Русский Журнал / Вне рубрик /
www.russ.ru/ist_sovr/06.html

Сообщение об отставании в области научных разработок вызывает расследование и поток клеветы
Джереми Дж.Стоун


Дата публикации:  2 Августа 2001

Анализ утверждений представителя Министерства обороны дает толчок к проведению подкомитетом по научно-исследовательским и конструкторским разработкам сенатского Комитета по вооруженным силам беспрецедентного расследования и одновременно вызывает захлестнувший шестьсот газет поток клеветы со стороны пресловутого обозревателя Джозефа Олсопа, а также приводит к включению автора в "список врагов", составленный администрацией Никсона.

Третий по рангу руководитель Министерства обороны, д-р Джон С. Фостер, директор подразделения по оборонным исследованиям и разработкам неоднократно заявлял, что достижение Советами технического превосходства над США - это всего лишь вопрос времени.

К этому времени я стал уже настоящим специалистом по чтению заявлений, сделанных в Конгрессе, - в конце концов именно таким путем я подготовил свою первую книгу - поэтому теперь я потратил целую ночь и прочел все, что он сказал. Я сосредоточился на том, что журнал "Science" впоследствии назвал "противоречиями и несогласованностью в ... публичных высказываниях и методическими изъянами в их [аналитиков Министерства обороны] исследовании предполагаемой угрозы". Д-ру Фостеру явно не хватало последовательности.

Я собрал его высказывания в своем обильно документированном 50-страничном отчете "Отстаем ли мы в научных исследованиях и разработках?" Один из его лейтмотивов сводился к тому, что это отставание было в такой же степени мифическим, как и декларировавшиеся ранее отставания в области бомбардировщиков и ракет; причем все эти мифы являлись результатом искаженного представления о том, что могут сделать Советы. В заключении моего доклада говорилось, что "в основе всей этой истории лежала классическая игра цифрами, включавшая выборочное раскрытие информации, сомнительные предположения, преувеличенную точность оценок, вводящий в заблуждение лексикон и нелогичные паникерские выводы".

Стараясь действовать исподволь, как заправский штабной работник, я вначале распространил свой доклад среди ведущих членов FAS и попросил четырех членов руководства изучить и прокомментировать документ и позволить мне поместить их фамилии как авторов доклада, составленного членами "специального комитета по военным исследованиям". Проведенная нами 6 мая пресс-конференция вызвала большой общественный резонанс, появилась даже карикатура Герблока с иронической подписью: "Больше денег! Русские могут обогнать нас по расходам!". Газета "The Washington Post" отвела ей 10 дюймов. Агентство ЮПИ разослало наше сообщение всем своим газетам и даже Уолтер Кронкайт процитировал наше главное обвинение. Удачно сработало то, что мы свели все наши обвинения в одно, легко поддающееся цитированию предложение. (Ограниченные возможности средств массовой информации всегда следует учитывать.) Такое широкое освещение было необычным явлением.

Журнал "Science" в исключительно доброжелательном трехстраничном обзоре пересказывал всю историю и хвалил нас от начала и до конца. Статья начиналась так: "Доклад Федерации американских ученых Конгрессу, подкрепленный множеством документов, в значительной мере ослабляет доводы Министерства обороны, выступившего недавно с требованием увеличить свой бюджет на основании угрозы со стороны Советского Союза". А в заключение говорилось: "Каков бы ни был конечный результат, выраженный в долларах и центах, FAS предлагает Конгрессу то, чего ему долгие годы не хватало: квалифицированную независимую оценку реально необходимого количества вооружений". (На самом деле это был не первый случай, когда Федерация докладывала свои соображения Конгрессу. В 1971 году в награду за мои усилия по убеждению председателя сенатского Комитета по вооруженным силам в том, чтобы он позволил выступать перед Комитетом внешним группам, я, по-видимому, стал первым представителем такой группы в истории Америки.)

Все эти выступления побудили подкомитет по научно-исследовательским и конструкторским разработкам сенатского Комитета по вооруженным силам, пребывавший до этого в летаргическом состоянии, провести 19 мая публичные слушания.

