Русский Журнал / Вне рубрик /
www.russ.ru/ist_sovr/20000809.html

Телевидение - это котлеты
Ян Шенкман

Дата публикации:  9 Августа 2000

Этого человека представили мне как продюсера одной из телевизионных музыкальных программ. Он назвался Вавиленом Татарским и категорически отказался раскрыть свое настоящее имя: ему строго-настрого запрещено давать интервью. Почему - будет понятно из нашего разговора.

Для тех, кто не в курсе: Татарский - главный герой "Generation "П"", последнего романа Виктора Пелевина. Роман этот, если вкратце, - о торговле иллюзиями, которую осуществляют наши средства массовой информации. О том, что зомбированы не только потребители, но и производители этой информации.

Татарский Пелевина - копирайтер и продюсер, с головой ушедший в виртуальную реальность наркотиков, хитрой науки паблик рилейшнз и телевизионных сетей. Ему дана власть над умами, и он порабощен этой властью.

Мой Татарский в отличие от пелевинского выглядел вполне антропоморфно. Встретиться со мной, как выяснилось, его побудила статья в апрельском номере "Огонька". Речь там шла о синдроме воздействия, при котором человеку кажется, будто его зомбируют неизвестные силы. Авторитетные ученые и врачи определи этот синдром как психическое отклонение и категорически отвергли саму возможность зомбирования. Мой собеседник, исходя из своего телевизионного опыта, изложил противоположную точку зрения. Я стал задавать вопросы.

Ян Шенкман: Говоря о зомбировании, часто упоминают 25-й кадр. Что это за кадр, и как он может зомбировать?

Вавилен Татарский: Считается, что человеческий глаз способен воспринимать лишь 24 кадра в секунду, а 25-й воздействует уже прямо на подсознание, минуя наш разум. Если у тебя когда-нибудь брали энцефалограмму, тебе знакомо это мелькание перед глазами и токи, возникающие в мозге, которые измеряет аппарат. Телевидение воздействует по похожему принципу. Был, например, такой японский мультсериал "Карманные драконы" ("Pocket Dragons"). У нас он, по-моему, не шел, а в стране восходящего солнца идет уже много лет. Сюжет не имеет значения: какие-то мультяшные уроды прыгают, ржут, мочат друг друга из транклюкаторов японских. Так вот лет пять назад во время одной из серий на экране что-то мелькнуло, и сотни детей вдруг почувствовали себя плохо: тошнота, головокружение, общее недомогание. Детей потом долго лечили, приводили в чувства.

Я.Ш.: На нашем телевидении такие фокусы тоже используют?

В.Т.: Сказать стопроцентно, что используют, нельзя, как и стопроцентно отрицать это. Были случаи, когда люди прокручивали запись на сильно замедленной скорости, отлавливали лишний кадр и таким образом уличали телевизионщиков. Однако воздействие двадцать пятого кадра на человека не доказано и не исследовано. В Законе о рекламе (статья 11) ясно сказано, что такая фигня запрещена. Правда, те, кто писал закон, и те, кто его читает, мало знают о том, что это такое. Так что статья 11 послужила лишь инструкцией для экспериментов.

Я.Ш.: 25-й кадр - наверняка не единственный способ, которым телевидение влезает в наши мозги.

В.Т.: Есть, например, есть такая современная технология - "Web choice TV". Это когда в звуковом сигнале с телевизора закодированы тоновые импульсы, похожие на тоновый набор по телефону. Если подключить к телевизору компьютер со специальной программой, то по этим звуковым кодам вызываются определенные страницы Интернета. Предположим, у тебя работает компьютер и работает телевизор. Диктор, допустим, комментирует футбол или "Формулу-1": "Вперед вырвался Шумахер". Раз - и у тебя в компьютере появился Шумахер: вид сбоку, вид спереди, четыре колеса, все как надо. Работает принцип гиперссылки, вызываемой телевизором по сети Интернет. А во время рекламы по сети вызываются другие вещи, чтобы люди не выключали телевизор.

Я.Ш.: То есть цели коммерческие?

В.Т.: Цель в конечном итоге одна - чтобы больше людей смотрели канал. Потому что цена на рекламу устанавливается на один пункт рейтинга. А рейтинг - это количество людей, которые смотрят ящик в данный момент.

Я.Ш.: Твоя программа применяет эти технологии?

