Часть первая, теоретическая

Размышления

На кафедре Университета Бордо, где я проработала несколько лет, регулярно проводятся научные "среды". На последнем таком заседании выступал сотрудник Российской Академии наук и речь шла о том, что такое сейчас "российская идентичность". Докладчик заметил, между прочим, что в так называемых "нормальных" (или "благополучных") странах этническая идентичность занимает в ходе опросов четвертое место (после самоидентификации по полу, профессии и возрасту). Четвертое место для этнической идентичности меня вполне удовлетворило, однако подумав немного, я поняла, что мне явно не хватает идентичности по языку.

Наверное, каждому эмигранту рано или поздно приходится задавать себе вопрос, в чем в сущности состоит пресловутая ностальгия - в отсутствии ли березок (в широком смысле этого слова), привычной сферы общения, умения жить в данной нише и т.д. Для меня русский язык был всегда исключительно важным фактором, то есть не просто средством коммуникации, но и всей русской культурой и частью меня самой. Не думаю, впрочем, что представляю собой что-то исключительное. (Я надеюсь, что читатель понимает - речь не идет об элементарной трудности объясняться на чужом языке, но о том случае, когда чужим языком владеешь уже достаточно хорошо.)

В 70-х годах, когда еврейская эмиграция набирала силу и об отъезде начинали подумывать люди, еще недавно не представлявшие себе такой возможности даже теоретически, я прочла в самиздатском журнале "Евреи в СССР" статью Бориса Хазанова (тогда это имя мне еще ничего не говорило), где автор писал о невозможности жить в нерусскоязычной среде и в конце статьи - в шутку, конечно, - предлагал всем желающим эмигрировать собраться и махнуть вместе на какой-нибудь необитаемый остров, где можно будет по-прежнему говорить по-русски. (Я читала эту статью лет 30 тому назад и за точность воспроизведения не ручаюсь, но мысль была такая; во всяком случае, я запомнила ее именно потому, что она совпадала с моими ощущениями. Не знаю, как в конце концов решил для себя вопрос писатель Борис Хазанов, уже много лет живущий в Германии.)

Вся эта длинная преамбула понадобилась мне всего-навсего для того, чтобы поделиться несколькими наблюдениями о том, что происходит в голове бедного носителя языка, попадающего в среду массированного воздействия чужого языка.

Всю жизнь учить английский, окончить иняз, провести 20 лет, переводя научную литературу на английский, и после всего этого оказаться во Франции - не обидно ли? По правде говоря, некоторое и даже довольно неплохое знакомство с французским языком у меня было - я учила его в инязе три года в качестве второго языка, но, конечно, никогда не использовала его в реальном общении. Тем самым у меня была солидная грамматическая база (а это, на мой взгляд, один из важнейших компонентов при изучении языка - сколько бы разговорных выражений по наиновейшим методикам вы не выучили наизусть, вы все равно не почувствуете себя уверенно в языке, не имея грамматической базы).

Ну, и разумеется, как в случае с любым иностранным языком, выученным "искусственным", а не "естественным" способом, преобладал письменный аспект. (Хотя в инязе умеют преподавать языки и много времени уделяется устным аспектам, что, при усердии студентов, приносит, как правило, очень хорошие результаты.) Это преобладание письменной стороны, а, вернее, подход к языку через написание в моем случае привел к тому, что, говоря по-французски или по-английски, я как бы вижу мысленным взором запись той фразы, которую я произношу в данный момент. Конечно, все это происходит очень быстро, но я как бы отдаю себе отчет во всех непроизносимых (а их много, особенно во французском!) буквах фразы. Это становится особенно очевидным, когда речь идет о французских спряжениях - буквально видишь все 4-5 непроизносимых букв в конце слова, хотя их визуализация никому не нужна - почти во всех лицах окончания на слух очень похожи. Интересно, кто-нибудь еще испытывал подобное ощущение?

Но несмотря на то, что французский не был для меня языком совсем незнакомым и я слегка могла на нем говорить, самым трудным аспектом было, конечно же, понимание. В первый год я много ездила на общественном транспорте и прислушивалась к тому, что говорят вокруг - часто невозможно было вычленить отдельные слова из услышанной фразы. Когда мы слушали радио, мы примерно понимали, о чем идет речь, но с одинаковым успехом могли понять информацию как в отрицательном, так и в положительном смысле. Неплохо понимали французов, обращающихся к нам поодиночке, но абсолютно теряли нить разговора, как только в нем начинало принимать участие несколько человек.

Здесь можно миновать фазу "вхождения в язык", с внезапными "удачными" днями, когда вы говорите так хорошо, что просто сердце радуется, и с такими же внезапными провалами, когда не можете связать двух слов. Я заметила, что виной тому не только загадочные неформулируемые факторы, но и тот человек, с которым вы говорите. С некоторыми разговор идет через пень колоду, с другими, наоборот, с первого же раза все проходит на удивление гладко. Но, боюсь, здесь опять вмешиваются все те же загадочные факторы.

