого традиционного понятия в некоторых случаях оказывается достаточно трудно, например, когда мы имеем дело с вопросами межкультурных контактов первой трети XIX в. Поэтому представляется практически полезным попытаться оценить степень обоснованности типовых рассуждений критиков концепции стадиального развития.

В концепции стадиального развития для ее противников неприемлем прежде всего сверхдетерминизм, обусловленность индивидуального в тексте и писателе законами общего. Курганов, например, пишет: "Направление - это мясорубка, ибо оно перемалывает в себе живые, реальные и разные тенденции литературного развития. Фактически происходит отрицание самой природы творческого акта, в основе которого заложено личностное начало". Однако должно быть ясно, что все, связанное с понятиями свободы, личности, с актом оценивания, связано с экзистенциальной позицией судящего, то есть может быть отвергнуто или принято, но не опровергнуто или доказано. Спорить ни с детерминистом, ни с индетерминистом, в сущности, невозможно - можно только потребовать от них быть логичными.

Одним из основных свидетельств ограниченности и ложности гипотезы стадиального развития литературы объявляется то, что у нее есть конкретные авторы и нам известно время ее создания. Б.М.Эйхенбаум в 1958 г. в "Ответе на анкету к IV международному съезду славистов", видимо, первым напомнил, что представления о литературных направлениях были порождены немецкой философией романтической эпохи: "Научное обсуждение вопросов о романтизме и реализме... требует коренного пересмотра традиционной и совершенно обветшалой системы историко-литературных понятий, доставшихся нам от старой немецкой философии и давно утративших свое прежнее содержание". Об этом указании Эйхенбаума напомнил Ю.М.Лотман тоже в поздней, посмертно изданной работе: "Особое внимание в словах Б.М.Эйхенбаума должно привлечь напоминание о философских истоках той терминологии, которой историки литературы так беспечно пользуются. Немецкая идеалистическая философия классического периода выработала понятие о том, что каждому историческому периоду присущи господствующие формы духа, которые находят свое адекватное выражение во всех сферах жизни, в том числе и в искусстве. Так родилось представление о том, что история искусства организуется последовательно сменяющими друг друга всеохватывающими формами духовной жизни типа "классицизма" и "романтизма". Как в дальнейшем эклектически ни приспосабливались литературоведческая и искусствоведческая терминология к новым идеям и новому фактическому материалу, первородная связь с романтической философией неизменно выступала, как кровь на руках леди Макбет. Следовательно, такие слова, как "классицизм" и "романтизм", не могут служить инструментом научного описания..." ("Очерки по истории русской культуры XVIII - начала XIX века - гл.2, Литература в контексте русской культуры XVIII века - Классицизм: термин и (или) реальность").

Итак, если схема чья-то, то тем самым уже неверная. За этим утверждением, конечно, стоит та самая экзистенциальная позиция, которую невозможно опровергнуть: все, локализованное во времени, все бренное признается ложным. А если тогдашняя схема отражает реальность - только по преимуществу той эпохи? У Эйхенбаума представляются важными слова о "прежнем содержании", которое для того, чтобы стать утраченным, все-таки сначала должно было существовать. Связь со своим временем может не только ограничивать, но и давать возможности. Недаром формалисты с таким вниманием относились к мнениям современной критики о литературе. Когда-то Пиксанов предложил генетический метод - не как служебный, но как особую точку зрения, обладающую объяснительной силой. Установление происхождения идеи может тоже позволить не только определить степень ее ограниченности, но и увидеть заключенную в ней свою - историческую - правду, увидеть резоны говорящего.

На рубеже XVIII - XIX вв. было ощущение убыстрившегося темпа истории, культурных сломов, один за другим сменяющих друг друга. Это же мироощущение эпохи проявилось и в историософии Гегеля, и в разнообразнейших конкретных оценках тогдашней русской критики - например, в "Литературных мечтаниях" Белинского, где он говорил об александровской эпохе как о первой по-настоящему литературной, потому что именно тогда публично боролись и сменяли друг друга разные литературные школы.

Представление о реальности литературного направления тогда имело очень конкретный смысл, было обусловлено литературной позицией: для Пушкина, как известно, оно связывалось с представлениями об истории литературы как об истории формы: "Если вместо формы стихотворения будем брать за основание только дух, в котором оно писано, то никогда не выпутаемся из определений". Создатель новой литературы говорит о романтизме в категориях формалистического XVIII в. - и при этом для него литературная эволюция вполне осязаемый факт. Не случайно для его современника Рылеева, видевшего нечто этически сомнительное в слишком пристальном внимании к форме, и литературная эволюция - что-то мнимое: "спорят, как обыкновенно случается, более о словах, нежели о существе предмета, придают слишком много важности формам... на самом деле нет ни классической, ни романтической поэзии, а была, есть и будет одна истинная самобытная поэзия, которой правила всегда были и будут одни и те же" ("Несколько мыслей о поэзии").

Эпоха "катастрофической эволюции" (Тынянов) сменяется эпохой особой эстетической цельности. Упорное стремление Чернышевского отыскать лидера для своего литературного поколения, стремление, так ясно проявившееся в "Очерках...", при всей своей наивности кажется достаточно знаменательным. Чернышевский не понимал только, что искомое единство в 50-х гг. выражается уже не в лидерстве одного автора, а как-то иначе. Гораздо тоньше, приличнее, но по сути совершенно так же повел себя Анненков, который тогда же, в середине 50-х, рискнул сформулировать основную художественную идею эпохи (которую он определил как решение психологической задачи).