В.Т.: Моя программа, как и многие другие, до такого еще просто не доросла. Реально используются более простые, я бы сказал, пещерные методы. Взять хотя бы выборную кампанию 95-96-го годов. Мало того, что информация о Ельцине носила позитивный характер, она еще встраивалась в позитивный контекст. Скажем: успешно запущен спутник, открыт новый детский сад, инвалиду пришили ногу, операция на сердце прошла успешно, слониха родила двойню, и, наконец, - Ельцин встретился с шахтерами. Это называется по-английски "Spin doctorу" - умооперативные технологии. А Зюганова встраивали в иной контекст: упал самолет, приехал Зюганов, сгорел дом... Эти технологии не являются телевизионными ноу-хау. Они давно отработаны в области коммерческой рекламы. И оттуда плавно перетекли в политический пиар.

Я.Ш.: Всем, даже ярым поклонникам сериалов, ясно, что эти сериалы - способ морочить нам голову. То есть те же умооперативные технологии. Но кто и с какой целью клепает нам мозги - по-прежнему остается загадкой.

В.Т.: Сериалы были первым знакомством нашего человека с телевизионными технологиями. Помнишь, как сходили с ума люди, которые считали "Просто Марию" вполне реальным лицом? Ставили телевизор на стол, наливали ей стакан чаю, считали ее членом семьи... Советский человек еще просто не знал, что такое сериал. Мы думали: иностранный, да еще много серий - ну это заведомо не может быть плохо, а значит стоит смотреть. Максимум, что нам показывали раньше, - "Сага о Форсайтах" в двадцати сериях. Но, во-первых, там и литературная основа не маленькая. А во-вторых, эта штука требовала все-таки какого-то напряжения мозгов в отличие от "Просто Марии".

Готов поспорить, что ты помнишь имена наиболее отъявленных героев сериалов, которые, может быть, и не смотрел. Луис Альберто, Хосе Игнасио, были такие чуваки. Прячь голову под подушку, закрывай уши, выключай телевизор - все бесполезно. Информация тебя все равно найдет. Как это происходит? Очень просто: показы в одно и то же время, постоянные герои и готовые, как консервы, ассоциации. Помнишь, как страна вымирала, люди бросали работу, ожидая, кого из трех женихов выберет очередная латиноамериканская дура?

В Латинской Америке, которая очень на нас похожа, сериалы стали мощным орудием формирования мировоззрения. В Венесуэле, если не ошибаюсь, регулярно показывали нечто вроде наших "Кукол", только разыгранных живыми актерами и повторяющих реальные новости в пародийном варианте. Таким образом они президента своего уконтрапупили. Они его карикатурно изобразили в этой программе, и получилось, что он коррумпированная сволочь и должен немедленно покинуть свой пост. Прокуратура вдруг разинула глаза и сказала: "Батюшки, да он же действительно сволочь, давайте его привлечем". И привлекли. Вот тебе волшебная сила искусства.

Я.Ш.: В старом американском боевике герои, отлученные от радостей цивилизации, скучают по рекламе кукурузных хлопьев. Это чисто американское явление?

В.Т.: Не сказал бы. Реклама кукурузных хлопьев принципиально не отличается от программы "Время". Когда "Время" закрыли, это считалось завоеванием перестройки. А потом почувствовали: что-то не то, необходимые вещества перестали поступать в кровь. Пришлось программу восстановить. Телевидение - как капельница, а организм наш сам по себе лишен политических пристрастий. Он требует того, к чему привык за многие годы.

Я.Ш.: Можно ли просмотр телевизора воспринимать как наркотик? С подсадкой, ломкой и всеми атрибутами наркомании?

В.Т.: Суди сам. Чтобы посмотреть хороший фильм, я должен взять журнал, посмотреть - в каком кинотеатре он идет. Потом съездить, купить билет и какое-то время своей жизни этому уделить. Чтобы то же самое увидеть по телевизору, делать мне ничего не надо. Достаточно нажать на кнопку. Это фактически капельница, катетер. Капает глюкоза, жизненные процессы поддерживаются, в принципе все нормально. Быстрорастворимое удовольствие, для которого не нужно предпринимать усилий - к этому, естественно, привыкаешь.

Я.Ш.: Ты когда-нибудь принимал наркотики?

В.Т.: Да, конечно.

Я.Ш.: Можно ли сравнить ощущения телевидеомана и наркомана?

