История протекает во времени и в пространстве, полагали до Мишеля Фуко. После переворота в гуманитарных науках, совершенного французским мыслителем, принято считать с точностью наоборот. История, как процесс эволюции человеческого сознания, конструирует пространство, помечая его "флажками". Пространство обретает форму лишь на географической карте. История творит время, делая "зарубки" в бессмысленном его течении. Так создает свой календарь папуас, отмечая прошедший день. Так родители отмечают рост своих детей на дверном косяке. Жизнь не проходит бесследно - вот они, ее следы. "Здесь был..." - написано на парковой скамейке. Литература, искусство, архитектурные постройки, исторические события - магические граффити, создающие пространство и время.

Принято считать, что Земля, скажем, не является плоской, а представляет собой элипсоид вращения. Но верно ли это? Это зависит от дискурса. Договоренность о таком представлении в историческом плане недавняя и охватывает совсем небольшое количество людей. Большинству же населения Земля представляется, скорее всего, в виде большого шара-глобуса правильной формы. Собственно, по сравнению с представлениями древних прогресс не большой. Странно думать, что представления о реальности адекватно ее отражают. Эти представления не отражают, а создают реальность. Проще говоря, вне сознания не существует реальности и разделение последней на объективную и субъективную, виртуальную и актуальную верно лишь настолько, насколько мы об этом договариваемся.

В Германии вы можете опоздать на 5 минут, в России на 10-20, в Узбекистане вообще не существует понятия "опоздания", решающим является, пришли вы или нет. В каждом из этих случаев наше сознание создает свое время.

Жесткая сегрегация времени на прошлое - настоящее - будущее является европейским феноменом. Отсюда и жесткое разделение дня европейца буквально по минутам. Так же как многие традиционные культуры не отделяют своего настоящего от прошлого и умершие предки являются в этих культурах равноправными участниками событий, так и современное европейское сознание переносит свое будущее в настоящее.

Современный европеец все реже ведет дневник и пишет мемуары, все чаще он планирует свое убогое будущее в органайзере. Он теряет свое прошлое, боясь оглянуться назад. В его сознании прошлое и будущее поменялись местами. Европейское сознание застряло в пространстве мелкой повседневности, ловушке идеального настоящего, где на прозрачной двери, ведущей в будущее, написано "нет выхода", а на двери, через которую возвращаются в прошлое, - "нет входа". Что ж, в этом парниковом пространстве остановилось и время, каждый день похож на другой. Остается лишь пить чай и меняться местами за столом.

Время, словно прыгающего глупого кузнечика, посадили в стеклянную колбу искусственного пространства - телевизора.

А собственно, ведь мировая история и была историей покорения пространства и времени, построения империй. С упорством Сизифа герои подчиняли народы и занимали их территории. Героям грезилась планетарная империя. Им рисовалось идеальное общество в идеальном пространстве. Египетские фараоны и создатели Интернета пытались осуществить один и тот же проект - создать вечную и всеобъемлющую империю, где не осталось бы неуправляемых территорий. Зачем Александру Македонскому нужно было идти в Индию, Наполеону в Россию, а Гитлеру в Африку? Для чего советскому правительству был Северный полюс, перелеты через океан, запуск человека в космос? Почему американцы так стремились первыми высадиться на Луну, отправиться на Марс, для чего, наконец, Пентагону было рассекречивать способ связи между компьютерами в собственном офисе, получивший затем название "всемирной паутины"? Несомненно, все эти дорогостоящие проекты - от создания Третьего Рейха до полета Гагарина в космос и Интернета - объединяют не столько утилитарные потребности, сколько мотивы высшего порядка: покорение пространства как такового, расширение и обозначение границ своих владений, где бы господствовали единые ценности.

Личный социальный статус, статус любого сообщества напрямую связан не столько с объемом владения пространством, сколько с его организацией по принципу центр - периферия. Важен даже не реальный объем владения пространством, а степень его организованности, структурированности, которая достигается через сакрализацию этого пространства. Покорив Эверест, символически обозначив свою победу маленьким флажком, совершенно не обязательно оставаться жить на этой вершине. Главное в этой победе не физическое преодоление препятствия, а предпринятое духовное усилие, которое-то и позволило одержать победу над хаосом. Это духовное усилие преображает реальность, меняет иерархический статус, наделяя личность или сообщество тем или иным видом власти. Собственно власть - это и есть подчинение хаоса, будь то явления космического, биологического или социального порядка.

Империй (от лат. imperium - приказ, предписание, власть) - означал полноту военной и гражданской власти римских магистратур, позднее стал обозначать и территорию, на которую эта власть распространялась. Но главное в механизме осуществления власти - это воплощение предписания (слова, знака) в креативный импульс, меняющий актуальную реальность. Любая власть трансцендентна по своей природе, она является сакральной, поскольку невозможно до конца понять, как она функционирует. Почему еще вчера легкому движению руки подчинялись целые народы, а сегодня воля ослабела так, что ей не подчиняется и собственная рука? Магия власти действует по собственным законам.