Я снял свое имя с документа, хотя мне мало кто помогал в его составлении. Однако, когда один из наших представителей не смог приехать из-за отмены авиарейса, я вступил в игру и дал показания вместе с Джорджем Рафьенсом. Я даже написал за ночь еще пять страниц, в которых указывал, что председатель Джон К. Стеннис и сенатор Питер Х. Доминик уже давно просили Фостера подтвердить свои обвинения незасекреченными данными, но не добились успеха. Этот текст я тоже не стал подписывать.

Читатель может счесть удивительным то, что я предпочел остаться в тени. Однако я отводил себе роль погонщика руководителей FAS. Я организовывал деятельность людей, имевших больший вес, чем я; они были бывшими правительственными деятелями, пользовавшимися авторитетом. Я выполнял функции аппаратного работника, составляя документы и отправляя им на подпись, подобно тому, как это делают помощники сенаторов.

Кроме того, я боялся профессиональной ревности со стороны своих коллег, хотя многие из них были моими друзьями или давними знакомыми. Мне нужны были их знания и опыт, их доверие играло существенную роль. Если бы я занял место, выше мне положенного, или привлек повышенное внимание прессы, то они бы с меньшей охотой принимали участие в нашей деятельности. А если бы наша организация стала известной, как иронизировали некоторые, как "Джереми и несколько телефонных звонков", эффективность нашей работы несомненно бы упала.

С другой стороны, я полагал, что играю в этой кампании более важную роль, чем любой из них, и боялся, что наши оппоненты тоже придут к такому заключению. А если бы они сумели поразить командный пункт (меня) точечным ударом клеветы, это привело бы к смерти организации.

Однако этого избежать все равно не удалось - слишком большой успех имели слушания. Как выразился один обозреватель: "в одну из комнат Пентагона с наглухо зашторенными окнами проник лучик света". Слушания получили широкое освещение в прессе и в конечном итоге были упомянуты в журнале "Time". В результате, возможно неизбежном, была предпринята попытка подорвать эффективность моей деятельности.

Ныне покойный обозреватель Джозеф Олсоп, в те времена влиятельное лицо среди вашингтонских политиков, был известен как знаток тайных вражеских заговоров. 26 мая 1971 года в своей колонке, напечатанной в 600 газетах, он обвинил FAS в подготовке "резких личных выпадов" в отношении Фостера, отмечая, что я являюсь главной "движущей силой" Федерации и преследую цель - "достать" Джона Фостера. Многие люди, утверждал он, стремятся "убрать с дороги" Фостера, потому что он почти всегда оказывается прав в своих оценках оборонных достижений Советского Союза. "Есть все основания полагать, - добавлял он, - что д-р Стоун полностью разделяет взгляды своего отца, И. Ф. Стоуна, который за последние двадцать лет ни на йоту не отклонился от советской линии ни в одном оборонном или внешнеполитическом вопросе".

По существу, это было обвинение в государственной измене - попытке помочь врагу избавиться от препятствий со стороны Америки. Обвинение сопровождалось ссылкой на родственные связи. Причем взгляды моего отца подавались в извращенном виде. Даже для Олсопа это был выпад крайне низкого пошиба. Безусловно, радикальный журналист И. Ф. Стоун был намного левее Олсопа. Но в 1956 году после своей поездки в Советский Союз он опубликовал в своем знаменитом бюллетене "I. F. Stone's Weekly" следующее утверждение: "Это общество нельзя назвать хорошим, а его руководителей - честными людьми".

И это была только верхушка айсберга, состоявшего из множества его публикаций, отнюдь не следовавших советской линии и отмеченных независимостью автора. Деятельность И. Ф. Стоуна принесла ему такую известность, что по случаю его смерти в "The Washington Post" было напечатано с полдюжины статей и редакционных материалов, в которых отдавалась дань его работе, - намного больше, чем было напечатано после кончины Олсопа. Причем они были гораздо более теплыми; их писали коллеги, знавшие его десятилетиями. Другие газеты откликнулись аналогично.