В.Т.: В принципе, можно. Но уместнее сравнивать с зависимостью от компьютерных игр. Реальность пропадает, остается мнимая реальность. В наркотическом варианте средоточием мировой мудрости может оказаться божья коровка, карабкающаяся по листику. С телевизором иначе. Когда вы смотрите в эту бездну, бездна смотрит на тебя.

Я.Ш.: Есть ли у тебя как у профессионала личные способы защиты от вышеописанных технологий?

В.Т.: Я, например, на работе смотрю телевизор без звука, первым буддийским способом. Ведь иногда приходится контролировать целую стену мониторов. А уж 24 часа за пультом делают человека и вовсе невменяемым. Есть примеры.

Впрочем, дело не только в количестве телевизионных часов. В 1994 году мне поручили найти кадры появления генерала Лебедя у Белого Дома во время путча 1991 года. Для этого я за пару дней просмотрел путчевые архивы всех иностранных телекомпаний в Москве. Я тогда работал в корпункте одной маленькой, но гордой европейской страны. Мне дали на просмотр порядка двадцати полуторачасовых кассет, на которых был запечатлен август 91-го года. Когда я вышел на улицу обратно в 1994 год - я опупел и с трудом разобрался, где реально, а где виртуально. Это был шок, хотя я подходил к работе профессионально и мне казалось, что увиденное меня не затронуло.

Я.Ш.: Эффект от программ типа "Старой квартиры" или "Старого телевизора" примерно тот же. Такая дурная машина времени.

В.Т.: Принцип этих программ - "показывать больше, чем показываешь". Для этого не нужно ничего изобретать. Достаточно воспользоваться уже имеющимися у людей представлениями. В психологии это называется "работой с готовыми образами". Тот же самый "Web choice TV" - маленький сигнальчик, намек, а у тебя в голове не мерянные ассоциации. Тебе промежду прочим назвали фамилию "Штирлиц", а перед глазами уже картинка и целый ряд мыслей по этому поводу. Этот прием называется "наведение". И вот он как раз имеет прямое отношение к зомбированию.

Был такой американский фильм "Телефон", где Чарльз Бронсон играет советского майора, засланного в Штаты. Он глубоко законспирирован и глубоко загипнотизирован. Когда он слышит стихотворение Роберта Фроста - сразу же достает взрывное устройство и взрывает ближайшую военную базу. Его уже ничто не остановит. В общем, у него есть программа. Просто нужно ее вызвать, назвать ключевой код.

Хакеры втихую насыщают компьютерную сеть вирусом, который срабатывает в день X сразу во всех компьютерах. Точно так же можно поступить и с человеком. Сказать: "Ребята, готовьтесь, в один прекрасный день может понадобиться ваша помощь". А потом: чик, день настал. И все уже готовы.

Я.Ш.: В период перестройки и в начале 90-х годов вдруг появилось огромное количество людей, которые жаловались, что на них оказывают психотронное влияние через телевизор, через спутниковую антенну, через розетку...

В.Т.: Даже из анализа открытых источников ясно, что такая штука существует. Перед Думой чуть ли не каждый день собираются противники психотронного оружия. На них, правда, давно никто не обращает внимания.

Я.Ш.: А вот академик Тиганов, ученик печально известного Снежневского, утверждает, что все это туфта, а люди, которые говорят о психотронном оружии, - чуть ли не вялотекущие шизофреники.

В.Т.: Самое изощренное ухищрение дьявола в том, что он доказал: его не существует. Если есть заведомое убеждение, то любым свидетельствам очевидцев никто не поверит. Разумеется, психотронное оружие существует. Не нужно быть академиком, чтобы это увидеть. Надо просто держать глаза открытыми, как наш друг Пелевин.

Я.Ш.: Технологии достаточно высоки. Кто и зачем ими пользуется?

В.Т.: Технологии не так уж высоки. Они доступны опытным электронщикам и связаны с воздействием на мозг токов определенной частоты. У спецслужб опытные электронщики, безусловно, имеются. Ходят слухи, что в определенные дни, когда ожидаются массовые волнения, делают так, чтобы люди чувствовали себя подавленными, тупыми, безвольными, чтобы было лень идти на демонстрацию или погром. Кто-то от этого плохо себя чувствует, кто-то вообще коньки отбрасывает. А нам говорят: магнитные бури, магнитные дни действуют на башку. Вызвать это воздействие можно искусственным путем. А средством переноса энергии вполне может служить телевизор, как источник электромагнитных колебаний и излучения.

Я.Ш.: До какого состояния можно довести человека таким способом?