Основание городов и строительство дорог - проверенный способ покорения пространства, расширения территории власти и способ ее экстраполяции. Если рассматривать империю как энергетическую систему, то город в этой системе будет являться генератором и аккумулятором власти, а дороги - ее ретранслятором. Собственно, дорога всегда являлась не только транспортной магистралью, но и путем со-общения, ретрансляцией приказа из пункта А (власть) в пункт Б (реальность). Способность власти аккумулировать ответы реальности на свои вызовы и определяет степень силы этой власти.

Классическим примером описанных здесь механизмов осуществления власти является история Древнего Рима. Римская империя создавалась прежде всего как империя городов и дорог. Разрушение "тела" западной Римской империи было связано с нарушением коммуникаций между центром и периферией. И хотя Рим оставался одним из крупнейших европейских городов даже в период остготского царства, он не мог уже конкурировать с менее крупными по численности и богатству, но более мощными генераторами власти - Карфагеном, Арлем и Константинополем. Все же Рим смог выжить как великий город, даже утратив свое административное значение, - столь мощным был здесь заряд imperium'а, столь высокой была степень концентрации власти. На протяжении веков после своего "падения" Рим оставался крупным образовательным центром, законодателем мод и светской жизни; наконец, Рим превратился в центр религиозной власти.

Ситуация сосуществования двух столиц - Рима и Константинополя - во многом зеркально повторилась в истории Российской империи.

Уже к началу XVII века стало окончательно ясно, что Россия все больше откатывается на периферию мирового исторического процесса. Византийская империя давно пала, исчезла империя викингов, территория "третьего Рима" - Московского царства, по которой проходил путь из варяг в греки, потеряла свою энергию. На месте Византии и в Скандинавии сложились новые цивилизации, с которыми Москва была не способна конкурировать.

Необходимо было прорваться к геополитическим центрам, расположенным в Европе, создать новые коммуникации, обрести новые европейские ценности, вновь войти в энергетическое поле власти. Решение этой задачи представлялось возможным путем строительства идеального города власти. Глобальные изменения в политике, проводимые Петром, не имели четкой стратегии, носили во многом импровизационный характер, и импровизация эта была на грани гениальности и безумия, как, например, строительство Петербурга.

Новый город был полностью ориентирован на центры генерации власти во времени - город Святого Петра, то есть священный Рим (какой уже по счету?) - и в пространстве - центр новой столицы должен был, по мысли Петра I, располагаться на острове Кронштадт (видимо, императору не давало покоя величие Англии).

Петербург создавался как своеобразная реклама нового образа жизни, идеальный город для идеального русского европейца. Как вспоминает один из очевидцев строительства города, "сюда привезена морем из Италии, Англии и Голландии масса мраморных статуй, колонн, даже целая беседка из алебастра". Образ новой столицы лепился буквально на ходу, и город становился похож то на Амстердам, то на Лондон, то на Венецию.

Вряд ли самими реформаторами, строителями Петербурга осознавались перемены, происшедшие в природе государственной власти, в том числе и отрицательные.

Если в Москве император оставался помазанником Божьим, то в Петербурге он превращался лишь в первого дворянина, первого среди равных. Император становился скорее чиновником и членом светского общества. Власть, перемещаясь из своеобразного запретного города - московского Кремля - на Петербургские просторы, утрачивала свою сакральную силу, священную защиту, превращаясь в управленческий механизм. Власть в Петербурге обретала публичность в буквальном смысле этого слова. Императора можно было встретить во время прогулки по Английской набережной.

В Петербурге проще контролировать улицу и регламентировать ее жизнь, но просматриваемость улицы дает и ее обитателям возможность наблюдать за властью. Власть и реальность контролируют друг друга в одинаковой степени. А это приводит к тому, что в один прекрасный момент реальность попробует занять место власти. Идея бесконечного бега, заложенная в градостроительной концепции Санкт-Петербурга, позволяет в какой-то момент поменяться местами преследователю и жертве, власти и реальности в виде, скажем, дворянского вооруженного восстания, бомбы, подброшенной под императорскую карету, или восстания городского плебса. Публичность власти, то есть известность, где находятся ее генераторы - государственные институты или отдельные представители, стирают священную границу между властью и реальностью.

Возвращение власти при большевиках в Москву было гениальным ходом. Большевистская власть, разместившись в Кремле, обрела сакральную силу. Если в Петербурге все институты власти сосредоточены примерно в одном месте, то в Москве, как и положено всему священному, власть - везде, она может быть далеко, а может быть рядом. Власть могла оказаться у тебя под ногами (как в случае с подземным комплексом ЦК на Старой площади), но тем сложнее становилось ее растоптать.

В Москве возможен заговор, путч, бунт, но не спланированная вооруженная акция, как в Петербурге. Москва, даже несмотря на прорубленные сталинские проспекты, остается закрытым городом. Стены Кремля здесь охраняют духи спящих героев, главный из них лежит в хрустальном гробу. Здесь горит священный огонь. Здесь хранится на невидимой Поклонной горе меч-кладенец. Да и новая власть предусмотрительно восстановила Иверские ворота, перекрыв вход на Красную площадь, и построила волшебный подземный дворец под Манежной площадью. Сказочным городам не нужны площади, ведь здесь не бывает волнений.

(Статья написана при финансовой поддержке РГНФ. Грант #99-01-16264)