Вот еще одна интересная деталь. Всем известно, что практически невозможно говорить на иностранном языке с человеком, который понимает твой родной язык. При этом многие знакомые, живущие заграницей, неоднократно писали, что после двух-трех лет проживания там им стало легче писать мейлы даже бывшим и не бывшим соотечественникам на чужом языке, чем по-русски. Эти заявления меня слегка удивляли и даже забавляли, особенно когда эти же люди, в доказательство своих слов, писали мне что-нибудь по-английски с чудовищными ошибками. Но потом я стала замечать, что во время занятий с французскими студентами я и сама норовлю перейти на французский (на котором тоже, конечно, делаю ошибки); видимо, объясняется это именно самой главной функцией языка - коммуникативной - вам важно, чтобы вас поняли и поняли правильно. Если же вы объясните то же самое по-русски в надежде, что студенты вас поймут (должны! ведь это их будущая специальность!), - разочарований и недоразумений не избежать.

А теперь- немного о том, что происходит в (моем) мозгу. Как-то я впервые довольно долго общалась с приятельницей из Чили по-французски. Понимать ее мне было легче, чем натуральных французов, и вечером я почувствовала какой-то качественный сдвиг, который реально выразился в том, что ночью мне впервые приснился сон "по-французски". Я беру эти слова в кавычки, поскольку неизвестно, как речь функционирует во сне: действительно ли мы доходим до вербального уровня фразы или же нам только кажется, что во сне мы говорим на каком-то языке. Во всяком случае, до этого я никогда не просыпалась с ощущением сна "по-французски".

Вообще иногда я себя чувствую не человеком, а компьютером. Наверное, все, кто когда-либо учил больше одного иностранного языка, сталкивались с таким фактом: если вам нужно вспомнить слово языка, позднейшего по времени изучения, в голову упорно лезет слово из предыдущего, как будто у вас в мозгу есть такая ячейка, на которой наклеена этикетка "иностранный язык", и в эту ячейку языки складываются не по степени родства, а именно по порядку их "загрузки". Это становится еще очевиднее при изучении третьего языка: когда я учила немецкий, то вместо немецких всплывали не английские слова, что было бы логично, так как эти языки родственные, а французские, так как французский я учила после английского и перед немецким.

Точно так же один из моих теперешних учеников норовит вставить вместо русского слова японское, так как это последний язык, который он учил перед русским. Наверное, многим знаком и ступор, когда в ходе беседы приходится говорить по очереди на двух иностранных языках. Ощущение такое, что в мозгу произошла блокировка, какие-то колесики сцепились и никак не расцепятся, и вы несколько секунд молча разеваете рот, пытаясь произнести хоть что-нибудь.

Но вот наступает, наконец, момент, когда вы достаточно "облучились" языком, и отдельные слова и выражения без всякой на то надобности начинают в самые неожиданные моменты возникать у вас в голове. Вы как-то вдруг понимаете их смысл и как их нужно использовать, и вам хочется непременно их употребить прямо сейчас, а случай, как назло, не представляется. Тут возникает очень странный феномен. Если раньше вы не могли дождаться, когда французские гости разойдутся и вы снова сможете говорить в собственном доме на родном языке, вы вдруг начинаете даже в разговоре с домашними употреблять какие-то куски французских фраз. И речь не идет о тех реалиях, которые вы узнали только во Франции (например, водить машину мы научились только здесь, и поэтому для нас естественно употреблять в этом случае французские термины; то же относится и к разным банковским и административным делам). Нет, начинаешь вставлять в русский разговор фразы, которые с тем же успехом мог сказать по-русски, а вот говоришь почему-то по-французски. Для меня это одно из самых загадочных явлений.

Я задала сама себе этот вопрос: почему? - и ответов у меня получилось два. Первый: видимо, у нас не совсем пропадает свойственное детству стремление "собезьянничать", проимитировать только что услышанное (может быть, именно этот механизм способствует тому, что ребенок легко и быстро овладевает языком?). И второй: те фразы, которые мы ежедневно употребляем в разговорной речи, поневоле - самые клишированные блоки языка. Когда я говорю их по-русски, я не замечаю их клишированности, до тех пор пока вдруг не осознаю - да ведь это тот самый блок, который я только что выучила по-французски! Клишированность становится явной, и тут я вдруг чувствую, что из-за этого мне неудобно это выражение употреблять. Сказанные же по-французски, эти фразы тем самым как бы берутся в кавычки, вроде выделяются иронической интонацией, и неудобство исчезает - я просигнализировала своему собеседнику, что я эту клишированность осознаю.

Кроме того, в родном языке, в силу частого употребления каждодневных формул, мы давно уже перестали обращать внимание на их внутреннюю форму, первоначальный смысл (если воспользоваться примером К.Чуковского, говоря "Ломоносов" или "Грибоедов", мы не замечаем ни сломанного носа, ни поедания грибов; то же самое относится и к выражениям "зарезать на экзамене" или "сидеть на шее"). В иностранном же языке самые затертые фразы воспринимаются нами свежо. Например, если я говорю: "Молодец!" - это просто похвала кому-то, вне всякой связи с былинными молодцами и тому подобными вещами. Если же я воскликну: "Chapeau!", - то так и представляю себе человека, в знак восхищения снимающего шляпу.

На этом самое время закончить довольно смутную теоретическую часть и перейти к части практической.

• Часть вторая, практическая (Примеры)