В.Т.: До любого. Тебе скажут, например, фразу: "Слоны идут на водопой". Ты ответишь: "Есть!" - и выпрыгнешь из окна. Наше счастье, что в России бардак распространяется и на спецслужбы. А в бардаке трудно работать профессионально.

Я.Ш.: Американцы занимаются этими технологиями?

В.Т.: Занимаются, безусловно. Но поскольку у них существует строгий контроль за подобными вещами, применять их в массовом порядке там гораздо труднее. Да и конкуренция очень высока. Если у нас ОРТ - один канал из трех, способных на такие вещи, то там он был бы одним из тридцати трех. А для того, чтобы достучаться до человека, нужно подобие монополии на его внимание к телевизору.

Я.Ш.: В постсоветское время мы слегка согнулись под грузом самой разной, часто необязательной информации. Многие приобрели привычку не читать прессу, а пролистывать, не смотреть телевизор, а переключать программы...

В.Т.: Казалось бы: больше программ дает больше степеней свободы. Однако каждая из них еще сильнее привязывает нас к телевизору. Был когда-то один первый канал. У него профилактика - значит, ты не смотришь ящик. А когда программ тридцать три - тридцать три повода их смотреть. Тридцать три программы - это тридцать три степени несвободы. Вместо того чтобы сражаться с одним демоном, ты сражаешься с тридцатью тремя. Один отдыхает, а тридцать два тебя колошматят. Змей Горыныч такой.

Через год-полтора у меня будет четыре программы, я заработаю в четыре раза больше денег. Одной программой я тебя достаю по спортивному поводу, другой - по поводу политики и так далее. Каналы общего назначения - это вчерашний день. Зачем мне смешивать все это в один толстый канал, когда можно развить на четыре веревочки, тебя за них попеременно дергать и получать в четыре раза больше рекламных денег?

Я.Ш.: Если ты понимаешь цинизм и опасность телевизионного ремесла, зачем же занимаешься этой не самой чистой профессией?

В.Т.: Давай разберемся. То, о чем я рассказал, - свойства телевидения, имманентно присущие ему. Но использовать их можно по-разному. Коль скоро у меня есть работающая музыкальная программа, я могу исполнять свою культурную миссию. Для того, чтобы заниматься гуманитарной помощью нашей угасающей культуре, я должен иметь хорошо работающее коммерческое предприятие, которое рождает и поддерживает спрос для своих продуктов. Телевизор вовлекает тебя в пассивное потребление. Пассивное потребление рано или поздно влечет за собой активное. Увидел по ящику клип Мадонны - пошел на концерт Мадонны и купил диск Мадонны. Те деньги, которые Мадонна получила с этого, она приносит мне, чтобы я чаще показывал ее клипы. Деньги рождают деньги. Таким образом, и ей хорошо, и мне хорошо. Да и потребителю, в общем, неплохо. Если это работает, я могу показывать ту музыку, которую считаю правильной. То есть - не совсем коммерческую.

Я.Ш.: И человек тут же выключит ящик.

В.Т.: Отнюдь. Я его уже прикормил, он мой. А на коммерческую приманку к моей кормушке придут и другие. И не спорь. Музыка без шоу-бизнеса - это музицирование на кухне. И то мы стремимся записать это музицирование на магнитофон.

Я.Ш.: В чем тогда разница между рабыней Изаурой и Пугачевой? И та, и другая - продукт.

В.Т.: Очень просто. Изаура не является стимулом к потреблению. Она лишь формирует сознание и подсаживает на рекламные блоки. А Пугачева - продукт безо всякой рекламы, сама по себе. Так что это разные виды спорта. Возвращаясь к твоему вопросу: лучше уж на потребление буду влиять я, который знает как правильно.

Я.Ш.: Тебе нравится власть, которой ты обладаешь над аудиторией?

В.Т.: Власти у меня никакой. Представь себе: на котлетную фабрику назначен новый директор, который взял соцобязательства, чтобы в следующем году его котлетами отравились не 100 тысяч человек, как в предыдущем, а девяносто восемь. Он хороший директор. Он понимает, что имеет дело с опасными вещами и котлетами все равно будут травиться. А если ему по фигу, сколько человек отравится - тогда всем нам кранты. Так вот: телевидение - это котлетная фабрика.

Я.Ш.: Что за люди работают на телевидении?

