Часть вторая, практическая

Примеры

Очень бы хотелось сейчас снова перечитать повесть Короленко "Без языка". Думаю, с моим новым опытом это должно произвести на меня большее впечатление, чем когда-то. Про меня, пожалуй, нельзя сказать, что я живу здесь, во Франции, без языка. Французы, так те вообще постоянно говорят комплименты, а некоторые доходят в своем безрассудстве даже до того, что утверждают, будто у меня нет акцента (такое мне уже говорили дважды). Акцент, конечно же, есть; просто он, видимо, не сразу бросается в глаза.

Итак - значит, с языком? Увы, не так все просто.

Вот простая и совершенно обыденная сценка. Люди собрались на административное заседание, чтобы обсудить какой-то документ - условно скажем: статус факультета. Текст заранее разложен секретаршей. Все рассаживаются вокруг стола, листают его, обсуждают, комментируют то одну фразу, то другую. Один лишь я фактически выключен из этого процесса. Просто я не могу делать два дела одновременно. Я либо читаю - и тогда уже не могу слушать, что говорят другие. Либо же я слушаю (и даже понимаю, что априори не так уж и очевидно), но только тогда не могу читать. Читать в полглаза и параллельно с этим слушать в пол-уха - нет, это занятие не для меня!

Другой пример. У меня есть добрый знакомый, француз, которого очень интересуют вопросы правописания, правильного употребления языка и т.д. Советоваться по разным языковым вопросам я всегда хожу именно к нему. Бетрема (так его зовут) как-то сказал, что очень не любит пользоваться указкой. Необходимость держать в руках посторонний предмет отвлекает его, сбивает с мысли, он теряет нить изложения. По сравнению с этим даже неудобно и объяснять (уж очень банально), до какой степени сбивает с мысли необходимость говорить на чужом языке. Слишком много интеллектуальных сил уходит на ту деятельность, которой обычно вообще не замечаешь, - на сам процесс говорения. Один мой близкий друг, московский математик, настолько быстрый разумом, что мы его здесь условно назовем Невтоном, - так даже и он говорил, что не может говорить по-английски и соображать одновременно.

В Москве я мог идти на занятие, взяв с собой список задач. Здесь я должен иметь при себе также и список решений. Стоит допустить на доске хотя бы даже простенькую арифметическую ошибку, и очень часто я уже не могу из нее выпутаться. О том, чтобы решать задачи прямо на ходу, нечего даже и думать. (Где-то на пятом году работы я впервые на это решился, и то лишь потому, что задачи были очень хорошо знакомы.) То же относится к плану изложения. По-русски я могу говорить - и параллельно с этим обдумывать последовательность дальнейшего изложения. Совершенно немыслимо делать это по-французски!

Вообще, лучше стараться не допускать никаких импровизаций. Всегда рискуешь наткнуться на слово или на выражение, которое не знаешь, как сказать. Преподаватели-французы часто жалуются, насколько их положение хуже, чем у чистых исследователей из CNRS (это что-то вроде академического института - в том смысле, что работающие там занимаются только исследованиями): очень много времени и сил приходится тратить на преподавательскую работу. Конечно, они никогда не были в нашей шкуре. Помню, другой мой коллега рассказывал, что в какой-то год он первый семестр проработал в Петербурге, где имел нагрузку в 20 часов в неделю, а второй семестр - где-то в Америке, где у него было всего 7 часов в неделю. Так он говорил, что особой разницы не почувствовал.

В преподавании есть еще один аспект, который хотелось бы упомянуть. Я считаюсь хорошим преподавателем, и это, в частности, еще и потому, что у меня есть чутье на трудные места. В таких местах надо как-то замедлиться, притормозить, повторить несколько раз. Что делал я в таких случаях в Москве? Я повторял одно и то же три-четыре раза, только в разных выражениях, чтобы не было занудно. А что я делаю здесь? Здесь я пытаюсь делать то же самое, да вот только найти разные выражения не всегда получается. Так, бывает, и повторяю по три раза одно и то же, слово в слово, а сам готов со стыда умереть: ну до чего же скучно!

Одним из лекторов у нас в университете в Москве был Марк Иосифович Вишик. Уроженец Западной Украины, когда она была еще под Польшей, он уже давно жил в Москве и говорил грамматически совершенно правильно, да и еврейский акцент у него был такой легкий, что почти и не чувствовался. И тем не менее про него рассказывали, что когда-то давно, в прошлые годы, он говорил: "Рассмотрим H (аш) с кри-шеч-ком". Интересно, что рассказывают мои студенты про меня? Как я вместо "складывать" говорил "помогать" (aider вместо additionner - потому что по-английски будет add)? А может, и посмешнее что-нибудь, о чем я сам не догадываюсь.

Вообще, я понял, что человек, который говорит "моя чемодана очень тяжелая", просто превосходно владеет русским языком. Он не только знает все нужные слова, но и умеет согласовывать прилагательные и притяжательные местоимения с родом определяемого существительного. Ну, подумаешь, он забыл, что чемодан - мужского рода! Да вот же и по-французски valise - женского рода. Оказывается, что язык необычайно "неустойчив", т.е. попросту чувствителен к мелким деталям. Скажешь вместо "окна запотели" "окна вспотели" - сразу получается смешно. Скажешь про человека "он два года лежал в тюрьме" - опять смешно. А ведь по существу в выражении "сидеть в тюрьме" ничуть не больше логики, чем в "лежать в тюрьме". Просто - так говорят, а так не говорят. Или вот пример из французского: j'en doute - значит "я в этом сомневаюсь"; je m'en doute - значит "я так и думал" (т.е. фактически значит: "не сомневаюсь").

