Я в магазине на диване сижу-блаженствую в нирване, как здесь уютно, просто прелесть, куда-то все заботы делись, забыт родимый факультет, от коего один лишь вред, долги, дела, заботы, цены, передо мной такие сцены, передо мной такие клипы, как хороша ты чудо-липа, вот дядя колдрекс проглотил, вот парень в воду угодил, вот раму лопают людишки, вот шоколад грызут мальчишки, вот минтон, орбит, магги, пышка, вот отравилась ядом мышка, вот предлагается дубленка и девушка с фигурой тонкой, а вот и спальня с канделябром, а вот и девочка с кентавром, дитя восторженной улыбкой встречает новую присыпку, а полицейский по налогам глядит в глаза мне очень строго, а я налогов не боюсь, заткнись, дурак, умолкни, грусть, здесь только радость и восторг, вот тетя испекла пирог, вот юноша толкнул девицу, не надо на него сердиться, ведь он качок такой отчаянный и сбил ее совсем нечаянно, как пиво пенится игриво, как кофе смотрится красиво, какая шляпа на певице и платье - можно удавиться, и чаще нужно нам встречаться, по связи сотовой вязаться, газету "Труд" скорей менять, прокладки каждый день листать, ах нет, совсем наоборот, зачем-то вдруг мяукнул кот, ах да, он больше не воняет, он гигиену соблюдает при помощи аэрозоля, а поезд мчится в чистом поле, а поле так и колосится, а тушь ложится на ресницы, от макса-фактора помада, ведь это - то, что всем нам надо, я за себя вполне спокойна, поскольку этого достойна, достойна мчаться в иномарке, гулять с собачкой в чудном парке, иметь квартиру на Рублевке, нет, на Рублевке мне неловко, уж лучше где-нибудь в Майами, стоп, нет Майами на рекламе, но про него упоминали недавно в модном криминале, а может быть, и в новостях, по НТВ или в "Вестях" но мне-то это все равно, к чему реальность? есть кино, к чему любовь, когда есть секс? к чему есть хлеб, когда есть кекс? зачем природа и погода? врублю-ка лучше "Глас народа", зачем мечты и идеалы? я пробавляюсь виртуалом, реклама мне - отец и мать, а на реальность мне плевать. Вот только затекла нога, и жизнь ужасно дорога, и не уплачено за свет, поскольку денег в доме нет, долги-долги со всех сторон, боюсь, отключат телефон, компьютер вдруг забарахлил, в метро спуститься нету сил, там ловят мой трусливый взгляд старуха-нищенка, солдат, калека, инвалид безрукий, еще, еще, еще старухи, нет сил идти все время мимо, а нищета непроходима, бомжи, опоенные дети, да не могу на них смотреть я, ведь надо как-то пособить, одеть-обуть, умыть, как быть? куда бежать? где свет в туннеле? да что же это, в самом деле, я рассуждаю как марксистка - или к марксизму очень близко, а нынче в моде плюрализм и конституционализм, как только соберут налоги, бюджета хватит очень многим, достанет денег всем голодным, убогим, нищим, обделенным, униженным и оскорбленным, не знаю, скольким миллионам, займутся этим все министры, промышленники, финансисты, в кремлевских золотых палатах вопрос о пенсиях-зарплатах поставит мудрый госсовет - сплошь мужики, там женщин нет, там все порядочные люди, об исключеньях мы не будем, и смотрятся они солидно и размышляют дальновидно, в костюмах стильных, при часах, ну просто ох и просто ах, а что немного крутоваты и грузновато-староваты и выражаются не очень, так это как-то между прочим, у федерации субъектов полно спасительных проектов, у белых, розовых и красных полно задумок самых разных, ах, только бы придумать гимн, он жизненно необходим, а как же может быть иначе, ведь надо им достроить дачи, в оффшорах округлить счета, пускай потерпит нищета, пусть неудачники поплачут, а как же может быть иначе, но вот уже когда-нибудь мы набредем на светлый путь, и в нашем университете все будет, как везде на свете, исчезнут старые газеты из всех студенческих клозетов, и как в какой-нибудь Германии, бесплатным будет расписание, и будем кофе мы в буфете мешать, как и везде на свете, не вилкой, а нормальной ложкой, осталось ждать совсем немножко, лет двадцать-тридцать - ерунда, а что подохнем - не беда, другие нам придут на смену, и непременно, непременно дождь циркуляров прекратится, и просвещенье возродится, в двадцать второй счастливый век студент войдет, как человек, и будет новая прослойка пусть тонкой, но, быть может, стойкой.