В.Т.: Как правило, это сброд, лучшие из худших, набранные по объявлению или по свисту в портовом кабаке, как на пиратский корабль. Кто-то из них виртуозно водит студийную машину или вставляет штекера, что уже не плохо. Но профессия, естественно, заключается не в этом. Два критерия профессионализма известны человечеству: владение навыками и понимание того, чем ты занят. Человек с хорошо поставленным ударом по мячу - еще не футболист. Главное в футболе - это правила. И для того, чтобы их соблюдать или нарушать, нужно их знать.

Есть среди телевизионных людей темные, низкооплачиваемые личности, которые с таким же успехом могли бы работать на гандонной фабрике (извините за слово "фабрика"). Они ходят на работу и не имеют понатия о том, что там происходит. Парадокс, но как раз из бывших осветителей и ассистентов порой и вырастают руководители телевидения. Поэтому их так легко сделать орудием чьих-либо интересов...

Люди, которые приходят на телевидение, и думают, что будут заниматься так называемым творчеством, - наивные идиоты. У меня на всех дверях висит специальный знак "креатива нет". Телевидение - конвейер, и мы должны котлеты делать, как было сказано выше.

Я.Ш.: Есть ли разница в технике промывания мозгов на центральном и на частном, периферийном канале?

В.Т.: Центральный канал - очень опасная вещь. К тому, что сказано в моей программе, вряд ли прислушаются. Мы несем людям радость: немножко музычки - вот, собственно, и все. А на ЦТ каждое слово на вес золота. Самый удачный сериал, на самом деле, - программа "Время". Она стояла в эфире много лет в одно и то же время, и все были на нее подсажены. Во всех казармах, тюрьмах, стройотрядах и психбольницах просмотр программы "Время" был обязательным пунктом распорядка дня. Позиция этой программы принималась за единственно верную.

Я.Ш.: Кто за всем этим стоит? Пелевин в романе уходит от ответа на вопрос. Виртуозно, но все же уходит.

В.Т.: Я думаю, что за этим стоит само телевидение, которое изначально сильнее, чем мы все вместе взятые. Ценностная основа, существующая в развитых обществах, - это защита от всесилия телевидения. Есть система отношений между теми, кто взял на себя ответственность за эти ценности (то есть государством), и телевидением. Вещательная директива, как это называется, допустим, в Германии, предписывает средству массовой информации определенные правила игры. Подробности не важны. Важно, что такая система есть. Можно спорить, насколько она совершенна, но ценности определены там на очень высоком уровне.

Я.Ш.: У нас есть подобие вещательной директивы?

В.Т.: Именно что подобие. На лицензии, как и на любые нормативные документы, у нас плюют. В принципе за наплевательство можно и привлечь. Но в том-то и дело, что когда все плюют, сама возможность привлечения становится объектом манипуляций. Например, то, что сейчас будет происходить с ТВЦ (отъем лицензии и выставление частоты на конкурс) - типичный вариант придирок. Все ходят на красный свет, но на одного пристально посмотрели, сцапали и тут уж припомнили ему все. У радио "Говорит Москва" таким же способом отняли частоту, и как бы в насмешку оставили кнопку на трехпрограммном приемнике. Можно было с тем же успехом оставить им плюсовой полюс розетки.

Возвращаюсь к разговору о ценностях. Поскольку у нас, в отличие от Запада, ценностный уровень толком не определен, масс-медиа оказываются заложниками противодействия интересов финансовых и политических групп. А потребитель, как ты сам понимаешь, оказывается заложником в квадрате. Жизнь ведь такова, что, живя в городе, невозможно не смотреть ящик.

А вообще-то на игле сидит каждый, так устроено индустриальное общество. Каждый, кто предоставляет услуги, является потребителем услуг, которые предоставляют другие. Смотреть на эту жизнь со стороны можно только из тибетского монастыря, точнее бутанского, где отсутствуют телевизоры.

Я.Ш.: Насколько абсолютна власть телевидения над людьми?

В.Т.: Есть понятие гражданского общества с либеральными ценностями (LV). И если что-то этим ценностям противоречит, люди соберутся на демонстрацию и всколыхнут общественное мнение. Те, кто компостирует мозги в цивилизованном обществе, вынуждены делать оглядку на это мнение. У нас все иначе. Можно выйти на футбольное поле с шипами на коленках, а на руках с боксерскими перчатками. Но, как ни странно, все это называется футболом, и мы хреначим. В нормальном футболе, если ты в пылу борьбы ударил кого-то коленкой в филейную часть, это будет твоим последним появлением на поле, по крайней мере, в этом матче. Господин Доренко, допустим, как раз и играет в такой батальный футбол. В нормальном футболе его бы дисквалифицировали.