Тут мы вплотную подошли к этой ужасной особенности любого живого языка. Язык не изобретается. Он такой, какой он есть. Нельзя надеяться на то, чтобы придумать правильное выражение: его нужно знать. Вот, например, одна из трех дверей, ведущих в подъезд, забита, и вам нужно написать об этом предупреждающую бумажку, чтобы повесить ее на эту дверь. Что вы напишете? Есть много вариантов. Например: "прохода нет". Или: "проход закрыт". В любом случае вам никогда не придет в голову написать то, что напишет любой француз: "porte condamnee" (т.е. буквально: "дверь приговорена"). В этом нет никакой вычурности; так говорят все, в том числе и простые работяги. Просто такое выражение. И если вы его не знаете, то догадаться или придумать - безнадежно.

В очередные летние каникулы мы поехали в Дордонь. Стояла жуткая жара, и меня покусали какие-то гады - как впоследствии выяснилось, личинки клещика-краснотелки. Возникла сильная аллергическая реакция, температура перевалила за 40, в общем, стало понятно, что надо идти к врачу. И тут вдруг выяснилось, что от меня ускользнули целые пласты лексики. Еще совсем недавно казалось, что я уже вполне могу обитать во франкоязычной среде без посторонней помощи. И вот вам: как сказать "чешется"? Как сказать "бинт"? "Волдырь"? "Мазь"? Все, что я мог, - это показать свои жуткие волдыри на ноге и - мычать, как глухонемой: "Мм, мм!"

Когда-то в старину в России заканчивали письма так: "Примите, милостивый государь, уверения в совершеннейшем к вам почтении". (Потом стали сокращать: "Примите и проч.") Все это - явное заимствование из французского. Во французском аналогичные формулы действуют и сейчас. Что-нибудь вроде "Je vous prie de croire, chere Madame, en l'assurance de mes sentiments distingues". На самом деле такая формула не одна, их много. Однажды я, в бытность свою директором департамента, написал официальное письмо декану факультета, а в конце вставил "assurance de mes salutations respectueuses". Где-то подсмотрел такое выражение. Показал письмо профессору-французу, а он глаза вылупил и говорит: "Да ты что? Как ты пишешь? Это же твой коллега!" Оказалось, что salutations respectueuses отправляют только очень большому начальнику, т.е. точнее - далеко от тебя отстоящему: министру, префекту. А я написал декану, который такой же профессор, как и я сам.

В другой раз Бетрема показал мне, как заканчивает письмо большой начальник, когда он обращается к подчиненному. Я говорю: "Дай списать". Но ехидный Бетрема на это говорит: "Нет-нет, тебе это никогда не потребуется". - "Но для интереса же!" - "Нет-нет, тебе это ни к чему". Так и не дал. Но? С другой стороны, было бы это по-русски - я бы и сам сразу понял. "Примите, милостивый государь, заверения в совершенно особом к вам расположении." Сразу видно, что это начальник пишет подчиненному.

И еще одна история. Приглашенный нами математик из России хотел, чтобы его жена тоже приехала во Францию. Для этого ей нужна была виза, а для визы - приглашение. Проблема тут чисто техническая: приглашение должно быть написано от имени университета, а университет, формально говоря, никакого отношения к жене не имеет. Ну, ничего: у меня есть заготовка (по-английски), когда-то использованная в похожих обстоятельствах. Мол, так и так, университет пригласил вашего мужа, и будет очень рад, если вы к нему тоже присоединитесь, а его зарплаты вполне хватит на вас обоих.

Перевожу на французский. Зная, что текст пойдет в посольство, на всякий случай показываю Бетреме. А он прочитал и говорит: "Ну, нет: если ты так пишешь, то в конце нужно поставить вовсе не "sentiments distingues", а "grosses bises" (по-нашему было бы примерно "чмокаю в щечку"). Оказалось, что стиль моего письма несколько легковесен: не буквально, конечно, но что-то вроде "мы будем скакать от радости, если вы тоже приедете". Я сам этого совершенно не заметил. Как-то и сын рассказывал (еще в лицее), что у них в учебнике французского были приведены четыре образца стиля. Все фразы были для него полностью понятны. Но никакой разницы в стиле он в них не находил.

Эпиграф, заключение и мораль в одном абзаце

Израильский математик Моцкин как-то рассказывал нам такую историю. Его семья жила на Ближнем Востоке, в гуще всевозможных языков и народов. Традиционной деятельностью была, конечно же, торговля. Естественно, члены семьи знали множество языков, что-то около двадцати, будучи при этом неграмотными. (Очень похожая ситуация описана в книге Нобелевского лауреата Элии Канетти "История моей юности".) И старая бабушка часто повторяла внукам: "Ну что толку знать двадцать языков, если вы при этом неграмотные? На языке нужно уметь читать, уметь писать грамотно - и тогда пяти языков вполне достаточно!"