В отношении же меня Олсоп утверждал (без всякого на то основания), что я "полностью" разделяю взгляды отца. Он совершенно ничего обо мне не знал. Его характеристики были полны ошибок. В своем материале он называл меня "крайне левым", в то время как я был не более чем либерал. Он называл меня "политологом", в то время как я был по образованию математиком. Он утверждал, что я выпускник Принстона, а я окончил Суортморский колледж и Стэнфордский университет.

Став объектом клеветы, я испытал весьма своеобразные ощущения. О выходе статьи я узнал заранее от своей тети, Джуди Стоун, которая работала в "The San Francisco Chronicle". Получив в "The Washington Post" предварительный экземпляр статьи в середине дня, я попросил их не печатать ее. (Оказалось, что "The Los Angeles Times", базовое издание принадлежавшего Олсопу синдиката Л.А. Таймс, воздержалось от печати этого материала, потому что редакция сочла содержащиеся в нем утверждения "недоказуемыми".) "The Washington Post" не согласилась и напечатала статью 26 мая. Кроме того, впоследствии она отказалась, к моему удивлению, включить в мое ответное письмо в эту газету простое упоминание того факта, что синдикат Л.А. Таймс отказался ее печатать.

Я попросил Скоувилла вступиться за меня. Вечером у него дома я, нервно заглядывая ему через плечо, увидел, что он собирается заявить: "Стоун не нуждается в защите" и перейти к обсуждению существа дела! Я срочно забрал назад свою просьбу и принялся добиваться поддержки самостоятельно. На следующий день, 27 мая, "The Washington Post" напечатала мой ответ и письмо в защиту моей честности, которое подписали Бете, Голдберг, Галперин, Мезельсон, Скоувилл, Виктор Вайскопф и Герберт Ф. Йорк. Только Джордж Кистяковски отказался дать отпор Олсопу, сказав мне: "Никогда не следует вступать в соревнования по мочеиспусканию со скунсом".

Главный редактор "The Washington Post" Бенджамен К. Брэдли написал статью, опубликованную в тот же день, что и мое письмо. Материал Брэдли был озаглавлен "Напыщенная риторика журналиста". Он цитировал риторические пассажи Олсопа и команды Эванса и Новака, включавшие клевету, но не упоминал моего имени.

Я был очень расстроен и рассматривал вариант подачи в суд за клевету. Однако юридический отдел "The New York Times" дал мне бесплатный совет. Оказалось, что суды теперь требовали от "общественных деятелей", подобных мне, "практически невозможного количества твердых свидетельств крайней неосторожности ответчика".

Но через две недели Олсоп попытался оболгать меня более эффективно. Он продолжал обвинять меня в государственной измене: "Д-р. Джереми Стоун и целый ряд других попавших под дурное влияние американских ученых сформировали мощное лобби [FAS к тому времени было уже двадцать шесть лет], направленное, как представляется, в первую очередь на подчинение американской стратегической политики стратегической политике Советского Союза".

В июне 1973 года стало известно, что у президента Никсона был "список врагов", включавший около 150 человек, 20 из которых были преподавателями или учеными. Оказалось, что я в него вхожу - один из самых молодых в этом отборном реестре, включавшем Макджорджа Банди, президента Йельского университета Кингмана Брюстера мл., бывшего одно время советником президента по науке Джерома Б. Визнера, историка и советника президента Кеннеди Артура Шлезингера мл., экономиста Уолтера Хеллера, президента Гарвардского университета Дерека Бока и Эдвина Ланда из Поляроида. Я всегда считал, что именно атаки Олсопа убедили администрацию Никсона, что я настолько плохой человек, что должен быть включен в этот список.

***

Из всего этого я сделал вывод, что журналисты, подобно федеральным судьям, являются независимой властью. Они могут лгать и передергивать, а большинство редакторов сделают вид, что ничего не происходит.

Я узнал также, что клевета надолго оседает в уголках сознания тех, кто хочет ей верить. И она может привести к потере друга. Но в итоге моя эффективность снизилась только в тех частях города, где я и так не имел особого влияния. Это укрепило мое нежелание работать на правительство, что, в свою очередь, принесло мне пользу. И это убедило меня в том, что любой реальный успех подтвердит справедливость афоризма: "ни одно доброе дело не остается безнаказанным".