Я.Ш.: В то же время великому Марадоне засчитали гол, забитый рукой.

В.Т.: Но тем не менее правил из-за этого не изменили. Засчитали, не засчитали, а поведение неспортивное.

Геббельсовский принцип пропаганды наше телевидение усвоило и приумножило: повторяй самые невероятные вещи, пока тебе не поверят. Можно сказать, что Чубайс - женщина. И если все время повторять - рано или поздно поверят.

Я.Ш.: Сказал же покойный Курехин, что Ленин - гриб, не нарушая при этом этических норм.

В.Т.: Он сказал это в соответствующем контексте с соответствующим выражением на лице. Да и то некоторые до сих пор верят этому утверждению. В этом жанре как никто преуспел сегодня Александр Гордон.

Я.Ш.: Какой образ жизни ведут телевизионные люди?

В.Т.: Это зависит от уровня в иерархии. Телевизионный менеджмент, к которому я принадлежу, ведет образ жизни, похожий на образ жизни любого менеджмента на любом производстве. С утра до вечера на работе. На разврат и пьянство при всем желании и даже естественной необходимости времени не хватает. Тем не менее, в Останкино я встречаю немало пьяных морд, и с утра в лифте нечем дышать. Единицей рабочего времени является смена, и человек напивается не ближе к вечеру, а после смены. Одного сотрудника мы, например, уволили за то, что он в голом виде оказывал сопротивление милиции в вестибюле Останкино.

Я.Ш.: Что такое черный и серый пиар, описанные в романе Пелевина с таким пиететом?

В.Т.: Слышал ли ты когда-нибудь слово "джинса"? Оно на телевизионном сленге и означает черный пиар, то есть скрытую (от начальства) рекламу. Если какой-то контроль за черным пиаром и существует, то на том же уровне, что и контроль за взятками гибедедешников. На теперешней рекламной заставке РТР изображена джинсовая ткань, на которую красиво въезжает слово "реклама". Юмор для посвященных.

Сюжеты в новостях также являются предметом торга, причем совершенно официально. Формально мы не обманываем народ. Просто сообщаем одни новости и не сообщаем других. Серый пиар - то же самое, но не под свою ответственность, а с ведома начальства, которое закрывает на это глаза. Черный, серый, не так уж важно┘

На самом-то деле искусство пиара в том, чтобы о тебе говорили бесплатно и чтобы средства массовой информации сами были заинтересованы в той информации, которую ты им предоставишь.

Я.Ш.: Мастер политического пиара Глеб Павловский - тоже Вавилен Татарский или человек другого ранга?

В.Т.: Нет, он скорее Эдик Дебирсян. Таких много, это собирательный образ. А тех, кто реально определяет направление наших мыслей, - единицы, и эти люди, разумеется, предпочитают держаться в тени. Недаром мне запрещено давать интервью. Помимо взрывоопасной информации, которую я ношу, каждая моя связная фраза - собственность людей, платящих мне зарплату. Режиссеры, которые получают Золотых львов в Каннах за лучшие рекламные ролики, первым делом говорят спасибо заказчикам, позволившим им сделать эту работу. Так что для того, чтобы состоялся хороший пиар, нужен хороший заказ.

Я.Ш.: Сюжетная канва "Generation "П"" имеет под собой реальную подоплеку?

В.Т.: Вполне. Например, агентство "Тайный советчик", которое упоминается у Пелевина, реально существует. Оно называется "Тайный советник" - я лично знаю этих людей. Фирмы описаны им вполне достоверно, и человека, который по сюжету работал таксистом в Лос-Анджелесе, я тоже знаю. Он сейчас расширяет сознание богатым клиентам, устанавливая у них аппаратуру, позволяющую принимать все мыслимые каналы телевидения.

Я.Ш.: Откуда же кулуарная информация стала известна Пелевину?

В.Т.: Он мог и не знать. Просто догадаться, а потом случайно краем уха услышать подходящую фамилию. Вся эта информация - не такая уж тайная и взрывоопасная. Так что не пытайся с помощью моих слов перевернуть общественное сознание. Если все то же самое прозвучит в программе "Время" - все равно никто не поверит. Хотя то, о чем идет речь, - лишь частный случай общих закономерностей.