Можно понять и исторический смысл современного отрицания традиционной концепции. Здесь тоже есть своя историческая правда, хотя и недостает рефлексии. Отрицание значения литературных школ и пр. - естественно для литературной эпохи, когда могут уживаться рядом столь разные творческие индивидуальности, как, скажем, Шукшин и Саша Соколов (примеры взяты наобум), и разница между этими писателями больше и очевиднее, чем разница, допустим, между Толстым и Достоевским. И дело здесь вовсе не в соотносительном качестве Шукшина и Соколова, да и не в том дело, что эпоха Толстого лучше или хуже эпохи Шукшина и Соколова. Просто эти эпохи по-разному устроены. Слово "постмодернизм", которым, пожалуй, теперь так же невозможно пользоваться, как и словом "реализм", отражает эту особенность эпохи - но ведь к этой эпохе относится весь XX век, не только его конец. И еще: постмодернизм вроде бы стремится продемонстрировать как основополагающий принцип современной культуры эстетическую всеядность, безразличие, но ситуация хотя бы тех же 20-х-30-х гг. говорит и о чем-то другом: в живой, не отказавшейся от категории качества литературе удивительным образом сосуществуют Твардовский и Хармс.

Пожалуй, можно сказать, что стадиальность литературного развития - не столько реальность или фикция, сколько понятие относительное, с большей или меньшей степенью отчетливости проявляющееся в разные времена.

Реальную опасность представляет одна лишь историческая экспансия теории, законной именно в свою эпоху. Но ограничиться самообъяснением нам никогда не удается. Есть непреодолимая потребность в выработке метаязыка. И вот романтики - действительно без особого на то права - начинают конструировать себе прошлое. Недаром особенно последовательными критиками стадиальной концепции были исследователи XVIII века Берков и Лотман, знавшие, что классицизм был придуман в XIX веке, "задним числом", причем не только врагами - позитивная эстетическая теория его тоже оказалась странным образом составленной постфактум профессорами Московского университета. Историческая агрессия теории может проявляться не только в "создании" несуществующих направлений, но и в отрицании существовавших. С реализмом - то есть с фактом цельности эстетики XIX века, цельности, признанной тогда и отрицаемой с постмодернистской точки зрения, - вышло, пожалуй, то же самое.

И еще. Кажется удивительной странная неизученность эпохи реализма - при всей безусловной ее классичности и читательской популярности. Тургенев, Достоевский и пр. описываются явно иначе, чем писатели начала века, чем тот же Пушкин даже. Это как бы "имманентное" описание, никогда не охватывающее литературного процесса в целом, но концентрирующееся на одном писателе, тексте и проч. Исследователи, занятые прежде всего теорией литературной эволюции, избегали заниматься эпохой реализма. Не случайно самая блестящая историко-литературная концепция литературы как "борьбы и смены" строится на ином историческом материале - 18 век (Гуковский), первая треть 19 в. (Тынянов). Конечно, предпочтительный интерес формалистов, и особенно предпочтительный интерес современного литературоведения, к 18 - началу 19 века можно объяснить простейшим снобизмом, недемократической гордостью своими познаниями в области раритетов, но такое объяснение - по крайней мере, для того же Гуковского - кажется явно грубым и несправедливым. Видимо, дело здесь в особом характере исторического динамизма, свойственного эпохе реализма: вместо групп - личности, и при этом отсутствие резких, наглядных переломов, эстетического противостояния, большая цельность эпохи, чем раньше и позже.

Примечания:


Вернуться1
В последнее время наиболее внятно популярная позиция была сформулирована в книге Ефима Курганова "ОПОЯЗ и Арзамас" (СПб., 1998).


поставить закладкупоставить закладку
написать отзывнаписать отзыв


Предыдущие публикации:
Татьяна Зырянова, "То ли остров не тот, то ли впрямь, залив..." /31.01/
Сегодняшний читатель настолько отучен от нормального языка, ясного изложения, авторского стиля, - что он не раз в изумлении перечитывает фрагмент за фрагментом, возвращаясь к ключевым пассажам. Может быть, выход "Сравнительных жизнеописаний" Ефима Курганова - знак возвращения, казалось бы, окончательного разрушенного за последние десятилетия жанра качественной научной прозы?
Леонид Костюков, Садись. Два. /31.01/
Дали мне тут на рецензию учебник Лотмана по русской литературе. Что делать? Хвалить как-то неудобно. Ругать - практически то же самое.
Егор Отрощенко, Об одном сюжете книги С. Г. Бочарова /31.01/
Теоретические пристрастия С.Г.Бочарова известны.Являясь учеником М.Бахтина, трудно не испытывать его влияния. Но противопоставление Бахтина формалистам и, в частности, Тынянову вряд ли продуктивно.
Ревекка Фрумкина, In Memoriam /25.01/
Ю.А. Шрейдер потому "попал в яблочко", что ситуация морального выбора дана нам в непосредственном личном опыте. Она действительно знакома каждому, независимо от глубины рефлексии, уровня культуры и богатства лексикона. При этом позицию "разговора на равных" автор сумел удержать на всем пространстве книги. Ю.А.Шрейдер "Этика: введение в предмет".
Виктор Обухов, Кисточка < самурайский меч? /02.12/
Основное, по Сэнсому, занятие японцев в древние времена - "кровавые междоусобные войны". Китайская культура в чистом виде для японцев была не только что бесполезна, но даже вредна. Рецензия на книгу Дж.Б. Сэнсома "Япония: краткая история культуры".
предыдущая в начало следующая
Галина Зыкова
Галина
ЗЫКОВА

Поиск
 
 искать:

архив колонки: