ВЫСТУПЛЕНИЕ Г. ПАВЛОВСКОГО

в ходе обсуждения доклада С. Чернышева
на рабочем совещании в аппарате Совета Обороны 21.01.97 г.

Я полагаю, мы как страна, как нация сейчас в очередной раз оказались в таком интересном положении, в частности, и потому, что у нас нет согласия в том, как себя называть. Один говорит: "Нация". Другой: "Нет. Мы - сообщество, мы - россияне". Половину страны коробит от слова "россиянин". Мне оно тоже кажется антирусским, просто оскорбительным языковым образом. Я никогда не соглашусь, что это приемлемое самоназвание для нации. А те, для кого оно приемлемо, с моей точки зрения, - люди какой-то странной национальности, которую нужно как-то отдельно определять.
Таких проблем сколь угодно! Они - бесконечное множество поводов для дивергенции. С какого-то момента мы включились в движение по поиску новых поводов для размежевания, может, потому что нам стало тесно в одном государстве, которое с определенного момента мы согласились считать империей.
Для меня это событие состоит во временной потере критической функции мозга в годы перед 1991 г. Тогда еще, кстати, наше государство даже не хотело иметь армии. Говорилось: "Ничего! Армия у нас будет одна на 15 государств"! А в это время границы нашего государства были не демаркированы и, в принципе, не определяемы! Название свое государство взяло просто наугад из истории. Однако при этом оно не взяло на себя ответственности за те государственные образования, которые назывались Россией прежде, но взяло всю полноту ответственности, долгов и всего прочего за государство, которое называлось СССР и только что было торжественно оплевано, освистано и упразднено как империя.
Итак, наличествовал целый ряд парадоксов. Некоторые, в том числе и я, считали, что эти парадоксы, будучи вполне философскими, имеют прямое военно-стратегическое, дипломатическое, государственное и экономическое значение, и его можно измерить.
Измеряться оно начало немедленно - в виде Чечни еще тогда же, а мы себя убеждали: "Нет, наверное, все же это слишком теоретический подход. Ну, ладно, непонятно, какой у страны флаг, какая армия, но, в конце концов, мы сейчас включились в новую историческую эпоху, перемелется - мука будет, что-то сложится, что-то определится, разнесется по разным уровням, и мы как-то привыкнем к слову "россияне", как-то привыкнем к новому флагу"... В результате, произошел ряд событий, они всем более-менее памятны, однако определения так и не произошло.
Минуло пять лет. Определения у государства как не было, так и нет, зато начались определения совсем другого характера - начали формироваться какие-то протоэтнические этногосударственные образования внутри России и на ее рубежах. Возникла та самая ситуация, о которой столь сочно здесь говорил г-н Затулин. Она есть и поныне, только сейчас переходит в следующую фазу, когда весь юг России интернационализируется, просто в силу существования в нем якобы независимых государств. Естественно, все проблемы окружающих образований уже становятся предметом внимания международного сообщества и мирового права. Каким образом эти проблемы готова решать Москва, абсолютно непонятно, если она перед этим не смогла решить проблему более простого порядка. Нынешняя ситуация вынуждает наше государство принимать такого уровня решения, которые реально находящиеся у власти люди, в принципе, принимать не готовы. Мы обслуживаем администрацию, и я это наблюдаю изо дня в день - они не готовы!
И я сразу вспоминаю, что было с СССР. Тогда усложнение экономики требовало, чтобы на уровне Госплана и прочих госорганов принимались все более страшные решения. Вообще, их можно было принимать, но для этого необходимы были уже гении. Гениев не было, их становилось все меньше, а проблем все больше.
Внутри любой системы должен существовать элемент, косвенно обслуживающий практическую политику. Это должен быть сектор, где ставились бы и обсуждались как таковые нелепые, идиотские, сложные, отвлеченные от жизни вопросы. На мой взгляд, одна из главных причин гибели СССР - этого во многом замечательного государства - в том, что оно, в отличие от Китая, не смогло допустить внутри себя сектора, где бы какие-то идиоты читали идиотские переводные книжки и обсуждали никому в экономике не нужные вопросы. А в итоге мы сегодня, не будучи к этому готовы, оставшись в уменьшенном числе, все-таки вынуждены решать эти и более сложные проблемы.
Вряд ли в настоящее время можно кому-то что-то запретить. Я одной стороной души - философ, другой - практик. Я не вижу принципиальной проблемы в том, чтобы присоединить Украину обратно. С моей точки зрения, это - вопрос некой сложной, но, тем не менее, счетной, информационно-политической операции. Однако возникает следующий вопрос: что делать с этим дальше?
Например, мы избрали президента. Товарищи собрались, выработали стратегию, как это сделать, и сделали, а теперь выясняется, что они не могут справиться с этим своим результатом, кстати, сравнительно простым, потому что президент избран в рамках Конституции, конституционной процедуры, которая у нас полностью описана - описана так, чтобы все дальше функционировало. А все вдруг перестало функционировать, и начинается поиск виновных. Говорят: "Президент болен", или "Что-то было сделано не так" (коробку то ли внесли, то ли вынесли, то ли недоразделили)?!
Т.е. возникает множество проблем, которые вновь показывают: нерешение каких-то основных вопросов заставляет нас решать значительно большее число значительно более сложных практических вопросов, а для их решения у нас нет кадров. И тогда говорят: "Нам надо создать специально Русский университет и там эти кадры воспитывать".
Я - сторонник создания Русского университета. Я готов быть его соучредителем. Я до некоторой степени соавтор этой идеи. Но, думаю, это отчасти - тот же самый ход. Каждый раз необсуждение, нерешение принципиальных вопросов, которые можно решить философским или силовым образом, заставляет нас решать неисчислимо более сложные комплексы вопросов, для решения которых у нас нет ресурсов, времени, средств и кадров.
Поэтому я за то, чтобы расцветали 100 цветов, но, по возможности, необходимо подгребать все проблемы ближе. Тогда всем станет неудобно. С одной стороны, тех, кто все-таки хочет обсуждать философские вопросы, будет постоянно коробить, что им задают простые вопросы, типа: "Ну, дайте пару лозунгов! Ну, правда! Ну, можно"? И правда, можно. Я тоже думаю, что можно. С другой стороны, практикам тоже будет неудобно. И они уже ощутили неудобства нерешения вопросов!
Если мы, скажем, страна, обороняющаяся по всем азимутам, это порождает массу проблем, в т.ч. и смешных. Например, каждый пограничный регион заявляет: "Мы же тоже на стратегическом направлении! С этой стороны тоже можно ждать удара, причем любого - любыми средствами, любым оружием, от кого угодно (от внутреннего врага, внешнего, меньшинств, большинств и т.д.), а это грозит дестабилизацией"! Таким образом, получается, что дестабилизация нам грозит где угодно - в Хакассии, за Полярным кругом, на Дальнем Востоке... И все приграничные регионы требуют по этому поводу от правительства денег. А денег нет. Денег нет ни на что.
Эти проблемы возникают все время, и, наверное, должно существовать место, где они решаются. Однако уже как практик-коммуникационщик должен сказать, что такие обсуждения, в основном, бессмысленны, ибо они, к сожалению, бессмысленны коммуникационно. Они заканчиваются тем, с чего должны были бы начинаться - с того, что люди должны осознать:
- существуют другие точки зрения;
- эти точки зрения несовместимы в одном организационном, политическом и ресурсном пространстве;
- они нарушают планы друг друга, действуя в совершенно разных режимах.
Иными словами, такие обсуждения требуют изначальной констатации, изначального описания участников, их задач и причин, почему они собрались.
А мы продолжаем еще действовать в рамках режима "гласности": собираемся на Круглый стол, здороваемся, обсуждаем что-то, а потом обмениваемся телефонами! Это кажется сейчас отвлеченной проблемой, однако это - проблема невозможности обеспечить никакую политику (ни оборонную, ни экономическую, ни государственную) в условиях принципиально коммуникационного разрыва.
Сегодня коммуникационным пространством владеют люди, которые приватизировали коммуникационное пространство и продают свою роль в этом пространстве за хорошие деньги. Им плевать на то, что вы хотите сообщить, и плевать на то, что кто-то хочет расслышать. Это тоже рынок, но очень странный, неизвестный в западной коммуникации.
Мы вступили, по-моему, в период, когда надо обсуждать странные вопросы и говорить неприятные вещи, но главное - находить для этого рамки. Вот если бы мы смогли найти рамку для такого типа обсуждений, это было бы замечательно. Выработка "русской национальной идеи", естественно, такой рамкой не является.

---

В начало страницы

© Электронная публикация - Русский Журнал

http://www.russ.ru/gb/an103/pavlov.htm