По этим ребятам можно сверять часы. Ровно в половину двенадцатого их раздолбанный патрульный "Жигуль" сворачивает во внутриквартальный проезд и "диких" торговцев у тротуаров охватывает суета. Когда патрульные только начинали сбор дани, несколько лет назад, им приходилось, путаясь в ремнях автоматов, вылезать из машины, невзирая на погодные условия, шкандыбать к лоткам и получать собираемое возле, на виду у праздного внутриквартального люда. Теперь им проще: они останавливаются, торговец спешит к ним сам - или несет пакет с харчами (помидорчики, огурчики, зелень-мелень, яблочки), или сует в приоткрытое окно свернутые в трубочку деньги. Ребят-патрульных можно понять - организмы молодые, работа тяжелая, оперативная обстановка тревожная. Тут от одних нервов будет всегда сосать под ложечкой. Язва, понимаешь, гастрит-мастрит.

Как-то ребята, собирая дань, были застигнуты одним фотокорреспондентом, просто вышедшим пройтись с камерой. Жужжание перематываемой пленки заставило их встрепенуться, и они тут же проявили завидную активность: сначала попытались запихнуть корреспондента (человека с явными неславянскими чертами) в "Жигуленок", а потом, когда им под нос сунули всякие удостоверения и паспорт с московской пропиской, вступили с ним в переговоры по поводу возможного приобретения пленки. Один из них вытащил из кармана "бабки". Это была сумма!..

Корреспондент, уже через несколько дней рассматривая синяки на локтях (пальцы у ребят все-таки твердые), рассказал, что давно за патрульными наблюдает. Его вообще интересуют проявления халявы - так сказать, жизнь халявы во всей ее неприглядной наготе. Однако он затруднился с ответом на вопрос: откуда есть-пошла халява на нашей земле.

Смысл этого слова коренится в украинском "халява", то есть "голенище сапога". "Сходить на халяву" в бурсацкой среде, в среде учащихся духовных семинарий, значило украсть что-то на базаре и спрятать за голенище. Вспомним гоголевского "Вия". У Хомы Брута ("брут" - тяжелый, ленивый) было два приятеля - ритор Горобец ("горобец" - воробей, то есть вертлявый, суетливый) и богослов Халява (здесь фамилия-прозвище "халява" используется как воришка).

Назвать патрульных чистыми, беспримесными халявщиками трудно. Служба, погоны, опасности. Жизнь в общежитии. Да они и не воруют на базарах, а просто снимают жир с тех, кто отдан им на откуп то ли правительством города, то ли правительством страны, то ли - вялотекущим процессом жизни. Однако в выражении их лиц халявистость присутствует несомненно. Более того - она у них в крови.

Патрульные просто составляют один из подклассов "халявы". Примерно такой же, как подкласс "стололазов", который можно назвать наиболее примитивной формой. И несмотря на то, что настоящего "стололаза" отличает способность пройти самые плотные заслоны, оказаться своим в самой незнакомой среде, "стололазы" все-таки ощущают свою ущербность, и в моменты, скажем, поглощения дармовой еды и выпивки их нутро нет-нет да и выглядывает из-за якобы благополучного фасада.

Существует точка зрения, что корни русской исконной халявы не в бурсацкой все-таки среде, а в русской же сельской общине, где господствовал стойкий рефлекс: работа - неглавное, а главное - держаться своих, которые худо-бедно прокормят. Поэтому понятия о необходимости собственных усилий, о ценности-необратимости времени, о силе заработанных денег становились туманными, неотчетливыми.

Этот общинно-халявный менталитет, в частности, проявился после отмены крепостного права. Тогда выдавались крупные кредиты на поднятие хозяйства мужикам Тульской, Рязанской и других центральных губерний. Но очень немногие распорядились кредитом по назначению. Большинство кредиты проело и пропило. Однако, когда срок кредита истек, когда понадобилось отдавать деньги назад, в казну, требования правительства о возврате средств воспринимались как святотатство: мол, царь-батюшка деньги жаловал √ значит, отбирать жалованное - оскорбление самого Царя, то есть - большой грех!

Прошло почти полтора века, но стремление непременно получить подарок, урвать эдакую шубу с царского-барского плеча, осталось. Уже постсоветское, возглавляемое Егором Гайдаром правительство выделило деньги на переезд теряющих работу шахтеров Воркуты "на материк", в центральные районы России. Суммы были сравнительно небольшие, давались не всем, но рассчитывалось, что денег все же хватит на то, чтобы, как говорится, начать новую жизнь. Ожиданиям сбыться было не суждено - подавляющее большинство пошло путем общинных предков: помимо проесть-пропить, понакупили видеомагнитофоны, ковры, телевизоры. И возвращать деньги никто не собирался. И не возвратил.

Откуда же идет эта "халява"? От несвободы? Это объяснение - одно из возможных, но дело не в объяснениях, а в том, что вся система построенного монструозного государства строилась на ее поощрении. После октября 17-го "халявно" настроенные массы взошли словно тесто, залили собой все пространства. Эта "халява" была крайне агрессивна, она добивалась своего кровью. И, по большей части, своего добилась.

И главным стало, естественно, не стремление к независимости, свободе и богатству, а встраивание в систему, получение благ за просто так, за здорово живешь. Так возникали "хлебные" должности, причем товароведы и прочие завмаги были лишь частным случаем общей "халявы". Сама система с верным авангардом НКВД-МГБ-КГБ, все правила распределения благ и услуг, все эти "профсоюзы школы коммунизма" и взвивающиеся кострами синие ночи - все служило единой цели: на дармовщинку въехать в отдельно взятое, личное "светлое будущее". Работяги, просто честные люди, несмотря на свое явное численное преимущество, служили исключением из общего правила. А следовательно, своим существованием правила "халявы" подтверждали.

"Халява" оказалась ничуть не худшим экспортным товаром, чем автомат Калашникова и газовый конденсат. Шагнувший из средневековья в "социализм", зараженный русской "халявой", вооруженный автоматом вчерашний декханин стал грозной силой. Да и без декханина примеров экспорта "халявы" более чем достаточно.

Важно, что пристрастия халявщиков не претерпели существенных изменений. Шариковский принцип "все поделить" остается верным ориентиром. С верой в доброго "царя", с красным - по примеру нового курского губернатора - бантом, халявщики ждут новой раздачи. Печальная история метаморфоз Клима Чугункина их не исправит. Хотя - к чему так грустно, так мрачно? Один ответственный сотрудник органов, по роду своей службы призванный следить за внутренней безопасностью, так сказал про одного "гибэдэдэшника", нагло снимавшего дань прямо напротив штаб квартиры собственного ведомства, на Самотечной: "Ну вышел человек пообедать, ну не хватило рассчитаться... Не надо обобщений! Не надо!"

И в самом деле! Веселей! И - прошу к столу! Поспело!